Пожалуйста, не делай мне больно.

— Как ты смеешь, ты, мелкая мерзкая грязнокровка, — Беллатрикс зашипела на нее сверху, по-настоящему разгневанная на этот раз. — Как ты смеешь говорить такую гадость мне. Будто чистокровная ведьма когда-либо может быть заинтересована такой бесполезной, жалкой, грязной, мерзкой сучкой как ты. Как будто я когда-либо могла быть заинтересованной в ком-то вроде тебя. Ты отвратительная, вонючая тварь, которую никто не в состоянии захотеть, не говоря уже о твоем статусе. Ты ничто, ты слышишь меня? Меньше, чем ничто для меня.

Гермиона дрожала в ужасе и почти соглашалась с Беллатрикс. Она чувствовала, как горячие слезы обжигают ее щеки, но не смела сказать и слова против.

Я ее ненавижу, я ненавижу ее, я ее ненавижу…

— Никогда не забывай свое место, паршивка. Оно прямо здесь, у меня под ногами, грязь, — Беллатрикс сплюнула, наклонившись чуть ближе к Гермионе. — Место, которому ты принадлежишь.

С этими словами Беллатрикс ударила ее ногой в ноющие ребра и заставила Гермиону свернуться в клубок, опасаясь дальнейших ударов. Она открыто плакала и не могла остановиться, чувствовала себя чудовищно ничтожной под взглядом Беллатрикс.

Ее слова, как оказалось, били так же сильно, как и Круцио. Было совсем по-разному услышать такие слова из-за предрассудков Пожирателя смерти, и совсем другое дело лично от человека, хоть и такого ужасного.

Гермиона чувствовала, как все это въедается ей в душу, уничтожая ее борьбу.

Это не правда, это ложь, думала она, но с трудом могла поверить в это, лежа на полу, слишком слаба и напугана, чтобы сопротивляться. Беллатрикс дала ей пару мгновений, чтобы она смогла осознать все, а потом продолжила:

— Теперь я знаю, что не смогу избавиться от всех вас, вонючих грязнокровок, но ты отвратительней их всех. От тебя несет. Я должна была оставить тебя сидеть на крыльце, в грязи и холоде, пока бы ты не окоченела до смерти, вот чего ты заслуживаешь, но, как я уже говорила, пока что я не могу этого сделать, — сказала Беллатрикс и наклонилась, чтобы схватить ее за руку.

Она рывком поставила Гермиону на поджимающиеся от страха ноги.

— Ты пойдешь туда, как хорошая, послушная маленькая грязнокровка, и вымоешься, пока я не смогу находиться с тобой в одной комнате. Это будет трудно, знаю, но ты постараешься.

Беллатрикс протащила ее через комнату и бросила в ванную так сильно, что Гермиона чуть не врезалась головой в раковину.

— Если ты не выйдешь отсюда в течение часа, я запытаю тебя до смерти, и к черту последствия, — произнесла Беллатрикс с ложно сладкой улыбкой, наблюдая с дверного проема. — И если ты дотронешься до чего-то, кроме того, что я выложила для твоих грязных ручонок, я выбью из тебя всю дурь снова, поняла?

Гермиона вздрогнула, держась за раковину и избегая взгляда Беллатрикс, как испуганное животное.

— Поняла?

— Да, — выдохнула гриффиндорка, трясясь от страха.

— Хорошая девочка, — Беллатрикс глумилась, а затем захлопнула дверь так сильно, что зеркало над раковиной затряслось, как и кости Гермионы.

А потом она осталась одна.

Дрожа, она склонилась над раковиной и закрыла глаза. Она чувствовала, что мир сжимается вокруг нее, удушая.

Я ее ненавижу, я ненавижу ее, я не ничто, она ничто…

Она сделала большой, глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

Ты должна быть храброй, ты должна идти дальше, ты должна…

Наконец, Гермиона открыла глаза.

Она смотрела на себя в массивное, длинное зеркало над двойной раковиной, которая была элегантно оформлена в черном цвете. Гермиона огляделась: ванная была огромной, волшебным образом расширявшейся, как только переступаешь ее порог. Эта была ванна мечты, и в любой другой ситуации Гермиона бы удивилась ее красоте.

Позади нее был туалет, стоявший укромно в уголке. На столешнице рядом было белое полотенце, тряпка, бутылка шампуня и мыло. Было ясно, что этот набор для нее.

