Орден Феникса дал им общее представление о темной метке, но они не знали всех деталей.

— Мы не знали, что все так серьезно, — удивилась Гермиона. — Вы не способны выполнить даже простейшее исцеляющее заклинание?

— Очевидно, — прорычала Беллатрикс, и Гермиона поморщилась от неверно подобранных слов.

Она изо всех сил пыталась найти способ успокоить женщину, но отвлеклась на надпись на двери рядом с головой Беллатрикс. Слова были выведены ярким, блестящим золотым шрифтом, и это был первый раз, когда она была настолько близко, чтобы прочитать:

Toujours Pur

Гермиона подняла голову. Почему на этой двери выведен девиз Блэков?

Она вздрогнула, когда Беллатрикс щелкнула пальцами прямо у нее перед носом.

— Прекрати! — рявкнула ведьма.

— Прекратить что? — раздраженно ответила она.

— Пялиться! Займись своими делами!

— Я просто посмотрела, разве не для этого надпись? — возразила Гермиона.

Почему она так заботилась об этой двери?

— Это на французском, и ты неправильно читаешь ее, — прозвучал ответ.

— Toujours Pur, или чистота крови навек, — мгновенно произнесла Гермиона, а затем ухмыльнулась в ответ на шокированный взгляд Беллатрикс. — Девиз семьи Блэк.

— Я знаю, — несдержанно выдала женщина, глядя на самодовольное лицо гриффиндорки. — А вот откуда ты это знаешь?

— У меня есть собственные исследования, — произнесла Гермиона с намеком на свою гриффиндорскую гордость.

— Или ты просто любопытная маленькая грязнокровка, — злобно нахмурилась ведьма, заставив Гермиону ответить тем же.

Она сначала взглянула на высокомерное лицо Беллатрикс, а затем опустила взгляд вниз, заметив, что на костяшках рук виднелись синяки, выделяющиеся на сжатых кулаках. Нахмурив брови, она перевела взгляд на половинки ножа на полу, а затем взглянула на дверь и на Беллатрикс, увидев помимо недовольства еще и разочарование. И вспомнила, что ни разу не видела, чтобы ведьма заходила в эту комнату.

Все стало на свои места.

— Не можешь открыть эту дверь, ведь так? — медленно произнесла она.

Беллатрикс сначала была ошеломлена скоростью мысли, а затем просто разозлилась.

— Ну, гляньте, разве у нас тут не маленькая умная грязнокровка? — холодно произнесла Беллатрикс, подтверждая предположение. — Это похоже на то, что я могу ее открыть? Нет, я сломала нож и порезала себя удовольствия ради!

Гермиона вздернула брови, проигнорировав сарказм.

— Почему ты не можешь открыть ее?

— Ради Мерлина, ты когда-нибудь занимаешься своими делами? — зарычала Беллатрикс, переходя от нулевого до сотого градуса в тоне в мгновение, ее глаза сверкали от ярости.

Затем она проскользнула мимо Гермионы, прижимая к себе раненую руку. Девушке пришлось быстро отступить на шаг, чтобы не быть сбитой с ног.

Гермиона не знала, куда нужно было следовать, но она пошла за ней. Возможно, небольшие следы крови на полу подсказывали ей необходимость этого, ведя ее прямо в спальню ведьмы. Она скривилась.

Гермиона ничего не могла поделать с сжавшимися внутренностями, когда заметила мерцающий в углу комнаты Омут.

Она вошла в комнату Беллатрикс и увидела, как та сжалась от явной боли. Она что-то искала в верхнем ящике своего массивного комода, рыская там здоровой рукой и одновременно прижимая кровоточащую руку к себе обратной стороной.

Порез был длинным и рваным. Вероятно, в магловской больнице наложили бы швы.

Тем не менее, они стали почти нейтральными по отношению друг к другу в последние дни настолько, что слово «вражда» ушла куда-то в прошлое, даже если злость и обида остались. Они обе слишком устали от борьбы, война уже окончилась, и не было больше причин, поэтому, вероятно, она ощущала себя виноватой потому, что нарушила приватность Беллатрикс, и сочувственно смотрела на ее палец.

Она пыталась игнорировать тот факт, что спасения жизни друг другу и горячий секс вместе с ненавистью имели к этому какое-то отношение. (У нее не получалось.)

