Гермиона сидела в шоке, одолеваемая болезненным чувством.

Это… Это было так неправильно.

Она не ожидала услышать, что первое убийство она совершила не по своей воле.

Первое убийство… И Волан-де-Морт заставил ее сделать это.

Неудивительно, что она молчала об этом. Это противоречило самой Беллатрикс. Она была самым верным, самым преданным его последователем, по ее собственному заявлению. Все это знали.

Но она не всегда была такой, и все это мигало в голове Гермионы словно неоновая вывеска сквозь дымовую завесу.

Каким чертовым зельем поил Волан-де-Морт Беллатрикс все эти годы?

Все поплыло в ее голове, не совпадающие кусочки головоломки, она пыталась соединить все сразу. Безумие.

— Я не могу вспомнить ничего с того момента, как я произнесла проклятие. Я не знаю, что это было, и что оно сделало с тем человеком, потому что после того, как заклинание слетело с моих губ, все померкло, — тихо сказала женщина.

Она была совершенно спокойна, кроме того маленького факта, что все это время она скручивала ворсу ковра так сильно, что она отрывалась. Гермиона хотела схватить ее за руку и сжать, чтобы ведьма остановилась, но она знала, что это не будет лучшим поступком.

— Темный Лорд стер мои воспоминания. Последнее, что я помню обо всем этом, это то, как он закрывает ту дверь наверху и предупреждает меня, что если я еще хоть раз ослушаюсь его, он уничтожит то, что лежит за ней. Он не сказал, что это было, но он сказал, что это самое ценное для меня. Я поверила. С этого дня я регулярно пила зелье… Вот так это было.

Так просто произнесла Беллатрикс.

Некоторое время они молчали, пока Гермиона переваривала информацию, а затем ведьма снова заговорила.

— Я даже не могу вспомнить, совершила ли я это под проклятием, или под влиянием зелья. Хотя, без разницы. Последствия от этого не меняются. Это был первый человек, которого я убила… И я даже не знаю его имени, — пробормотала Беллатрикс, наблюдая за танцующим пламенем.

По крайней мере, Гермиона ощущала сожаление ведьмы.

Это было невероятно, но это отстраненное выражение на лице говорило лучше всяких слов.

Неужели этот момент полностью толкнул ее в темноту? Это то, что заставило ее превратиться в женщину, которой она стала, в фанатика, почитавшего Волан-де-Морта, словно бога?

Это было зелье? Или же выбор? Или же она настолько поверила в россказни других, что сама поверила в свое безумие?

Гермиона почти озвучила свои мысли, когда Беллатрикс, наконец, повернулась к ней. Ее полуприкрытые глаза выражали нечитаемые эмоции, и ее усмешка выражала что-то между отрешённостью и холодом, выражение, которое гриффиндорка почти успела забыть.

— Ты уверена, что хочешь услышать остальное? Ты знаешь имена всех других не хуже меня, малышка, — саркастично произнесла ведьма.

Она собиралась ранить, пряча свою уязвимость за стенами яда и сарказма, как и всегда.

Гермиона сглотнула.

Ей все еще нужно было услышать остальных. Ей нужно было услышать имена ее друзей.

Добби. Сириус. Люпин. Тонкс.

Все мертвы от руки Беллатрикс.

Но Гермиона боялась.

Все пошло не так, как она ожидала, задавая тот несчастный вопрос. Он был произнесен от злобы, частично чтобы найти себе оправдание и, возможно, наказать себя за свои поступки, но она получила обратное.

Она боялась, что остальные ответы Беллатрикс будут такими же. Она боялась, что в ней зарождается сочувствие к тому, через что прошла Пожирательница. Что, если остальные истории будут вызывать у нее подобные чувства? Что если они были совершены не из предполагаемой кровожадности ведьмы, что если Беллатрикс окажется не порождением ада?

Нет. Она не может сделать этого. Она не может позволить этому случиться.

На долю секунды она посмела себе думать, будто существовали какие-то оправдания их смерти… Их убийства.

Гермиона больше не могла бороться против себя самой. Если бы она продолжила так думать, она бы стала ужасным человеком.

Потому что я спала с ней, зная обо всем… До всего этого разговора. Как будто все это имеет значение!

