Гордость Гермионы не выдержала.

— О, Мерлина ради! Ее зовут Джинни Уизли, хорошо? И почему так действительно тяжело поверить, что я могу…

— Постой, постой, подожди. Джинни Уизли? Разве это не сестра твоего лучшего друга и не невеста другого? — Беллатрикс расхохоталась.

Гермиона закрыла рот и сжала зубы, в то время, как Беллатрикс завывала от веселья. Стыд смешивался внутри с чувством вины.

— О Боже, так это правда, не так ли? — остановилась Беллатрикс, глядя в лицо Гермионе. — Ты действительно спала с девчонкой Уизли, думаю, это гораздо лучший вариант, чем ее пухлый братик. Во всяком случае, она может показаться очень даже ничего со всеми этими веснушками, даже исключая тот факт, что она предательница крови… Но малышка, знают ли твои так называемые лучшие друзья об этом?

Гермиона от смущения и волнения не смогла даже ответить.

Я ненавижу ее, подумала она, когда лицо Беллатрикс исказилось в игривую усмешку, предугадывая ответ гриффиндорки.

Как она снова попалась в такую глупую ловушку?

— Они не знают, не так ли? О, о, о, не думала, что в тебе есть это, деточка. Может под всей этой ханженской мишурой в тебе есть чуточку плохой девочки… — протянула Беллатрикс тоном, производящим смешанное впечатление.

Гермиона ненадолго прикрыла глаза, когда ведьма снова захихикала, не обращая внимание на унижение. Беллатрикс вела себя с ней так в любой ситуации, независимо от ее ответа.

Ненавижу ее. Ненавижу ее ненависть, ненавижу свою ненависть.

— Так вот как ты узнала, что у девочек там, внизу, так же горячо, как и у мальчиков, да? — Беллатрикс неумолимо подводила ее к краю, заставляя вскипать.

Она невинно закрутила локон черных волос вокруг палочки, и ее отравляющая ухмылка подтолкнула Гермиону к действию.

— Я не знаю, а вот вы откуда узнали это? — Гермиона резко отстранилась назад, надеясь задеть ведьму.

— Откуда я знаю, что? — улыбка сразу же исчезла с лица Беллатрикс.

— То, что у девочек там горячо точно так же, как и у мальчиков, — Гермиона насмехалась в своем полном безрассудстве и обнаружила, что гораздо интереснее быть по другую сторону диалога.

Беллатрикс распрямила руки и крепко сжала палочку, но в ту же секунду, как она открыла рот, Гермиона прервала.

— Не надо. Надеюсь, на это раз мы не станем притворяться, — быстро произнесла Гермиона и почувствовала острый взгляд ведьмы.

Однако женщина не отреагировала, просто закрыв рот и молча уставившись.

Это было забавно. Месяц назад Гермиона уже бы лежала в луже крови на полу. Но теперь ведьма стояла, колеблясь, поглощенная чем-то большим, чем ненависть.

Как до этого дошло?

Она чувствовала волнение, бурлящее внутри. Было приятно быть такой смелой. И она знала, что сказанное было правдой, иначе Беллатрикс не смотрела бы на нее так. Она бы кричала и пытала ее так, как никогда раньше.

Она никогда не сможет забыть то взгляд на лице Пожирательницы, когда та увидела самые темные мечты Гермионы, с каким голодом произнесла ее фамилию.

Она может насмехаться надо мной, но она так же любит женщин.

Или, по крайней мере, я знаю…

Она хочет меня.

Это послало сгусток тепла вниз живота Гермионы.

Останови это, прошептал голос в ее голове, но уже гораздо слабее.

— Мне не нравятся девушки, — прошептала Беллатрикс через мгновение. — Не нравятся, — снова зарычала она, когда Гермиона недоверчиво взглянула на нее.

— Я тоже не особо люблю мужчин, будучи предельно честной, — добавила она после очередной паузы. — На самом деле, я ненавижу всех. Я безразлична к людям. Они все дерьмовые и невыносимы, чтобы терпеть их дольше нескольких минут.

Это было ясно, возможно, даже правдой, но Гермиона не была расстроена и не собиралась соглашаться, что ее чувства были односторонними.

— Только не тогда, когда у вас есть достаточно огневиски, — пробормотала Гермиона и потерла шею, не задумываясь об этом.

На этот раз глаза Беллатрикс вспыхнули.