Беллатрикс, наконец, нашла то, что искала: рулон марли.

Это было все, что она могла сделать со своим порезом.

Это было… Бессмысленно. У нее не было причин страдать от это боли и латать рану таким примитивным способом.

— Беллатрикс, — начала Гермиона, в то время как женщина возилась с куском марли, все время бормоча что-то под нос. — Стой. Просто… Просто позволь мне.

Беллатрикс испуганно взглянула на нее, а затем вспомнила об оскорблениях.

— Что? Отвали, грязнокровка, мне не нужна твоя помощь, — усмехнулась она. — Спускайся вниз по лестнице, или что там еще.

Гермиона ощутила раздражение от этого жесткого грубого защитного механизма. Это была не ее вина, что ведьма не смогла открыть дверь, ее даже не волнует, что за ней. Зная Беллатрикс, ничего хорошего там быть не могло.

Отношение женщины раздражало.

Гермиона смело подошла ближе.

— Я не сделаю хуже, ты же понимаешь это. Просто позволь мне исцелить тебя, всего полсекунды.

— Я сказала, отвали, идиотка!

Беллатрикс изо всех сил старалась развязать бинты одной рукой.

— Не можешь же ты… У тебя кровь повсюду!

— Смотри, это не грязная кровь.

Почему она была настолько упрямой?

— Просто дай руку! — мрачно произнесла Гермиона.

— Я сказала: О! — вскрикнула Беллатрикс, когда Гермиона схватила ее за кровоточащую руку и дернула к себе.

Палочка нацелилась ей прямо в лицо, прежде чем рулон ударился об пол. Гермиона делала то, что должна была, и проигнорировала это. Крепко держа руку ведьмы, она вывернула ее ладонь вверх, и осторожно, но быстро прижала большой палец к среднему, чтобы удержать.

Часть ее ожидала проклятия от Беллатрикс, но, несмотря на импульсивность, она, как оказалось, не показала желания атаковать.

Гермиона воспользовалась возможностью.

— Что, черт возьми, ты себе думаешь… — начала яростно Беллатрикс, когда гриффиндорка ткнула кончиком палочки на кончик разреза на пальце Пожирательницы.

— Эпискей!

Беллатрикс зашипела, словно сердитая кошка, когда разрез в мгновение затянулся.

— Ты… Ты… — раздраженно выдыхала она, как большой злобный волк, а затем боль ушла, и она просто расслабилась.

— Оу.

Гермиона не смогла полностью скрыть ухмылку, когда палочка Беллатрикс опустилась, а сама она смутилась от облегчения. Она посмотрела на палец и проверила, пошевелив им, а затем сузила глаза.

Ведьма заметила улыбку Гермионы и нахмурилась. Она прикрыла исцеленный палец другими, при этом сжав руку Гермионы в смутно угрожающей манере.

Так и получилось, что они держались за руки.

Когда Гермиона осознала это, ее щеки загорелись. Она застыла, пойманная грозной Пожирательницей смерти.

Это был их первый реальный физический контакт с той самой ночи. Это было не тоже самое, что и дразнящая игра Беллатрикс, случайные касания то тут, то там. Это было ощутимое физическое прикосновение, интимное, насколько может быть интимным сжатие двух рук.

Беллатрикс встретилась с ней взглядом, сменив выражение с угрожающего на нечитаемое. Она слегка приподняла подбородок, ее надменные черты смягчились. Когда Гермиона ярко покраснела, лицо ведьмы расплылось в хищной понимающей ухмылке.

Сердце гриффиндорки сжалось.

Беллатрикс медленно развернула руку Гермионы, пока ладони не скользнули друг к другу, и кончики пальцев не переплелись, словно кружева, будто они собирались вальсировать. Ее ладонь была прохладной и мягкой, а между ними словно сверкали искры от напряжения.

Внезапно тело налилось странным теплом, а дыхание сбилось, в ответ на что Беллатрикс подняла изящную бровь.

Последний раз эти длинные тонкие пальцы коснулись Гермионы в более порочном, более сладком месте.

Гермиона отдернула руку, словно обожжённая, слегка приоткрыв рот. Беллатрикс же одарила ее чеширской ухмылкой и фирменно выпятила нижнюю губу.

Черт возьми! Черт бы меня побрал!

Почему она все время должна терпеть сладко ноющее сердце?