Боже, я не могу это сделать.

— Думаю, я могу открыть эту дверь, — в панике выпалила Гермиона, отчаянно пытаясь перескочить с темы.

Она ужасно жалела о том, что вообще подняла ее. Она должна была предвидеть все последствия.

Реальность залезала ей под кожу, она была совершенно не готова к этому.

Беллатрикс резко взглянула на нее обжигающим взглядом.

— Что? Не глупи, девочка. Сам Темный Лорд очаровал ту дверь, она откроется только с его руки, и если я не могу пройти сквозь нее, никто не сможет, — огрызнулась ведьма.

Ее реакция слишком много сказала Гермионе. Беллатрикс по-настоящему верила, что то, что лежало за дверью, было для нее чем-то ценным, самым ценным.

Было удивительно слышать от Беллатрикс не самые теплые нотки в голосе, когда она произносила его имя. На самом деле, это было поразительно. Но после смерти Волан-де-Морта прошло немало времени. Даже после смерти он оказывал на нее такое влияние. Она была раздираема ужасной скорбью, когда говорила о нем раньше, была подобна раненому зверю, но теперь говорила о нем без каких-либо намеков на безумную ярость, или же боль.

Неужели Беллатрикс, наконец, отпустила бессмысленную преданность своему любимому Темному Лорду?

Это было маловероятно, хотя все указывало именно на это. Он запретил ей входить в ту комнату, но она ослушалась его и начала пытаться.

Или, может быть, она слишком отчаянно хотела оказаться за дверью.

— Я могу, — твердо ответила Гермиона. — По крайней мере, я надеюсь, что смогу.

Все, что угодно, только бы сбежать от этой сокрушительной вины внутри.

К счастью, Беллатрикс сразу попалась на приманку и благополучно забыла об их теме. Огонь вины обжигал гриффиндорку изнутри, но она дала себе обещание, что обязательно вернется к этой теме и услышит заветные имена, как бы больно ей ни было, и примет то, что сделала, как это сделала сама Пожирательница.

Только… Не сейчас.

— Я испробовала все на свете, чтобы открыть проклятую дверь, и ты думаешь, что знаешь, как это сделать? — с издевкой начала ведьма.

— Да, — настаивала Гермиона, оскорбленная мнением Беллатрикс об ее способностях.

— И как именно святая, гениальная, золотая девочка планирует открыть неоткрываемую дверь? — произнесла с той же издевкой Беллатрикс, понизив голос.

— На самом деле все довольно просто, — триумфально произнесла Гермиона, заставляя Беллатрикс уставиться на нее.

Нет. В эту игру играют двое.

— Ну? — нетерпеливо потребовала Беллатрикс, когда Гермиона взяла паузу, чтобы накалить момент.

Гермиона ухмыльнулась, а затем поспешила озвучить мысль, наблюдая как лопается терпение Пожирательницы.

Раздраженная Беллатрикс, в общем-то, была забавным зрелищем ровно на пару секунд, пока не превращалась во что-то зловещее.

— Парселтанг, — заявила Гермиона.

Был резкий удар по ковру.

— Ты снова решила меня выбесить? Потому что я действительно могу очень мерзко проклясть твой рот, — начала угрожать ведьма.

— Я серьезно. Без обид, но это своего рода фишка Вол… Знаешь-Кого, — быстро поправила себя Гермиона, когда глаза Беллатрикс опасно сверкнули.

Конечно же, ее преданность никуда не делась, но, возможно, слегка потускнела.

— Его фишка?

— Да, бегая с Гарри все эти годы, ты как бы начинаешь разбираться во всем этом деле. И Ты-Знаешь-Кто был одним из немногих людей, кто мог осилить заклинания на Парселтанге. К тому же, ему не особо нужно было беспокоиться о мудреных проклятиях и заклинаниях, в особенности потому, что только двое знали об этой двери, к тому же он знал, что ты не слишком будешь стараться пройти через дверь, учитывая твою преданность, — спокойно произнесла Гермиона, уверенная в своей правоте.

Легче всего было сосредоточиться на этом вместо остального. Она сразу отсеивала внутренние проблемы, когда решала увлекательную задачу.