— Маттиас, от Мальмё далеко ехать до Дании? — спросила Ева.

— Около получаса, — отозвался он. Маттиас с самого утра выглядел задумчивым и всю дорогу дремал, прислонившись щекой к оконному стеклу.

— Значит, завтра можно не вставать так рано? — уточнила Альма.

— Нам надо пересечь границу утром, — напомнил ей Густав, — иначе ничего не успеем посмотреть… Выедем сразу после завтрака.

— Твой отчим купил столько сидра, будто нас двадцать пять, а не пятеро, — вздохнула Ева.

— Тоже мне проблема, — фыркнул Густав. — Сегодня суббота, нам всё равно не достать ничего другого*. Что есть, то есть.

За чертой города ехать стало легче. Поток автомобилей уменьшился, а девушки старались не отвлекать меня и о чём-то тихо переговаривались на заднем сиденье. Вдоль дороги мелькали лишь сосны, сильно усыпанные снегом. Он падал мокрыми хлопьями на лобовое стекло — настоящая напасть. Густав заранее предупреждал о поворотах и внимательно смотрел на карту, отмечая пункты, которые мы уже проехали. Штурман из него был не очень — пару раз мы всё-таки сделали изрядный крюк, поэтому добрались до Мальмё, когда часы уже показывали четыре.

Я приезжал в Мальмё несколько раз, с мамой: в детстве она иногда возила меня в театр и зоопарк. Ориентировался я плохо, поэтому Маттиас периодически подсказывал мне, куда сворачивать — он знал город, как свои пять пальцев, особенно район бывшей портовой зоны, где жил до переезда. Оглядываясь по сторонам, я заметил, что с годами ничего не изменилось. В Мальмё вечно что-то строится — над зданиями возвышались строительные краны, а часть дорог закрыли на ремонт.

Как только мы припарковались у отеля, я закинул вещи в комнату и вышел на улицу — выкурить несколько сигарет. От этой привычки я пытался отказаться ещё год назад, но каждый раз, как оказывался за рулём, испытывал непреодолимое желание купить новую пачку. В центр мы спокойно доехали на автобусе и остановились в ресторане, чтобы заказать чего-нибудь горячего. В тот день даже Альма сделала исключение и с радостью съела яблоко в карамели, которое ей купил Густав на Лилла Торг*. В общем, день выдался хороший: мы просто гуляли вдоль незнакомых улиц, которые снегопад как будто превращал в рождественские декорации, пока совсем не стемнело. Даже сидр практически не пригодился: опустошив пару баночек, мы все разошлись по номерам.

Я так устал за день, что, поднявшись в номер, подключил телефон заряжаться и так и сидел на полу, пытаясь пройти уровень какой-то аркады на КПК*. Новости по телевизору нагоняли тоску, «Властелин колец» крутили только с субтитрами, а вникать в английскую речь было лень. Неожиданно в дверь постучали, и я встрепенулся.

— Ханнес, ты ещё не спишь?

Я ждал, что Маттиас придёт. Мы практически не разговаривали в школе, хотя со времени той прогулки прошло недели четыре. Он по-прежнему сидел рядом во время ланча, но не приглашал меня домой и не ждал после занятий. Как-то раз я встретил в супермаркете его мать и помог ей донести сумки; она предложила зайти, но я под каким-то нелепым предлогом отказался.

— Заходи, — пригласил его я.— Дверь открыта. У меня здесь вечеринка, — кивнул я в сторону телевизора.

— С «Властелином колец»? Составлю тебе компанию, — улыбнулся он и сел рядом со мной на полу. — Мы давно нормально не общались.

— Каждый день видимся в школе.

— Ты знаешь, о чём я.

Некоторое время мы просто сидели молча. Он допивал свой сидр, а я продолжал проходить один и тот же уровень — безуспешно.

— Ну всё, тебе восемнадцать, — прошептал он, оглянувшись на часы. Они только что пробили полночь, и секундная стрелка начала отсчитывать первые мгновения нового дня. — Значит, можно показать тебе подарок. Закрой глаза.

Ситуация казалось непривычной — мы остались наедине посреди ночи, в комнате отеля, куда никто не мог заявиться без предупреждения. Я привык к ужинам за общим столом или недолгим прогулкам, но тогда меня охватило странное волнение.

Я выполнил его просьбу. Маттиас ненадолго вышел из комнаты, а когда вернулся, вложил что-то мне в руку. Я открыл глаза и даже при тусклом свете прикроватной лампы без труда различил, что это билеты на финал чемпионата Швеции по футболу.

