— Там, — сказала она, восстанавливая дыхание и проклиная покрасневшие щеки. — Лучше.
Беллатрикс ухмыльнулась в ответ на высокий тон, а затем взглянула на исцеленный палец с интересом ребенка. На ее руке все еще была кровь, но порез исчез. Затем ведьма снова посмотрела на нее со странным задумчивым выражением лица.
Теперь она смотрела на нее без ухмылки, сверкая темными глазами, наполненными неясными эмоциями. Гермиона не могла прочитать этот взгляд, но тонула в нем с каждой секундой все больше.
— Лучше, — тихо повторила Беллатрикс.
Гермиона вдруг ощутила теплоту и влажность между бедер.
Гермиона всегда находила в себе силы сопротивляться преднамеренной соблазнительности Беллатрикс, но это не шло ни в какое сравнение с видом истинного желания в глазах ведьмы. Непонятные, бурлящие эмоции все только усложняли.
Она ощутила, насколько сильно манипуляции руки Беллатрикс пошатнули ее решимость, и была вынуждена отступить на шаг, чтобы не сдаться окончательно.
— Да, теперь лучше, — попыталась произнести Гермиона с веселой улыбкой.
Она лихорадочно прятала палочку обратно в плащ, избегая зрительного контакта.
Беллатрикс, наконец, заметила ее непривычный внешний вид. Пронзительный взгляд мгновенно обострился.
— Собираешься куда-то? — протянула она.
Очевидно, ведьма изо всех сил пыталась выглядеть безразличной, но Гермиона слишком хорошо знала ее. Она не могла понять, почему ощущала себя виноватой, будто ее застали родители при побеге.
— Я просто… Я просто хотела… — Гермиона сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, а затем снова посмотрела на женщину.
— Я как раз собиралась уходить, — произнесла она с напускным спокойствием в голосе, — а потом услышала грохот здесь и пришла проверить все ли…
Она слегка побледнела и махнула рукой в сторону Беллатрикс, от чего-то смутившись.
На мгновение ведьма выглядела удивленной, а затем на лице ее застыло напряженное выражение: эмоции будто ветром сдуло.
Гермиона была почему-то разочарована. Слишком редко ей удавалось уловить проблески настоящего отношения ведьмы к ней.
— О, — произнесла Беллатрикс.
Наступила тишина.
Некоторое время они стояли в неловкости, а затем Беллатрикс заметно разозлилась, смутив этим гриффиндорку. Разве она не должна была радоваться скорому избавлению от назойливой грязнокровки?
— Ну, и чего ты ждешь, прощания? — с издевкой выдала Беллатрикс. — Давай, уходи, беги к своим так называемым друзьям. Уверена, они соскучились по тебе, даже после того, как поступили с тобой.
Гермиона сжала зубы, но не смогла отрицать, что не думала об этом в последнее время. И все же она не желала слышать такое от Беллатрикс.
— Серьезно, я не понимаю, почему ты так спешишь вернуться. Я не понимаю, почему ты так стремишься упасть в объятия людей, оставивших тебя здесь умирать, — продолжала ведьма.
Ее тон был резок, ведь она намеренно старалась задеть Гермиону. И это сработало. В основном потому, что она озвучивала ее же страхи.
— Все не так, — резко осадила Гермиона.
— Ты уже говорила это раньше, но, как и я, ты знаешь, что это правда, малышка. Признаю, что первое время я не была лапочкой, но даже я не ожидала от них такой мстительности. Я поражена, действительно поражена… — задумчиво произнесла Беллатрикс, осознанно всаживая каждое слово прямо в грудь Гермионы.
Она намеренно старалась задеть. Она была в гадком настроении до этого, но Гермионе казалось, что исцеление пальца исправило ситуацию. Очевидно, нет. Теперь же она выглядела даже злее обычного. Вероятно, Гермиона сделала что-то неугодное ведьме.
И что это могло быть, черт возьми? Она казалась расслабленной и беззаботной до того, как обнаружила тайную попытку ухода.
Тем не менее, Гермиона нервно сглотнула, предугадывая, что произойдет, если она начнет спор с Пожирательницей.
Например, то, что она попросту проиграет.
— Как я уже говорила, все не делится на черное и белое. Они… Они мои друзья. Ты не поймешь, — с горечью ответила Гермиона.
