Полчаса мы катаемся в закрытом манеже по кругу, чтобы привыкнуть к правильной посадке да и к самой лошади. Мы с Питом одеты в темные бархатные костюмы для верховой езды. У меня получается не очень, зато Пит легко осваивает езду трусцой. Потом инструкторы выводят наших лошадей на закольцованную лесную тропинку. Мне страшно, что нас выпускают на нее одних, но лошади идут спокойно, видимо знают дорогу наизусть.

Мне в голову приходит безумная мысль сбежать, скрыться в лесу, в горах. Но куда денешься, когда в 12-м сидят заложники. И я решаю немного отпустить эти мысли и просто насладиться моментом. Получается не так уж плохо. Кажется, я еще не разучилась радоваться. В конце концов, моя тюрьма оказалась не такой уж невыносимой, как мне казалось в начале. Пит едет рядом, он просто в восторге от лошадей. И его радость, кажется, передается и мне. Остаток пути мы делимся впечатлениями и довольно искренне улыбаемся друг другу.

Вечером нас везут обратно в город и готовят к заключительной части дня особенно тщательно. На мне красивое вечернее платье. Оно темного красно-фиолетового цвета, с небольшим вырезом сбоку и одной широкой лямкой. Оно делает меня на несколько лет старше и намного женственнее. Но мне в нем совершенно неуютно. Туфли на довольно высоком каблуке. С мольбой смотрю на Эффи, прошу подыскать что-то попроще, но она неумолима. Волосы приподнимают вверх, а лицо обрамляют свободно льющиеся волнистые локоны. Я красивая, но не узнаю себя. Меня оставляют одну на крыше какого-то очень высокого здания, с которого открывается вид на центр города. Накрыт стол со свечами и играет медленная музыка. Мне сразу вспоминается крыша тренировочного центра. Но здесь все пышно украшено золотом – спинки диванчиков в глубине помещения, золотые канделябры, беседка, окаймляющая стол, перила. Все золотое. И много цветущих в кадках чайных роз. От их запаха тут же вспоминается президент Сноу и начинает подташнивать. И это в тот момент, когда для меня начинается самая сложная часть сегодняшнего задания. Из-за навязчиво романтичной атмосферы мне становится совсем не по себе. Организаторы подталкивают нас с Питом все ближе друг другу, надеясь, что мы потеряем контроль и выдадим что-то не столь сдержанное, как все, что было до этого. Видимо, наши сухие поцелуи всем порядком приелись.

Я оборачиваюсь на звук шагов и вижу медленно идущего ко мне Пита. От смущения он шаркает искусственной ногой больше обычного. Его тоже одели так, что он совсем не выглядит мальчишкой из 12-го дистрикта. Только сейчас я замечаю, что черты его лица стали более жесткими. Или это игра света?

Наконец он осмеливается поднять на меня глаза и осмотреть с ног до головы. Я слышу, как он хрипловатым голосом говорит:

- Ты такая красивая.

Я улыбаюсь, и он торжественно ведет меня за руку к столу. Видимо Эффи научила.

На столе ни одного безалкогольного напитка. Зарекаюсь, что не буду пить. И только символически касаюсь шампанского в бокале, когда Пит со мной чокается. Замечаю, что он тоже почти не пьет. И это немного успокаивает. Со стороны мы наверно выглядим сейчас скованно и напряженно.

После насыщенного дня первое время мы только молча звеним тарелками. Это единственный перерыв, когда можно немного побыть собой, подумать, что говорить дальше и просто насладиться безумно вкусной капитолийской едой. Я едва сдерживаю себя, чтобы не бросать еду в рот громадными кусками. Но когда с основным объемом блюд мы управились, оттягивать больше нельзя. Надо говорить о чем-то романтическом… чем больше я думаю, что бы такого сказать, тем меньше в голове идей. У Пита, видимо, тоже фантазия поиссякла, поэтому спустя минуту неловкого молчания, он предлагает мне просто потанцевать.

Я не представляю, как танцевать под такую музыку. У нас в дистрикте танцы совсем другие, веселые, задорные. А под такую мелодию в голову как-то не приходят подобающие движения. Меня выручает Пит, который говорит, что во время подготовки к интервью, Эффи немного научила его светскому вечернему танцу на случай, если он выберется с Арены живым.

- У меня до таких изысканных умений дело не дошло, - смеюсь я. – Мне едва хватило времени научиться ходить на каблуках и в вечернем платье.

