Я не буду показывать ей свою слабость, черт возьми. Я не позволю ей увидеть, как я сломаюсь.

— Ты действительно считаешь, что мои друзья такие же? — мгновенно спросила она.

Тревожный взгляд ведьмы смягчился, когда Гермиона вернула себе контроль и вздернула подбородок с достоинством, отказываясь демонстрировать смущение от уязвимости. Она была слишком горда, чтобы демонстрировать подобное.

Что-то мелькнуло в темном взгляде, будто женщина была впечатлена, а может Гермиона уже бредила, и это было что-то иное.

— Я действительно так считаю, — без сарказма ответила Беллатрикс злобным, и в то же время горьким голосом.

Из всех людей на свете, мнение Пожирательницы смерти не должно было влиять на нее, но ведьма пережила тоже самое, отражая те же сомнения и опасения.

Они действительно оставили меня здесь. Они позволили бы ей убить меня.

Гермиона прикрыла глаза, снова ощутив слезы на щеках. Ей не хватало сил, чтобы скрыть боль.

— Я бы никогда так с ними не поступила, — выдохнула она.

Она открыла рот, глубоко вдохнув, чтобы не разреветься, а после постаралась затолкать боль в самые темные уголки ее сердца.

Беллатрикс смотрела на нее так, будто искала что-то.

Ирония была еще и в том, что те, кто решительно боролись против сущего зла, отдали ее прямо в лапы этого зла, спасшего ей в последствии жизнь.

Гермиона почти рассмеялась.

Вместо этого она вздохнула, желая уйти прежде, чем Беллатрикс вспомнит причину того, почему она была так испугана.

— Оставайся со мной, — резко произнесла Беллатрикс.

Гермиона подняла голову.

Что?

Лицо темной ведьмы не выражало бы ни единой эмоции для любого, кроме Гермионы. Только она могла заметить, что, несмотря на преувеличенно безразличное выражение лица, Беллатрикс, поджав губы, смотрела не ей в глаза, а в пространство между ними, словно избегая прямого контакта.

— Что? — повторила Гермиона, будто у нее что-то заклинило.

Беллатрикс закатила глаза, а затем нахмурилась. Она переступила с ноги на ногу, в то время как Гермиона в недоумении наблюдала за ней.

— Я сказала, оставайся, — резко повторила ведьма.

С тобой.

— Я… — начала гриффиндорка прежде, чем обнаружила, что не в силах подобрать слова.

Гермионе захотелось ударить себя, чтобы проверить, не сон ли это, когда заметила румянец на бледных скулах.

Беллатрикс покраснела.

— Послушай, не пойми меня неправильно, девочка, — быстро начала недовольная Беллатрикс. — Здесь нет никаких намеков, ведь я знаю, как ты любишь переиначивать мои слова так, будто у меня есть хоть какие-то намерения по отношению к тебе, но это ничто иное, как предложение оставить все, как есть.

Гермиона все еще не понимала.

— Но почему? — спросила она, широко распахнув глаза.

Беллатрикс попыталась нахмуриться, а после издала долгий утомленный вздох и начала говорить будто сквозь зубы.

— Правда в том, что ты в таком же дерьме, как и я, малышка. Возможно, ты пока что не хочешь верить в это, но я знаю. Мы обе были преданы людьми, которые должны были быть на нашей стороне независимо от обстоятельств. И-и я не могу, черт возьми, поверить, что говорю это, но твоя компания больше не так раздражает, не то, чтобы у меня вообще был здесь выбор.

Гермиона быстро моргнула, едва веря в услышанное.

Несомненно, она видела, что ведьма больше не питает к ней ненависти, но чтобы она сама призналась в этом?

Это противоречило природе Беллатрикс. Она, должно быть, видела, что Гермиона все еще была неспособна к речи, потому что продолжала говорить, хотя по ее лицу было видно, что она бы предпочла биться о кирпичную стену вместо этого.

— Ты, к сожалению, стала единственной интересной вещью на этом Мерлином забытом острове, где я застряла. И нравится тебе это или нет, я единственный человек, который не дает тебе какую-либо моральную оценку. Итак, что же ты будешь делать в следующие дни? О, да… Прятаться в этом жалком кабаке под псевдонимом до тех пор, пока не наберешься смелости встретиться с друзьями, которые бросили тебя…

Она наградила Гермиону острым выразительным взглядом, отчего та побледнела.

