Беллатрикс смеялась.
Гермиона возмущенно сплюнула остатки пены в раковину, а затем вытащила свою палочку, намереваясь действовать, и внезапно замерла.
Пожирательница смерти не просто смеялась, она хохотала, и этот звук не был похож ни на что из того, что Гермиона слышала ранее. Смех не был небрежным или насмешливым.
Беллатрикс откинула голову, держась рукой за живот, и смеялась, смеялась, смеялась. На ее великолепном аристократическом лице была видна неподдельная радость без тени злобы. Гермиона никогда не наблюдала такого истинного восторга у Пожирательницы, и ее ярость будто рукой сняло.
Она такая красивая…
Хихиканье Беллатрикс было невероятно заразным, и прежде чем она смогла это контролировать, Гермиона тоже ухмыльнулась.
— Тебе показалось это забавным? — саркастически произнесла она, когда Беллатрикс продолжала хихикать, несмотря на все старания успокоиться.
— Это было ужасно весело, — протянула ведьма с улыбкой от уха до уха.
Она снова захихикала, когда Гермиона с кислым выражением лица и внезапной икотой выпустила в воздух одинокий розовый пузырек.
Ладно. В эту игру могут играть двое!
— Действительно? Риктусемпра! — воскликнула Гермиона, и кухню озарила яркая серебристая вспышка.
Беллатрикс выпучила глаза в шоке, а потом согнулась пополам в приступе истерического хохота, когда заклятие щекотки приступило к действию.
— Все еще весело? — крикнула Гермиона, ухмыльнувшись в ответ на безумный смех женщины, которая внезапно сердито глянула в ответ, несмотря на щекотливое в буквальном смысле положение.
Взгляд темных глаз заставил Гермиону смутиться: она пересекла черту? Неужели Беллатрикс слишком разошлась от безумного смеха?
Внезапно она осознала, что раньше они обменивались заклинаниями только для того, чтобы ранить. В особенности это касалось Беллатрикс.
Но волноваться было незачем.
— Я не з-знаю, малышка, это ты м-мне с-скажи! Таранталлегра! — выдохнула Беллатрикс, вытянув палочку в направлении Гермионы, прежде чем она могла среагировать.
Гермиона вскрикнула и попятилась к стойке, чтобы опереться руками и сохранить равновесие, когда ее ноги внезапно начали отбивать странный танец. Через некоторое время ей удалось сбросить заклинание, и в то же время Беллатрикс, наконец, избавилась от своего заклятья, направляясь прямо к Гермионе.
Она взвизгнула, а затем рассмеялась, когда ведьма начала бороться с ней, бормоча множество ругательств и озвучивая пустые угрозы. Пожирательница, криво усмехаясь, отложила свою палочку в сторону, не забывая при этом прижимать Гермиону к стойке.
Это было глупо и смешно, и самое забавное за все время, проведенное здесь. Она не могла вспомнить, когда в последний раз смеялась так свободно и ощущала себя такой беззаботной. Тот факт, что Беллатрикс была причиной, лишь улучшало ситуацию.
Она никогда не видела игривую сторону ведьмы. Она даже не предполагала, что такая сторона вообще существует.
А потом они снова целовались, затаив дыхание. Беллатрикс прижимала ее к стойке своими бедрами, отпустив запястья Гермионы, чтобы схватить ее лицо обеими руками и крепко держать за щеки, а она прижималась в ответ, обняв за шею.
Они целовались, целовались и целовались, и эндорфины дурманили разум Гермионы, наполняя теплом все естество, пока она не захотела ничего, кроме как полностью слиться с Беллатрикс, стать единым целым.
Она не хотела прекращать этот поцелуй никогда. Ее наполняло давно забытое счастье, теперь навсегда имеющее запах сосны и ладана, и вкус полных губ, и ощущение запутанных кудрей под пальцами…
Улыбки и смешки быстро превратились в тяжелые вздохи и стоны, а Беллатрикс перешла на шепот:
— Как насчет того, чтобы показать мне, насколько твой рот действительно порочен?
Гермиона опустилась на колени, в смущении наблюдая, как Беллатрикс, ухмыляясь, задирает свои длинные черные юбки.
Гермиона ахнула. У ведьмы не было нижнего белья.
