— Не дело так поступать, как Фёдор-царевич и Василий-царевич! Это стыд для царских сыновей. Царь должен всех любить, и наследник должен всех любить. Когда я вырасту и стану царём, то в России не будет бедных и несчастных! — это он выпалил на одном дыхании, чувствовалось, что много уже думал об этом.

— Хорошо, — Жильяр не знал, что ответить. — А теперь позвольте... Как начиналась сказка? Жил-был царь, и было у него три сына. А как это прозвучит по-французски?

Алексей прыснул в рукав — ему почему-то очень забавным показалось: сказка, простонародно рассказанная солдатом, — на салонном французском. И он, приняв игру, принялся подбирать французские слова.

В скором времени Жильяр дерзнул высказать царю свои соображения относительно излишней опеки Алексея.

— Нет, государь, я вовсе не смею настаивать и подчинюсь любому вашему решению. Однако как воспитатель Алексея Николаевича я обязан предупредить, что при существующем положении дел не могу быть уверенным в успехе той ответственнейшей задачи, которую вам угодно было возложить на меня.

Государь благодарно, как показалось Пьеру, кивнул головой.

— Я уже много думал об этом, господин Жильяр, и рад, что наши мнения совпали. Признаюсь вам, я колебался до сих пор. Всё-таки риск, и риск серьёзный... Но ваши доводы кажутся мне бесспорными. Думаю, однако, что в этом вопросе вправе сказать решающее слово государыня: она мать, и мать страдающая. Я поговорю с супругой и сообщу вам о нашем решении. Но уверен, что и государыня присоединится к нашему общему мнению.

Жильяр поклонился. Его надежда обрела большую силу, а опасения, которые он не мог не разделять с доктором Деревенко, несмотря на то, что спорил с ним, ослабли. Сын таких разумных родителей и сам конечно же со временем научится сдержанности и рассудительности — в нём уже сейчас проявляется крепкая, воистину царственная воля.

Царь умел прочесть по глазам, что происходит в душе собеседника.

— Спасибо вам, что вы не только из чувства долга заботитесь об Алексее, — тихо произнёс он, с признательностью пожимая руку Жильяру, — но и из любви к нему...

На следующий день Пьер внушал наследнику:

— ...но вы должны понимать, Алексей Николаевич, что это решение вызвано тем, что вы уже взрослый и государь, ваш отец, надеется на вашу разумность и силу характера. Я также надеюсь, что вы меня не подведёте. Вы должны учиться сдерживать свои порывы и не рисковать понапрасну, соблюдать осторожность в играх, не делать резких движений. Помните, что это большой грех перед Богом — подвергать риску своё здоровье и саму жизнь из-за шалостей.

— Я не подведу вас, — блестящие глаза Алёши, фактически отпущенного на волю, сияли такой радостью, какой давно не замечали в этом так много претерпевшем ребёнке. — Я буду осторожен! Я...

И маленький царевич в порыве детского счастья кинулся наставнику на шею. В этот миг, обнимая своего воодушевлённого воспитанника, Жильяр понял, как невыразимо крепко он связан с этой семьёй — настолько, что готов пойти за них за всех на смерть, если потребуется.

Учитель не предполагал, что пройдёт пара лет, и он уже с другой просьбой касательно своего воспитанника будет обращаться к государю императору. Это произойдёт в 1915 году, в разгар войны с Германией.

Поводом к началу первой мировой войны послужило убийство сербскими националистами в боснийском городе Сараево наследника австро-венгерского трона эрцгерцога Франца-Фердинанда. Это вызвало взрыв воинственных настроений в Вене, усмотревшей в случившемся удобный повод для «наказания» Сербии, которая противодействовала утверждению австрийского влияния на Балканах. Планы Австро-Венгрии встретили поддержку в Берлине. Десятого июля 1914 г. Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, в котором содержались столь унизительные требования, что Сербия заведомо должна была их отклонить. Шестнадцатого июля 1914 г. началась австрийская бомбардировка Белграда. Россия не могла остаться в стороне от конфликта. Государь без колебаний ответил на призыв о помощи сербского королевича-регента Александра и, исчерпав сначала все попытки к сохранению мира, объявил мобилизацию. При общей готовности принять войну и при отсутствии где-либо твёрдой воли её предотвратить она стала неизбежной, и великие державы, связанные взаимными договорами и стратегическими расчётами, одна за другой втягивались в неё. Германия объявила войну России 19 июля, а Австро-Венгрия — 24-го.