Она снова оглянулась и увидела ванну с размером в небольшой бассейн в другом углу. Там была куча разных непонятных кранов.

Коричневая плитка покрывала стены вокруг ванной и области душа, куда могли бы поместиться с десяток человек. Душ был прямо напротив нее с огромным множеством различных насадок. Не оставалось ни одного укромного местечка.

Гермиона схватила полотенце и туалетные принадлежности и пошла к душу. Она положила все вниз на высокий бортик. Пол был еще влажный от последнего использования. Это заставило почувствовать тошноту по какой-то причине. Она сбросила всю свою одежду.

Она повозилась с кранами, пока ее не окатила горячая струя воды. Был небольшой приступ паники, когда из одного отверстия душа полезли розовые пузыри, и она провела несколько драгоценных минут в борьбе с розовым туманом, прежде чем Беллатрикс почует неладное.

Последнее, что нужно было Гермионе, это чтобы Беллатрикс застала ее, в чем мать родила.

Она стояла под горячей струей воды, упершись руками в плитку перед ней, позволяя воде расслабить ее мышцы, смочить и согреть ее охладевшие кости.

Тряска не прекращалась даже тогда, когда Гермиона порозовела от тепла.

Она наблюдала, как грязь и кровь, смешиваясь, стекали вниз. Она взглянула на себя и ужаснулась.

Она была вся в черно-синих пятнах. Вся в синяках. Порезы и шрамы украшали ее тело повсюду. Ее ребра, грудь, бедра, икры и голень были в порезах, спина жгла от боли, и вода била по ране, словно кнут. Ее руки были грязны, кровь засохла у нее под ногтями.

Грязь и кровь.

Грязнокровка.

Внезапное отвращение заставило Гермиону схватить шампунь и брызнуть им на тряпку, и яростно тереть тело, пытаясь смыть все следы. Вода закручивала вниз сначала черные, потом коричневые, а затем красные потоки.

И, наконец, чистые.

Гермиона держала в руках мокрую тряпку. Она умыла лицо, а потом с рыданиями рухнула на пол, чтобы вытереть левую руку от мыла и снова прочитать надпись.

Грязнокровка.

Она видела, как написанное красными чернилами в дневнике уродует ее кожу на руке зазубренными шрамами.

Ненавидеть ее. Ненавидеть то, что она не в силах смыть. Она не могла выбросить это из головы. Слышала снова и снова насмешливый голос.

Грязнокровка.

Рыдая, она уткнулась лицом в руки, впиваясь костяшками пальцев в голову, стараясь говорить громко.

Мы выиграли. Мы выиграли войну. Все должно было быть хорошо, подумала она, ломаясь. Мы выиграли. Я должна быть сейчас в безопасности. Я должна быть с моими друзьями и семьей. Я должна быть с ними, а не здесь, в этой дыре с ней! Все, что должно было быть, уже позади. Волан-де-Морт мертв. Беллатрикс тоже должна быть мертва.

Я бы предпочла умереть.

Нет, не предпочла бы, но все же.

Гермиона начала тереть глаза, в попытке остановить слезы.

Я хочу домой.

Рыдания в конце концов прекратились, и она просто сидела там, голая и обнимающая себя саму. Она использовала большую часть отведенного ей часа сидя на полу.

Гермиона оцепенело поднялась и вымыла волосы, борясь с запутавшимися клубками своими пальцами. Она больше не тряслась, но ощущала странную пустоту внутри себя.

Шок. Ты в шоке. В конце концов, все это обрушилось на тебя разом.

Но это не помогло. Она перекрыла кран со скрипучим звуком. Она высыхала в мертвой тишине, непоколебимо, несмотря на боль, обтирая полотенцем свои раны. Она вышла из душа и внезапно остановилась, словно врезалась в стену.

Что именно я надену?

Была еще одна волна тревоги от мысли, что ей придется надеть снова эти ужасные лохмотья, которые она носила днем ранее. Днем? Подождите, сколько же дней прошло?

Сколько времени прошло с тех пор, как они покинули Гринготтс на спине дракона, как вступили на территорию Хогсмида, как вели войну? Когда она спала в последний раз? Сколько времени они провели в других местах? Где они были сейчас?

Черный замок. Черный песчаный пляж. Блэксорн, Великобритания.

Гермиона огляделась, дезориентировавшись, и, наконец, заметила что-то на черной тумбе. Там лежала серебристо-серая атласная рубашка, и она не замечала ее раньше. Ее желудок перевернулся.