Выше говорилось о том, что Агрикола приступил к переводу Нового Завета на финский язык еще во второй половине 1530-х гг. В принципе этот труд был завершен к 1543 г., поскольку известно, что именно тогда ректор кафедральной школы Турку обратился к королю с ходатайством об официальном разрешении на печатание финского перевода Нового Завета. Однако из-за трудностей финансирования это дело застопорилось на целых пять лет. Те же проблемы возникли спустя некоторое время и с изданием по-фински книг богослужебного характера. Помимо прижимистости короля, не последнюю роль сыграло и то обстоятельство, что в середине 1540-х гг. внутри кафедрального капитула Турку полного единства мнений по вопросу богослужебных преобразований, по-видимому, достигнуто еще не было.
6.1. Вследствие указанных причин первой печатной книгой Агриколы, увидевшей свет в 1543 г., стал Букварь (Abckiria). В том, что именно произведение подобного рода оказалось первой книгой, напечатанной по-фински, можно усмотреть свою логику. Как мы видели, на протяжении 1530 - 1540-х гг. одной из самых насущных проблем оставалось реформирование системы массового религиозного воспитания в духе новых принципов. Еще в 1529 г. церковный собор Шведского королевства, состоявшийся в городе Эребру, принял соответствующее постановление, что было подтверждено на Упсальском синоде 1536 г. и аналогичных собраниях в последующие годы, так что справедливо будет сказать, что появление Букваря Агриколы оказалось вполне своевременным. Своеобразие этой небольшой книжки состояло в том, что она не только научала основам чтения и счета, но и призвана была служить элементарным катехизисом. Как и многие другие реформаторы, ректор кафедральной школы Турку исходил из разработанного Эразмом Роттердамским принципа сочетания в школьном обучении образовательных задач с целями религиозно-этического характера, что особенно по душе было Меланхтону (Володарский 1999, 135). По этой причине финский автор включил в свою книжицу десять заповедей, апостольский Символ веры, тексты молитв «Отче наш» и Ангельского приветствия Богородице (Ave Maria), утренней и вечерней молитв, молитвы перед вкушением пищи, а также дал определение таинствам крещения, евхаристии и исповеди. По своему характеру его труд тяготел к т.н. каноническому катехизису, т.е. катехизису, не содержащему каких-либо разъяснений, а лишь дающему общеобязательные вероучительные определения и тексты (автором шведского канонического катехизиса, на который ориентировался Агрикола, был Олаус Петри).
Как показал сопоставительный анализ (Harviainen, Heininen, Huhtala 1990, 51-52 ss.), при подготовке своего Букваря Микаэль Агрикола опирался на Малый катехизис Лютера, а также на латинский катехизис Меланхтона и катехитический раздел, включенный в Постиллу Олауса Петри.
Известно, что уже в первые годы Реформации ее главные деятели столкнулись с необходимостью определить для каждой группы верующих ту «меру», в которой те могли толковать Св. Писание. Как следствие появились протестантские катехизисы, служившие своего рода “фильтрами” и помогавшие малосведущим людям ориентироваться в Слове Божием (Маграт 1994, 189). К примеру, Лютер в своих “Застольных речах” подчеркнул особую роль катехизиса в начальном религиозном воспитании, назвав его даже “Библией для мирян”: по словам реформатора, от катехизиса “уже по крайней мере та польза, что /благодаря ему/ простой народ больше не будет пребывать в рабстве у внешних обрядов” (Luther 1967, 28 s.). Лютер выделял четыре важнейших раздела, которые, по его мнению, должны были присутствовать во всех катехизисах, независимо от их направленности и адресата: десять заповедей, Символ веры, молитва “Отче наш” и краткое разъяснение таинств. Очевидно, Агрикола следовал именно этой схеме. Отметим любопытную параллель: в 1547 г. в Кёнигсберге на волне Реформации появилось первое печатное сочинение на литовском языке – Катехизис, принадлежавший перу лютеранского пастора М. Мажвидаса. Как и у Агриколы, эта книга (в названии которой отсутствует всякий намек на букварь или что-либо подобное) также открывалась азбукой. Указанное литовское сочинение интересно для нас тем, что оно появилось в сходных условиях удаленной северо-восточной окраины западного христианского мира, в стране, лишенной собственного литературного языка. О еще одной интересной параллели между этим произведением литовского реформатора и творчеством Агриколы мы скажем ниже, в связи с переводом Агриколой на финский язык Псалтири. В культурно-религиозном развитии Финляндии и стран Восточной Прибалтики этого периода существовало немало сходства, поскольку новые литературные языки появились здесь в отсутствие развитого этнического самосознания и политической независимости, что отличало их от тех же Дании или Швеции (об этом речь пойдет также в очерке об Эрике Соролайнене: см. разделы, посвященные его Постилле и Катехизису).
