Ну, Никитоса тоже ждут сюрпризы…

***

Он был прекрасен!

Мой Ник! Такой красивый! Такой притягательный!

Он лежал у моих ног, неподвижный, безвольный, ничего не ощущающий, а я стоял над ним, готовясь свершить свою месть!

И вновь у меня было чувство, что я не могу на Никиту насмотреться. Не могу отвести взгляда. Все в нем было завораживающим — ресницы, мочка уха, растрепавшиеся волосы, гипс на щиколотке! Да что перечислять! Даже от мизинца на руке было не оторваться!

Я знал каждую черточку этого лица, каждый миллиметр этого тела! И в то же время Никита выглядел как-то по-другому, незнакомо, слишком юно. Пятьдесят лет я помнил Ника таким, каким он был, когда мы расставались, а ведь ему тогда уже исполнилось двадцать четыре, приближался следующий день рождения. Сейчас я смотрел на Ника более раннего, намного более раннего! Даже не такого, который меня впервые трахнул! Теперешний был еще моложе! Тот беспутный вечер, когда я лишился своей девственности, ведь еще только произойдет, это примечательное событие в будущем!

Впрочем, дело было не только в календаре. В те годы Никита выглядел каким-то более зрелым, что ли. Я тогда, будучи почти на два года моложе, собственно, воспринимал его как взрослого мужчину.

Сейчас Никита казался непривычно юным, хоть разница во времени и была не такой уж большой.

Мой мозг давно адаптировался к моему же телу, и на большинство людей вокруг я смотрел глазами себя сегодняшнего. Молодые мужчины казались мне совсем взрослыми, чуть ли не пожилыми.

Теперь, когда я стоял над неподвижным Ником, во мне что-то щелкнуло, и я вдруг увидел Никиту глазами себя настоящего, семидесятилетнего. Увидел и вздрогнул, столь молоденьким он мне показался. Совсем мальчик! Тоненький, стройненький, хрупкий, юный, невинный…

Не помню, кстати, когда Никита потерял свою девственность. Он, конечно, рассказывал. Какая-то девушка из бассейна. Но когда это случилось? Был ли он все еще девственником сейчас, в пятницу четвертого сентября?

Я смотрел на юную версию своего Никиты и испытывал скорее отцовские чувства. Или чувства дедушки при виде внука. Конечно, восхищался его красотой, но в этом восхищении было больше умиления и удивления, чем упоения.

В следующую секунду мои мозги справились со сбоем, и мир снова изменился, вернулся в привычное русло. Я посмотрел на Никиту как на парня, который старше меня почти на два года. Парня, который выше, массивнее, мускулистее! Красивого невыразимой, вызывающей у меня неодолимое желание красотой! Сексуальное желание, явное, бескомпромиссное, необоримое.

Я помнил, что секунду назад считал Никиту совсем подростком, но, как я ни смотрел на него сейчас, не мог этого увидеть. Он был мужчиной, очень красивым мужчиной, которого я любил и которому невыносимо сильно хотел отдаться.

Ну да, отдашься тут, когда он в отключке!

Для начала я пригнулся и поцеловал его в губы, обалденные, электризующие, погружающие в другой мир губы. Потом еще поцеловал. Потом стал целовать лихорадочно, быстро, жадно, будто мог не успеть. Потом отскочил.

Что-то было не так. В этих поцелуях не было жизни. Не было ни тепла, ни движения. Я целовал Никиту, но там не было Никиты. Будто… Будто мраморную статую целуешь! Статуи, они бывают очень красивые, но целовать их совершенно не интересно.

Ну ладно. Похоже, я слегка переволновался.

Я положил руку Никите между ног. Под тканью спортивок ощущался мягкий, неэрегированный член, столь же прекрасный, как и весь Ник. Этот член оказался даже совершеннее, чем я его помнил.

От этого прикосновения мой собственный пенис сладостно заныл, сжимаясь, дергаясь. У меня сбилось дыхание. Во рту набежала слюна, и пришлось сглотнуть. Получилось шумно.

Однако уже через несколько секунд я вновь испытал то странное чувство. Я продолжал мять член и яички Никиты в ладони, но все происходящее мне теперь казалось совершенно неестественным. Ник был без сознания. Ник никак на мои прикосновения не реагировал.

Не то.