В России весть об объявлении войны была встречена единодушно всеми слоями населения с невероятным энтузиазмом и необыкновенным подъёмом патриотических чувств. В день издания высочайшего манифеста 20 июля, в котором излагался ход переговоров, завершившихся объявлением войны Германией, площадь перед Зимним дворцом заполнилась народом; когда государь вышел на балкон, толпа опустилась на колени. Не смолкали крики «ура!» и пение народного гимна. В городах по всей стране происходили большие патриотические манифестации.

Великая война потребовала предельного напряжения всех сил огромной страны. Действующая армия опиралась на тыл, где происходила титаническая работа, требовавшая мобилизации всех ресурсов и перехода всей жизни на военные рельсы. Надо было снабжать армию всем необходимым: винтовками, пулемётами, артиллерией, снарядами, боеприпасами и т. п. В первые же месяцы войны во всех воюющих странах неожиданно выяснилась совершенная недостаточность запасов снарядов и боеприпасов, так как современная боевая техника увеличила их расход в непредвиденных масштабах. Если западные страны с широко развитой промышленностью справились с этой задачей сравнительно легко, то для России — страны преимущественно сельскохозяйственной — преодоление этих трудностей требовало времени и героических усилий. Надо было расширять промышленность, увеличить производительность, строить новые заводы и фабрики. Но ведь это была только одна из задач, тогда как нужды военного времени, помимо нужд мирного населения, охватывали буквально все стороны жизни. Государь возглавлял всю эту гигантскую работу и воодушевлял всех её участников, так же как он воодушевлял к борьбе с неприятелем свои доблестные войска.

Хотя с объявлением войны государь сам предполагал стать во главе армии, так как закон о полевом управлении был составлен в предвидении, что Верховным Главнокомандующим будет сам император, Совет Министров считал невозможным совмещение этой должности с обязанностями главы государства и настаивал на назначении другого лица, выставив двух кандидатов, из которых государь выбрал вёл. кн. Николая Николаевича. Сознательно воздерживаясь от непосредственного вмешательства в руководство ходом военных действий, чтобы избежать и тени двоевластия, государь тем не менее зорко следил за положением на фронте, давал руководящие указания и согласовывал операции наших войск с действиями союзников. Он несколько раз выезжал в Ставку для ознакомления с положением на месте, постоянно устраивал смотры войскам, отправляемым на фронт, и посещал некоторые участки фронта. Его моральное влияние для поддержания в войсках необходимой высоты духа было огромным и оказывало благотворное действие на всех — от рядового до самого Верховного Главнокомандующего. Однако пока положение на фронте не стало угрожающим, государь отклонял все предположения о более активном вмешательстве в руководство военными действиями. Но когда фронт в Галиции был прорван, государь приехал в Ставку и оставался там более недели. «Мог ли я уехать отсюда при таких обстоятельствах? — писал он государыне. — Это было бы понято так, что я избегаю оставаться с армией в серьёзные моменты. Бедный Н., рассказывая всё это, плакал в моём кабинете и даже спросил меня, не думаю ли я заменить его более способным человеком... Он всё принимался меня благодарить за то, что я остался здесь, потому что моё присутствие успокаивало его лично».

Война, которую с таким энтузиазмом приняли поначалу русские люди, началась с серьёзных поражений. Русская армия отступала, и положение становилось всё сложнее, всё трагичнее. Отступали на всех фронтах. Либералы обвиняли во всём государя и его супругу — «немецкую шпионку». А государь надеялся на Бога... и на себя.