Она уже была влажной и блестящей в свете кухни. Гермиона, ни секунды не колебавшись, полностью опустила лицо во влажные складки, а затем испуганно дернулась, когда Беллатрикс запустила пальцы в ее волосы, удерживая одной рукой, а другой цепляясь за ее мантию.
Гермиона знающим движением языка коснулась всех сверхчувствительных точек у входа, а затем прошлась вокруг клитора ведьмы, намеренно дразня. Она знала, что Беллатрикс терпеть не может подобное, но искушение было слишком велико, и она обязана была вернуть должок.
Однако, к изумлению Гермионы, вместо того, чтобы дергать ее за кудри, как обычно, Беллатрикс гортанно застонала и провела пальцами по ее волосам снова и снова. Гермиона чувствовала себя потрясающе, когда Беллатрикс притянула ее ближе, к самому центру.
— Хорошая, хорошая девочка… Боже, ты так хороша, — стонала Беллатрикс.
Женщина была очень сладкой, и Гермиона была удивлена нестандартной реакцией ведьмы, ощущая нарастающее тепло в груди. Это чувство переросло в сильное желание угодить и подарить ласку, она поцеловала набухший клитор, а затем нежно втянула его в рот.
— Да! — был единственный ответ.
Через несколько мгновений, когда Беллатрикс кончала, не было слышно ни «малышка», ни «грязнокровка», или «дорогуша» как много раз до этого.
— Гермиона, — выдохнула Беллатрикс, когда ее бедра тряслись, а голос был сиплым.
Гермиона подняла глаза, поразившись так сладко и отчаянно произнесенному имени. Никогда прежде она не слышала ничего подобного от ведьмы.
Вот как ее имя звучало в голове Беллатрикс? Поэтому она предпочитала не произносить его?
Она встретила пронзительный темный взгляд, когда лицо женщины исказилось в судорогах удовольствия.
У Гермионы перехватило дыхание от увиденного, от такого выражения на лице, адресованного ей, вызванного ею, для нее. Это было то самое выражение, когда Гермиона случайно ловила тайные взгляды на себе? Разве так ведьма на нее смотрела?
Ее сердце сжалось, и она снова ощутила прилив странного тепла в груди, словно солнце.
Инстинктивно она начала сосать сильнее, и Беллатрикс выругалась, дрожа, когда новая волна прошла через тело. Крик ведьмы был настолько уязвим, что Гермиона действительно ахнула.
Она никогда не видела такую Беллатрикс, даже не слышала, и почему-то ей казалось, что сейчас она наблюдает настоящие чувства женщины к ней. От этого осознания внутри все перевернулось, и, кажется, Беллатрикс тоже это поняла.
Она мгновенно оборвала момент.
— Хватит! — внезапно прорычала Беллатрикс, желая вернуть хоть толику самоконтроля.
Она подняла Гермиону на ноги так быстро, что голова закружилась.
У гриффиндорки не было даже возможности попытаться понять, почему ее переполняло тепло из-за того, что творилось с ведьмой в последние несколько минут, потому что Беллатрикс не собиралась позволять ей думать. Резкое движение между ее бедер, и рука ведьмы скользнула прямо в ее нижнее белье, и она не могла ничего сделать, кроме как вскрикнуть, когда пальцы Беллатрикс быстро сжали ее набухший скользкий клитор.
Гермиона довольно быстро узнала, что ведьме ничего не стоило привести ее к пику. Из-за собственной чувствительности и женщины, которая точно знала, как надо к ней прикасаться, она никогда не держалась долго.
Беллатрикс подарила ей тяжелый поцелуй, а затем снова провела пальцами по клитору, плавно рисуя круги и задевая сотни чувствительных нервов, заставляя хныкать от удовольствия.
Через несколько секунд Беллатрикс резко убрала руку, и Гермиона ощутила досаду от того, как сильно ее тело нуждалось в этой ведьме.
— Беллатрикс, Белла, пожалуйста, пожалуйста, — молила Гермиона, желая необходимого трения.
Она не хотела, чтобы это заканчивалось. Не хотела терять момент, позволять Беллатрикс вести, но прямо сейчас она была бессильна.
Беллатрикс успешно проигнорировала ее просьбу, убрав влажную руку. Внезапно она впилась яростным поцелуем в шею Гермионы, сбивая ее с толку. Она не понимала этого. Зубы сжимали ее в пульсирующей точке, а Пожирательница дышала так хаотично, втягивая нежную кожу в рот. Гермиона вздрогнула от боли.