— Боже мой, это же куча денег… — пробормотал я, не веря в своё счастье. Я просил Ларса достать билеты на матч, но он отказался — мы были вынуждены сильно экономить из-за переезда и грядущей покупки машины, иногда даже на элементарных вещах. — Откуда?

— Какая разница? — усмехнулся он, как будто такие подарки — обычное дело. Не помню, тратил ли кто-то помимо родителей такие большие деньги лишь для того, чтобы порадовать меня.

— Спасибо! — воскликнул я. — Спасибо тебе огромное, правда. Я ещё не видел остальных подарков, но это точно лучший.

— Даже лучше «сааба»?

— Однозначно.

— Ну, отлично. Поедешь, с кем захочешь, добраться до города теперь не проблема…

— Это даже не обсуждается, — помотал головой я, — со мной поедешь ты. Слушай, я, правда, не знал, что тебе сказать после этой ёбаной дискотеки и целыми днями не находил себе места… ты зря связался со мной, всё время выходит какая-то лажа.

— Скажи честно, ты жалеешь? Иногда мне кажется, что я зря полез к тебе с признаниями. У тебя всё было нормально…

— Я тоже часто думал об этом, — признал я. — Но знаешь, нет, не жалею. Может, если бы мы не встретились, всё было бы проще… Но в этом было много хорошего.

В любом случае, пути назад не было, как бы патетично это ни звучало. То, что от этой симпатии нельзя просто избавиться, я понял уже давно.

Однажды когда Бригитта доделывала уроки — я тогда остался у неё ночевать — я собрался в душ, включил чуть тёплую воду и подрочил, почему-то особенно ясно вспомнив день, когда мы с ним зашли чуть дальше, чем обычно. Тепло его кожи, звонкий голос, то, что он шептал мне на ухо — всё это очень прочно запечатлелось в памяти. Кончив, я ещё долго стоял под прохладным душем и отходил от накрывшего оргазма. Тогда я три недели не прикасался к нему, и это вылилось в несвойственные мне жалкие порывы. Порадовавшись, что этот позор останется за стенами ванной комнаты, я оделся и сразу завалился спать, сославшись на усталость после тренировки.

После того случая я перестал отрицать очевидное — наши с ним отношения значат для меня больше, чем хотелось бы. В ту же ночь, засыпая, я решил, что позову Маттиаса на день рождения, хотя до этого планировал позвать только троих друзей. Мне хотелось, чтобы он поехал: неважно, произойдёт что-то между нами или нет.

— Ты никогда не был моим парнем, Ханнес, — подметил он. — И мне не нужно официальности. Но я не хочу опять оказаться чьей-то «ошибкой молодости».

— Опять? — нахмурился я. — Ты про кого сейчас говоришь?

— Неважно, — пробормотал он, будто не желая погружаться в неприятные воспоминания.

Прокручивая в памяти наши разговоры, я совсем недавно осознал, что никогда не выражал своих чувств словами. Мне казалось, что всё и так очевидно, и не утруждал себя неловкими признаниями. Мне ничего не стоило признать, что я хочу его. Но это ведь совсем другое. Такие слова можно сказать и тому, кого знаешь совсем недавно — для этого необязательно влюбляться.

— Иди сюда, — я наклонился и поцеловал его губы, на которых всё ещё оставался сладковатый и терпкий вкус сидра. Сколько бы я ни старался показаться безучастным, в итоге перестал замечать хоть что-то, кроме светлых волос, которые то и дело спадали ему на лоб и мягкого вкуса его рта.

Возбуждение очень быстро затмило все другие ощущения, всё это было слишком знакомо и по-прежнему волнующе. Покой тесной комнатки, приглушенный свет, то, как он потихоньку опустился на пол и реагировал на мои прикосновения… В конечном итоге, ночью мы все становимся самими собой, и в спальне остаются просто два человека, которым хорошо друг с другом, без каких-либо условностей.

— Ханнес…

— Да?

— Привстань, — попросил Маттиас. И я сел, прислонившись спиной к стене, и только тогда заметил, что дыхание сбилось, как после бега. Тонкие пальцы по очереди расстегнули пуговицы моей рубашки, на короткое мгновение задержались на обнажившейся коже и невесомо прошлись до ткани джинсов. Возникло ощущение, что всё это происходит во сне, потому что реальность оказалась даже лучше фантазий, которые я рисовал в воображении с того дня, как мы перестали видеться. Ненадолго отстранившись, Маттиас вновь мягко погладил меня по щеке, прежде чем коснуться губами шеи — он уже отлично знал, что именно мне нравилось.