— И что? — издевалась Беллатрикс. — После всего, что я с тобой сделала, это было бы приятным дополнением к твоей свободе.

— Как оказалось, это не так, — продолжала Гермиона.

— И почему это вдруг? — яростно потребовала Беллатрикс.

Она никогда не поймет.

— Потому что это было неправильно, — на грани терпения произнесла Гермиона.

Ей так надоело защищаться перед женщиной, она ведь просто не могла понять таких поступков.

— О, ты опять об этом. И почему же это неправда? Из-за той части, где говорится, что я заслужила все это, или там, где ты вернулась для того, чтобы успокоить свою совесть? — не успокаивалась ведьма. — И не смотри на меня так, ты думаешь, что я не знаю тебя, девочка? Не веди себя так, будто оказала мне великодушную милость своего сердца, словно я должна быть благодарна тебе или какая-нибудь подобная чушь. Ты думаешь, что это что-то меняет, что теперь я не смогу тебя убить здесь, прямо на месте?

Гермиона была настолько ошеломлена возмущением и недоверием, что не смогла ответить. Но в следующую секунду она уже забыла об этом, взгляд черных глаз выворачивал ее наизнанку, палочка, казалось, упиралась в самое сердце, и она поняла, что ужасно устала.

Мы просто ходим по кругу, катаемся на адской карусели.

Я больше не могу.

— Решай, чего ты хочешь, и сделай это, — покачала головой Гермиона. — Я задолбалась.

Беллатрикс отпрянула. На мгновение ее лицо озарилось шоком, а потом исказилось в отвращении.

— И это все?

Она отпустила лицо Гермионы и сделала шаг назад, осматривая ее снизу-вверх и обратно.

Беллатрикс выглядела странно расстроенной.

— Ты, наконец, сдалась? Один раз побывала в объятиях смерти, и это все, что нужно, чтобы сломать тебя? Как жалко, — монотонно протянула Беллатрикс, сурово смотря в глаза гриффиндорки. — Я считала, что у тебя есть потенциал…

Затылок Гермионы похолодел от дождя и крови, она оттолкнулась от перил и стиснула зубы.

— Нет, не смей перекручивать, — сердито ответила она. — Это не были просто объятия смерти, каждая секунда с тобой — это танец со смертью. И ты не можешь играть со мной по этим правилам снова, не можешь утверждать, будто я сломлена. Я больше не допущу этого, не стану играть в твои игры.

— Мои игры? — угрожающе повторила Беллатрикс. Она сделала предупреждающий шаг вперед, но Гермиона не сдвинулась ни на дюйм, даже когда рана на шее болезненно заныла.

— Да, твоя игра. Игра, в которую мы играли с самого начала. Но не теперь! Если хочешь меня убить, перестань угрожать и сделай это. Сколько раз ты опускала палочку, не выполнив обещаний? Я уже потеряла счет. Если хочешь убить меня, то сейчас самое время. Тебе больше нечего терять, и если хочешь, то делай сейчас… А иначе, убери палочку от моего лица.

Беллатрикс набросилась на нее.

Ее рука ударила прямо в раненное плечо Гермионы и снова прижала к перилам. Только чистой силой воли Гермиона задушила рвущийся наружу крик боли, даже когда из глаз потекли слезы. Палочка Пожирательницы прижалась к другой стороне ее горла, а сама женщина буквально зарычала ей в лицо.

Беллатрикс открыла рот, и Гермиона вздернула подбородок, ухмыльнувшись, ожидая последней зеленой вспышки, но этого не произошло.

И вдруг она почувствовала, что Беллатрикс не собиралась убивать ее… По какой-то необъяснимой причине ведьма просто не могла сделать это.

Не сейчас.

Может быть, никогда.

Как ни странно, Гермиона теперь четко осознавала, что Пожирательница не могла убить ее. Даже в таком удобном для этого месте.

Женщина учащенно дышала и выглядела такой красивой и страшной, испачканной в крови, ее темный взгляд пылал, а рука неудержимо тянулась к исцеленной ране Гермионы, и эмоции переполняли ее.

Их взгляды пересеклись.

Ты не убьешь меня. И даже если осмелишься, я больше не боюсь этого.

И они обе знали эту правду.