- Судя по тому, что ты сейчас не падаешь, урок Эффи не прошел даром.

- И правда.

Пит держит меня одной рукой за талию, а в другой покоится моя рука. Мы медленно переступаем с ноги на ногу, делая небольшие кружки на полу. Я стараюсь держаться от Пита подальше, но его дыхание все равно обжигает мне щеку и заставляет ее гореть от румянца. От высоких каблуков ноги начинают болеть, и мы снова садимся за стол.

- Пит, ты не против, если я совсем сниму эти туфли? – говорю я, и, морщась, разминаю себе уставшие ноги.

- Не против. В конце концов это наш вечер. И нам должно быть хорошо.

После еды и танца ужасно хочется пить. Я вздыхаю и делаю глоток шампанского. Напиток не кажется сильно крепким, так что я не выдерживаю и выпиваю бокал залпом. Пит удивлен, но свой бокал не трогает. Зато мне наливает новый.

- Эй! Ты что, хочешь меня напоить? – с возмущением спрашиваю я.

Он опешил.

- Нет, извини, просто по привычке так сделал.

- Что еще за привычка?

- Отец меня учил, что бокал рядом сидящей женщины во время застолья надо всегда наполнять.

- Интересно, у нас ничего подобного не было. Расскажи, а как в вашей семье обычно проходят праздники?

- Ничего особенного, - Пит как будто не слишком рад рассказывать о буднях своей семьи, но продолжает. – Обычно мы отмечаем только дни рождения и новый год. В гости приходят пара-тройка соседних семей, приносят с собой еду и небольшие, но обычно какие-нибудь полезные в хозяйстве подарки.

- Например?

За разговором Пит незаметно для себя выпивает свой бокал шампанского и продолжает:

- Например, деревянную лопатку, пару добротных ботинок или самодельный фартук. Все очень простенькое, но новое. Я люблю новые вещи, в них как будто бы есть какая-то магия, которая поднимает тебе настроение. Потом все садятся за стол, болтают. Ну в общем-то и все.

- И никаких танцев?

- Нет. Как-то в нашей семье это не принято. Если приходят ребята из школы, то мы с братьями зовем их с собой наверх в нашу комнату, чтобы там поболтать или в карты поиграть, а взрослые остаются внизу.

Вроде бы Пит не рассказывает ничего грустного, но лицо его почему-то теряет улыбку от воспоминаний о доме. Он выпивает второй бокал. Меня это нервирует, и тогда я сама зову Пита потанцевать. Лишь бы подальше от стола с его соблазнами. Без туфель куда лучше, но ноги слегка ватные от шампанского. Поэтому невольно я держусь за своего партнера куда больше, чем хотелось бы. Наши лица близко, слишком близко, поэтому я поворачиваюсь к Питу щекой, чтобы не смотреть в его замутненные нежностью и алкоголем глаза.

- Знаешь, какой кошмар мне снится ночь за ночью? - тихо говорит Пит.

- Какой?

- Я вижу, как ты умираешь на Арене у меня на глазах, а я ничего не могу поделать. Каждый раз мне что-то мешает тебя спасти.

- Да уж, - только и говорю я. А Пит слегка касается лбом моих волос.

Могу ли я снова списать все на действие алкоголя? Но в какой-то момент я обнимаю парня обеими руками за шею, а он кладет руки мне на талию. Мы продолжаем машинально делать круги, двигаясь совсем не в такт. Мне совсем не хочется отпускать Пита. Тепло и безопасно. А еще запах его кожи отвлекает меня от душного аромата роз. Пальцы Пита едва заметно шевелятся на моей талии, отчего в груди растет тревожное волнительное чувство от нашей близости. Я бы не смогла сейчас взглянуть в его лицо, даже если бы захотела. Наши щеки соприкасаются, а от дыхания Пита по шее бегут мурашки. Слишком опасно, слишком горячо.

- Ты сжигаешь меня, Огненная Китнисс, - шепчет Пит и зарывается лицом в мои волосы. Его руки замирают на моей спине и прижимают меня еще ближе к его телу. Становится тяжело дышать, но я не отпускаю его и томлюсь в этой новой, непонятной для меня агонии. Несмело касаюсь его волос, провожу по ним рукой. Кажется, это доводит Пита до точки, и он как в лихорадке ищет мои губы. И находит.