Ладно. Я перевернул парня и провел рукой по его заднице. Какая упругая! А форма какая! Само совершенство! Маленькая выпуклая задница совершенной формы! Ничего красивее Никитиных ягодиц в целом свете не было и нет! Сколько мужских задов я перещупал за пятьдесят с чем-то лет! Сколько перещупал за восемьсот шестнадцать дней сурка! Был ли хоть какой-то красивее? Собственно, был ли хоть один мужчина красивее, чем мой Никитос?

И… И при этом… Я мял упругую задницу Никиты, изнывал от желания, но ощущал лишь пустоту в груди.

Ах, если бы Ник хоть как-то отреагировал на мои прикосновения! Я тискаю его ягодицы, тискаю так, что синяки останутся, а он — ноль в ответку!

Я все еще на что-то надеялся. Перевернул Никитоса обратно на спину и стал раздевать. Специально делал это медленно, чтобы раздразнить себя. С каждым движением обнажалась какая-то часть Никитиного тела, и я каждый раз чуть ли не стонал от страсти. Я видел, сколь Ник прекрасен. Мое сердце екало, член прыгал в штанах. Я рассматривал его впалый живот, глубокий пупок, торс, плечи — рассматривал всю эту красоту и откровенно балдел.

И при этом… Я опять поймал себя на том, что снимаю одежду не с любимого человека, а с чего-то неживого. С той же статуи. Шедевр, ничего в мире красивее нет, а вот любить эту статую глупо…

Стянул с Никиты штаны с трусами. Осторожно, чтобы не сдвинуть гипс. И, конечно, чтобы не причинить Никитосу боль в растянутой лодыжке. Как же он умудрился ее так растянуть, что аж гипс наложили?

Теперь Ник лежал передо мной абсолютно голый. Стройные ноги. Волоски на голенях. Кости таза торчат. Сам таз удивительно узкий. Такой узкий, что на его фоне пенис, даже неэрегированный, кажется огромным. И как там все в таком маленьком пространстве помещается?

Над членом — кустик курчавых волос. Сам член, такой девственный, новенький, будто из упаковки, безжизненно лежит между ног, немного сместившись на одно из бедер. Ни следа эрекции. Просто красивый мягкий член. Член Никиты, который десятки лет назад я так любил! Любил трогать, гладить, мять в руке! Любил целовать! Сосать! Любил, когда он входил в мой зад! Когда двигался во мне! Да что там, даже когда он просто прикасался ко мне, через штаны, одним только намеком, даже тогда это было так здорово!

Я встал перед парнем на колени. Поцеловал живот. Провел ладонями по телу. Зарылся носом в кустик кудряшек над членом. Вдохнул столь знакомый, почти забытый за столько лет, такой возбуждающий запах. Поцеловал яички. Поиграл ими языком. Млея от ощущений, вобрал в рот член. Пососал.

Ноль реакции. Я с таким же успехом мог бы взять в рот ручку швабры.

Я стал лихорадочно сосать этот член, мять его во рту, лизать. Пенис оставался совершенно безжизненным. Никакого кайфа.

Ну ладно. Раз так, перейдем к хардкору.

Я переместился к голове Ника, рванул молнию на своей ширинке, вытащил член, пригнулся и провел головкой по губам парня. Мой пенис был тверже камня, горячий, изнывающий от желания, и от этого движения во мне взорвалась такая волна удовольствия, что я чуть не задохнулся.

Пальцами надавил на Никитин подбородок, заставляя рот открыться. Сунул пенис внутрь. Тот скользнул по влажному языку, и я не удержался и застонал. Двинул тазом туда-сюда, погружая член в рот Никиты…

Мое тело получало наслаждение от того, что я делал. Тело получало, я — нет. Не то, все не то!

Будто трешь член о куклу. Ты можешь закрыть глаза, можешь что угодно нафантазировать, но… Тереть член о пластик! Чушь!

Я пошел в ванную и стал искать какую-нибудь смазку. Был крем для лица. Вроде на водной основе. Ну и отлично.

Я устроился у Никиты между ног, вылил на свой член щедрую порцию крема. Размазал. Забросил Никитины ноги себе на плечи. Таз парня оторвался от пола и приподнялся, будто подставляя задницу, раскрывая ее передо мной. Я чуть не кончил, когда это увидел.

Тронул губами оказавшиеся рядом коленки — сначала одну, потом другую. Как я любил целовать их когда-то! От воспоминаний аж живот свело!