Однако это только пуще завело Беллатрикс. Она сверкнула глазами.
— Я не понимаю? Не существует в мире человека, понимающего эту ситуацию лучше меня, девочка, — прошипела ведьма.
Гермиона напряглась от внезапной ярости, в темных глазах полыхала буря.
Почему она так злилась на нее?
— Ты действительно такая наивная, ты знаешь об этом? Я наблюдала подобное с тысячу раз до этого, и ты смеешь говорить, что я не понимаю? Мои собственные «друзья» почти прикончили меня неделю назад, ожидая этого шанса в тени на протяжении всей их жалкой жизни. И черт меня возьми, но я бы никогда не опустилась так низко, чтобы предать тех, за кого поклялась сражаться и умереть, даже такую грязь как они!
Гермиона слышала правду в каждом слове Беллатрикс. Возможно, ведьма и ожидала предательства со стороны подельников, но не такого мерзкого. И она никогда бы так не поступила до тех пор, пока они бы не предали ее первыми.
Но это было не так, как с ее друзьями.
Однако Беллатрикс не собиралась останавливаться.
— Я была предана обеими сестрами, одним единственным человеком в этом мире, которого я любила всем, что у меня было, от которого я приняла клятву взаимной любви, из-за которой я скорее бы умерла, чем предала ее доверие. Но даже крови не было достаточно, чтобы она не предала в угоду своей пользе, так что не смей говорить мне, что я не понимаю, — презрительно закончила Беллатрикс, полыхая от гнева и ярости.
Женщина всегда скрывала свои болевые точки превосходно, так что Гермиона и подумать не могла, что одна легкая фраза может вызвать такой шквал эмоций.
Однако за всей этой яростью можно было увидеть проблеск иного чувства, которое ведьма так отчаянно скрывала за криками. В ее голосе сквозила боль, и теперь Гермиона растеряла все свое негодование.
Разве Гарри и Рон не были похожи на братьев, как Нарцисса и Андромеда были сестрами для Беллатрикс? Разве они не играли подобную роль в жизни Гермионы? Разница лишь в том, что их не скрепляли кровные узы…
Она поняла, почему Беллатрикс вышла из себя, почему так сильно была задета. И, несмотря на то, как сильно она ненавидела эту женщину, сколько боли они причинили друг другу, она понимала все, о чем говорилось…
— Прости, — выпалила Гермиона, когда Беллатрикс снова набрала воздух, чтобы начать новую тираду.
Пожирательница запнулась от неожиданности, и Гермиона быстро продолжила, пользуясь моментом.
— Прости, ты права, ты понимаешь, что это такое, даже лучше, чем я когда-либо буду. То, что они сделали с тобой, было неправильным. И я знаю, что тебе не хотелось бы слышать это от меня, но твоя сестра неправильно поступила с тобой. Никто не должен быть предан ближайшими ни по какой причине, даже ты.
Беллатрикс прищурилась. Сочувствие Гермионы было нежелательным и могло еще больше разозлить Пожирательницу. Она ожидала, что Беллатрикс набросится на нее, но этого не произошло. Ведьма просто впилась взглядом и сжала зубы.
Они простояли так немало времени, пока Беллатрикс не отвернулась, скрестив руки на груди.
Женщина была настолько одинока в мире, что было даже пугающе, что существовал абсолютно заброшенный всеми человек. Ей никто не доверял, не любил, она была по-настоящему одна. Возможно, она заслуживала такую участь.
Пожирательница смерти никогда не признает этого, но это больно. Адски больно.
Гермиона вытерла слезы, внезапно наполнившие глаза. Она боялась этих страхов, этой боли из-за того, что друзья поступили с ней так же, и этой сокрушительной вины, которая нашептывала ей, что она заслужила все это.
Как они могли оставить меня здесь?
Слезы скатывались по щекам.
— Ты… Ты действительно думаешь… — нарушила тишину Гермиона рваным голосом.
Беллатрикс с тревогой оглянулась на нее, что могло быть простым отвращением.
Гермиона никогда так не плакала, никогда не ломалась так перед ведьмой. Она ощутила ужасную слабость, а следом и злость. Она уставилась в пол и вздохнула так, что стало больно, а после сердито вытерла слезы с лица и стиснула зубы, сдерживая новые порывы.