В Финляндии с ее малочисленным населением, 95 % которого (если не больше) составляли неграмотные крестьяне, проблема духовного просвещения широких масс стояла крайне остро, поэтому нет ничего удивительного в том, что Агрикола обратился к опыту немецких и шведских реформаторов, уже столкнувшихся с необходимостью составления элементарных руководств христианской веры. Несмотря на небольшой объем финского Букваря, в нем обнаруживаются следы разнородных влияний. Так, высказалось предположение, что при составлении этой книжки Агрикола воспользовался сохранившимися от Средневековья разрозненными записями на финском языке с изложением основ вероучения и главных молитв (Harviainen, Heininen, Huhtala 1990, 52 s.). С другой стороны, установлено (Pirinen 1962, 115 s.), что в изложении десяти заповедей Агрикола следовал интерпретации Эразма; помимо этого, в тексте апостольского Символа веры Агрикола при переводе слова “Церковь” употребил слово seurakunta, “община”, которое можно было бы перевести на русский и как “собрание верующих”: в этом он также подражал Эразму, который пожелал заменить традиционное слово ecclesia, ассоциировавшееся со средневековым коррумпированным католичеством, на слово congregatio, т.е. «сообщество», «собрание». Названные детали служат лишним подтверждением распространения идей библейского гуманизма и умеренного реформизма в церковной среде Турку начала 1540-х гг.
Небольшое (всего в десять строчек) стихотворное предисловие, обращенное, к “стару и младу” (wanha ia noori), обнаруживает знакомство автора с катехизисом Меланхтона, содержащим аналогичное введение, где особо подчеркнута необходимость сознательного усвоения главных христианских истин: не случайно Агрикола говорит, что Христос дарует Свою милость всем, кто усвоил основы Его учения (alcu oppi, досл. “начатки учения”). Фраза Агриколы о том, что “Закон душу подавляет, Христос же ее утешает”, явно служит отголоском популярного среди сторонников Реформации толкования Лютера на Послание к Галатам: в этом сочинении “отца Реформации” особый упор делается на словах апостола Павла о “проклятии Закона” и об освобождении от него, дарованном Христом (Гал. 3, 13-14). Тот же самый момент выделен и Меланхтоном в его фундаментальном сочинении “Общие принципы теологии”, где говорится, что Закон “угнетает и отягощает совесть людей” (цит. по: Pirinen 1962, 163 s.). Из сказанного видно, что Агрикола не только хранил верность духовным традициям своих финских наставников, но и следовал более радикальным идеям, к которым мог приобщиться во время учебы в Виттенберге.
6.2. Через год после издания ABCkiria, в 1544 г. в Стокгольме была напечатана Книга молитв, (Rucouskiria: ее полное название звучит как Книга библейских молитв, Rucouskiria Bibliasta). Сам факт ее издания – учитывая, что именно тогда Агриколе не удалось изыскать средств для напечатания готового перевода Нового Завета, - кажется необычным. Объяснить это можно, скорее всего, тем, что Георгу Норману, к которому Агрикола обратился с ходатайством о выделении средств для напечатания “Книги молитв”, проще было выхлопотать у короля разрешение и, главное, деньги на издание труда именно такого характера: “Книга молитв” могла быть отнесена к разряду душеполезной литературы, о необходимости издания которой много говорилось в те годы. Что же касается переводов Священного Писания, то здесь всё обстояло сложнее, поскольку на это дело смотрели как на крайне ответственное государственное предприятие, предполагавшее обязательное одобрение со стороны епископа и капитула. Известно, что в середине 1540-х гг. перевод Агриколы еще не был признан всем епархиальным начальством Турку (об этом речь пойдет далее в связи с историей агриколова перевода Нового Завета).