Беллатрикс поджала губы и отстранилась, заставив Гермиону от облегчения облокотиться об балконную перегородку и схватиться за раненную шею. Лицо ведьмы не выражало никаких эмоций, за исключением еле заметного блеска в глазах. Она тяжело дышала и не отводила взгляда.

— Мне нужна ванна, — заявила Беллатрикс.

Она круто развернулась на каблуках, сдвинула раздвижную дверь, прошла в комнату и со всей силы захлопнула за собой дверь в ванную.

Смущенная Гермиона громко выдохнула.

— Все хорошо, — пробормотала она себе.

Она никогда не поймет Беллатрикс, а Беллатрикс никогда не поймет ее. Гермиона может и знала, что женщина не собиралась убивать ее, но она, черт возьми, понятия не имела, почему.

И к слову, что все это вообще значит? Просто то, что она не мертва еще не значит, что она не пленница, и какая тогда к черту разница?

Почему я вернулась? Я очутилась там же, где и раньше, только теперь с раненной шеей. Отлично. Действительно блестящий план, Гермиона. Ты спасла самую злобную женщину на планете, чтобы она снова взяла тебя в плен. Самая яркая ведьма своего возраста, ха! Да я сейчас такая же яркая, как задница дементора.

Закатив глаза от собственных размышлений, она зашла в комнату, затем прошла по коридору и остановилась на середине лестницы, ведь от резких движений комната пошла кругом.

Она не знала, что делать дальше, даже не волновалась об этом. Все, что она хотела, — это принять ванну и поесть. От нее пахло кровью, и от этого тошнило. Она добралась до ванной этажом ниже и включила душ, самый горячий в ее жизни.

Гриффиндорка стояла голая под горячими струями воды, а потом ей пришлось сесть, чтобы не рухнуть от головокружения в обморок. Она положила голову на руки и позволила себе расслабиться. Часть ее действительно хотела расплакаться, но понимала, что от этого голова заболит сильнее.

Если она и сломалась сейчас, ее это не волновало, пусть так. Гермиона уже совсем не верила в то, что после такого вообще когда-нибудь придет в норму.

Когда это закончится?

В конце концов головокружение прошло, а в крови продолжало циркулировать зелье Нарциссы. Затем она поднялась на ноги и хорошо обмылась, особенное внимание уделяя шее. После душа она быстро обсохла и взглянула в зеркало.

Она не узнала себя.

Ничего удивительного в отражении не было, но она не узнавала взгляд этих карих глаз.

И, конечно же, у нее были новые шрамы вдоль шеи и плеча. Она прижала к ним пальцы и почувствовала досаду, смешанную с печалью. Уродливее всех были два пореза у низа шеи, она подумала, что, вероятно, эти и были самыми глубокими. Самый маленький и изогнутый переходил от плеча вдоль ключицы.

Она будто пережила нападение медведя.

Какие артерии или вены проходили в этой области? Сонная артерия? Познания магглов теперь были такими далекими.

Беллатрикс спасла меня. Или заставила Нарциссу спасти меня. После того, как я спасла ее. И она держала меня на руках, пока я была в отключке, а еще неистово кричала.

Почему? Почему, почему, почему?

Гермиона снова посмотрела в зеркало, и усталость отступила. За последние несколько месяцев она прошла через все испытания Беллатрикс. Уже ничего не имело смысла. Почему Беллатрикс не убила ее, когда уже от нее не было никакой пользы? Почему Гермиона вернулась к ней? Кто из них был прав?

Она так устала от путаницы.

Настало время для ответов.

Гермиона натянула шелковую черную мантию, завязала пояс и вышла из ванной. Она поднялась по лестнице, испытывая облегчение, подошла к комнате ведьмы и медленно приоткрыла дверь.

Беллатрикс сидела на краю кровати в черном халате, наблюдая за волнами, что разбивались об берег вдали. Ее кудри развивались на ветру из-за открытой балконной двери. Шрам на ее ключице отчетливо выделялся на неестественно бледной коже.

Она не реагировала на вошедшую Гермиону. Девушка нерешительно наблюдала за ней.

— Вот.

Гермиона вздернула брови, когда Беллатрикс что-то ткнула ей в руку.

Палочка Гермионы.

Как Беллатрикс смогла найти ее во всем этом хаосе?