Гермиона наблюдала за темными эмоциями, что собирались внутри ведьмы. Гермиона видела, что начинается ураган, но не хотела уходить с дороги. Она снова пересекла линию, подожгла что-то запретное, что выведет Беллатрикс из себя, но у нее не было намерений бежать и искать укрытие.

— Мы не станем притворяться, верно? — повторила ее слова женщина с язвительной насмешкой.

Беллатрикс была опасна, непредсказуема, и этот взгляд на ее лице пугал Гермиону, но и выдавал волнение.

Она сделала это.

Когда Гермиона нерешительно кивнула, Беллатрикс быстро пересекла комнату.

Гермиона вздрогнула, когда ведьма остановилась прямо перед ней и схватила ее за подбородок одним ловким движением, держа ее неподвижно. Инстинкт велел ей отбросить руку женщины, но она уловила сладкий аромат ладана и сосен, и внезапно ослабла.

— Тогда давай разберемся. Хочешь знать, как я поняла, что не люблю девушек? — прошипела Беллатрикс, вторгаясь в ее личное пространство, словно хозяйка.

Ее длинные пальцы были теплыми и напряженными, стискивая голову Гермионы вдоль линии челюсти, но на этот раз не царапая кожу.

Дрожь пронеслась по спине Гермионы, и впервые за долгое время она потеряла дар речи. Внутри собиралось тепло, и больше не хотелось бороться с этим.

Боги, она все еще так красива.

— Потому что, пока я не встретила тебя, я никогда не хотела оставлять следы на чьей-то коже, — прорычала Беллатрикс.

Гермиона ахнула.

Она получила гораздо больше, чем добивалась. Она не могла предусмотреть действия или мысли ведьмы.

Пожирательница склонилась над Гермионой и оперлась одной рукой об спинку дивана, чтобы сохранять равновесие, ее голос был поразительно мягок.

У Гермионы не было никаких шансов.

— Я хотела причинить тебе боль. Я хотела уничтожить тебя. Я хотела разорвать тебя. Я поклялась, что сделаю это до окончания первой недели, но каждый раз, как я кусала тебя, ты кусалась в ответ, — шипела Беллатрикс. — Буквально. Ты укусила за губу, и тогда я хотела убить тебя так сильно, как никого в своей жизни. Но я не сделала этого. Потому что не смогла справиться. Я пришла сюда опустить тебя с палочкой в одной руке и огневиски в другой, а потом ты продемонстрировала этот свой характер. А потом…

Голос Беллатрикс еще больше смягчился, в то время как Гермиона слушала и поражалась, не веря, пропуская вдохи, внемля этому хриплому тону из ее снов.

— Я видела то, о чем ты мечтала, и так ненавидела тебя за то, что заставила меня так себя чувствовать. Я тебя ненавижу, — прошептала Беллатрикс.

Я ненавижу тебя.

Это ужалило, но ведьма не останавливалась.

— Правда в том, что я не хочу женщин, я хочу тебя, малышка. Я не знаю, почему, но, черт побери, это так. Но я никогда не сдамся и не лягу в одну постель с грязнокровкой, как ты. Единственное удовольствие, которое я извлеку из всего этого, это то, что даже когда ты уйдешь, хоть я и никогда не владела тобой фактически… Ты все равно была моей.

Беллатрикс осматривала Гермиону, обнимающую себя. Она крепко стиснула зубы, ее сердце билось в голове.

Она с трудом могла поверить, что ведьма признала это.

— И я могу гарантировать, что никто и никогда не заставит тебя течь так, как я, девочка. Ты можешь долго искать, но никогда не найдешь человека, которого захочешь больше меня, — пробормотала Беллатрикс приторно сладким голосом.

А после отстранилась и отпустила Гермиону.

Девушка была словно в огне.

Ее кожа покалывала там, где ее касалась Беллатрикс, ее губы были слишком чувствительны к дыханию ведьмы, а руки чесались убрать дискомфорт внизу.

И она была такой безумной.

Беллатрикс никогда фактически не брала Гермиону, не заходила так далеко. Не важно, скоро они расстанутся и она, вероятно, никогда больше не увидит Беллатрикс.

Существовала часть Гермионы, где-то глубоко внутри, ненавидящая, пылающая, желающая, которая никогда не исчезнет, часть, которая была уже полностью разрушена, отравлена, испорчена Пожирательницей. Она зажгла темный огонь в Гермионе, и девушка никогда не сможет забыть об этом, и именно поэтому какая-то часть гриффиндорки всегда будет принадлежать темной ведьме.