— Или… Ты можешь остаться здесь, — закончила Беллатрикс.

Гермиона смущенно взглянула на Пожирательницу, источавшую лишь решительность, надменность и высокомерие, что говорило о серьезности сказанного. Беллатрикс скрестила руки на груди и подняла брови, когда Гермиона в шоке уставилась на нее.

Она… Она позволит мне остаться здесь? Она даже хочет, чтобы я осталась?

А хочу ли я остаться?

Ответ должен был быть однозначен, но она сомневалась.

Она стояла, колеблясь и понимая, что пребывание в этом доме на данный момент звучало гораздо более привлекательно, чем перспектива скрываться в Дырявом котле, надеясь, что волшебный мир не узнает об этом прежде, чем она будет готова ко встречи с друзьями и всем тем, что она повлечет за собой.

И она знала, что были и другие причины, которые она так ненавидела, чтобы признать их.

Беллатрикс Лестрейндж интересовала ее, нравилось ей это, или нет. Она знала это, потому что колебалась каждый раз перед уходом.

Между ними были нерешенные вопросы, вещи, которые она хотела узнать и понять так сильно, что становилось страшно.

Здесь были и ненависть, и похоть, и другие ужасно сильные эмоции, а также вопросы без ответов и какая-то часть ее, испорченная Беллатрикс, которая тянула к ведьме. В конце концов, она никогда не освободиться от этой женщины, если просто уйдет. Беллатрикс знала это.

Но разве не поэтому она и должна была уйти?

Она могла остаться здесь, и, возможно, найти здесь временное укрытие, прежде чем снова столкнуться с близкими, или это была лишь обманчивая надежда? Если она останется, есть вероятность, что Беллатрикс просто уничтожит ее.

Стоило ли это риска? Действительно ли она так была задета Гарри и Роном? Действительно ли она была виновата в том, что спала с Пожирательницей смерти, которая причинила так много боли ей и близким, что она продолжала терпеть ее вместо того, чтобы встретиться с друзьями?

— Я не знаю, если… Я… — запиналась Гермиона, слишком сбитая с толку, чтобы даже дать какой-либо ответ.

Беллатрикс заметила ее тревогу, и что-то промелькнуло в темных глазах. Она опустила руки и внезапно приблизилась к Гермионе.

— Послушай, — медленно протянула Беллатрикс, скользнув еще ближе, заставляя Гермиону напрячься. — Давай будем честными друг с другом, малышка… Ты ведь не хочешь уходить, ведь так?

О чем она…?

Гермиона поняла, что была дурой, слишком поздно распознав хищный блеск в глазах ведьмы.

Она ощутила запах сосен и ладана, пьянящий аромат, и сердце пустилось вскачь, заставляя кровь стучать в ушах.

— Я буду честна, если и ты будешь. Давай оставим все отговорки и прочий мусор, ладно? — протянула Беллатрикс с намеком на сарказм. — Исходя из этого, я могу предположить, что ты захочешь остаться по другой определенной причине.

— Ч-что ты имеешь в виду? — запинаясь и краснея произнесла Гермиона, когда Беллатрикс усмехнулась в ответ на ее нервозность.

— Не строй дурочку, дорогая, ты слишком хорошо понимаешь, о чем я, — тихо хмыкнула ведьма.

Все внутренние сигналы вопили без устали, но Гермиона все еще стояла там, поглощённая происходящим.

— Твоя компания гораздо веселее, чем других, девочка… — пробормотала Беллатрикс и подняла руку, чтобы аккуратно убрать локон гриффиндорки за ухо.

Дерьмо, подумала Гермиона, вздрогнув от внезапного желания.

Проницательный, маленький, манипулятивный Пожиратель смерти! Она играла так грязно, черт возьми! Разве у них не было тонкого эмоционального момента всего секунду назад?

Как Гермиона должна была сопротивляться, когда ее так умело поймали в сети?

— Скажи мне, дорогая, ты действительно хочешь пойти в какую-то мрачную таверну и прятаться, отчаянно желая не попасться, когда тебе не нужно делать этого здесь? — вопросительно повысила голос Беллатрикс, когда Гермиона оставалась слишком нервной, чтобы озвучить ответ.