У государя была удивительная память на лица. Если он спрашивал: «Кто эта девица?» — то можно было быть уверенным, что речь шла о какой-нибудь дебютантке и что церемониймейстеры будут застигнуты врасплох.

По окончании ужина государь брал императрицу под руку и отводил её в Николаевский зал, где начинался котильон. Вскоре после этого высочайшие особы незаметно удалялись во внутренние апартаменты. На пороге Малахитового зала Их Величества прощались со своей свитой. После этого министр двора, свита, церемониймейстеры и обер-гофмаршал поднимались в верхний этаж, где для них сервировался особый ужин.

Большой придворный бал окончен...

Этот исторический бал-маскарад оказался прекрасной лебединой песней. Гости императора, которые танцевали и веселились в тот вечер, ещё не знали, что после того как прозвучали последние аккорды оркестра, опустился невидимый занавес. Больше в Зимнем балы-маскарады не устраивались никогда.

А вскоре подошёл и Великий пост. Театры и другие увеселительные заведения закрылись, и приёмы прекратились до самой Пасхи.

Из Петергофа выехали на царском поезде 15 июля и прибыли утром 17-го на особо устроенную для этого случая платформу близ города Арзамаса Нижегородской губернии. День занимался жаркий, и яркое солнце заметно припекало плечи и головы. Путешественников уже ждали экипажи, запряжённые четвёрками, в которых длинной вереницей они потянулись по пыльной почтовой дороге. Николай и Александра ехали впереди, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна с дочерьми следом, а великий князь Сергей и Элла за ними. В самом конце ехали многочисленные кузены Романовых со своими жёнами. Этот простой и быстрый способ передвижения очень развлёк Аликс и детей, хотя многие из свиты жаловались на духоту, пыль и тряскую извилистость дороги, ведущей к берегам живописной Саровки. Вдоль пути, особенно начиная от границы губернии, на десятки вёрст растянулись толпы паломников, спешивших на прославление своего Батюшки.

Говорили, что помимо окрестных жителей, со всех концов России прибыло в Сэров до 150 000 человек. Они разместились в построенных для них бараках, а когда не хватило места, то расположились лагерем под открытым небом прямо на окрестных лугах. Радость теснила грудь царя при виде бесхитростного восторга, с которым крестьяне, бедно одетые, уставшие, встречали своего царя-батюшку. Остановок для принятия хлеба-соли было немало. В каждой деревне, попадавшейся царственным паломникам по пути, их встречал священник, благословлявший императора. Государь тотчас же приказывал кучеру остановиться и выходил из экипажа. На полдороге, у границы Тамбовской губернии, была возведена громадная арка, увитая лентами и цветами. Там встречал царскую семью местный губернатор В.Ф. Фон-дер-Лауниц[2] вместе с предводителями дворянства и депутациями от населения. Николай стоял, окружённый толпой паломников и другого люда, и каждый старался приблизиться к нему, чтобы поцеловать ему руки, рукава одежды, плечи. Царь приветливо отвечал на возгласы толпы, и Александра радостно улыбалась людям вместе с детьми, стараясь выказать своё расположение и любовь к ним. Обычно немилосердно настроенные к императрице журналисты — и те поспешили отметить «видимую сердечность холодной государыни». Как всегда, государи путешествовали под охраной лейб-казаков, но им не от кого было их охранять. Царь и царица были убеждены в искренней любви народа и верили, что вся крамола, вся грязь и злоба исходят из пропаганды жаждущих власти духовно оскудевших интеллигенции и аристократии.

К концу дня все изрядно утомились, но никому и в голову не пришло сетовать на усталость. Да никто её, пожалуй, и не чувствовал. Царская семья и её свита были полны религиозного рвения и надежд.

Но вот наконец сверкнули в послеполуденных лучах солнца золочёные купола и свеча колокольни. Ещё немного — и белые каменные здания обители, возвышающиеся над берегом реки Саровки, окружили их, а царь и царица ступили на монастырский двор. Прибытие в Саров превратилось в удивительное торжество. Далеко разносился могучий колокольный звон, посвежевший ветерок обвевал разгорячённые лица, неся с собой ароматы сосен, цветущих лугов, буйного разнотравья, Множество духовенства в сверкающих облачениях вышло навстречу царственным паломникам, их плотной стеной окружал народ, напряжённо прислушивавшийся к словам царя и церковных иерархов. Последние лучи заходящего солнца, освещающего древнюю обитель, вечерня с дивным синодальным хором, густые клубы ладана, смешивающиеся с благоуханием летнего воздуха, — эти впечатления навсегда останутся в памяти Николая и Александры.

Ночевать царственных богомольцев отвели в покои настоятеля. И вот наступило долгожданное утро.

В этот день, казалось, и колокол звучал совсем по-новому, радуясь среди лета пасхальной радостью: открытие честных мощей угодника Божия Серафима, светлого инока, истинного батюшки русского народа. Поклониться ему пришли тысячи и тысячи. Государь жаждал слиться со своим народом, ибо как никогда ощущал над своей земной властью могущество власти небесной и неизъяснимость Божьего Промысла. Просто раб Божий Николай. Царь, великий князь Сергей Александрович и его двоюродные братья понесли мощи преподобного Серафима, извлечённые из скромной могилы на кладбище обители в собор с золотым куполом, специально построенный как вместилище мощей святого. Трижды обнося на плечах раку со святыми останками нового чудотворца вокруг храма, Николай всё сильнее укреплялся верой в то, что над его страной простирается молитвенный покров преподобного Серафима. И над его семьёй. И теперь уже не будет ничего невозможного. Государь не сменялся, остальные несли раку по очереди.

Вместе с народом, плачущим от умиления, причащалась и царская чета. Александра вспоминала невольно, как боролась когда-то с Ники против себя же самой. «Когда вы узнаете, как прекрасна, благодатна и смиренна наша православная религия, как величественны и великолепны наши храмы и монастыри и как торжественны и величавы наши богослужения, — вы их полюбите, Аликс, и ничто не будет нас разделять...» — «Нас ничто не разделяет больше, любимый! Это чудо, эту радость в молитве к святым, этот праздник веры и торжество Православия — это всё подарил мне ты. Я никогда не перестану благодарить Господа за его милость, за обретение веры, за обретение новой родины и за тебя, мой дорогой! Да поможет тебе в нелёгких твоих трудах новопрославленный угодник Божий Серафим!»...

На берегу узенькой речки царь и царица увидели первое чудо. Воды Саровки считались целебными, потому что в них часто купался преподобный старец. Они увидели крестьянку, которая несла совершенно парализованную дочурку, а затем погрузила её в реку. Немного погодя девочка своими ножками поднималась по травянистому берегу. Доктора, находившиеся в Сарове, подтвердили факт недуга и исцеления от него.

Александра тоже искупалась в Саровке и долго молилась у раки с мощами святого.

Вскоре, через несколько дней, Николай, Александра и некоторые из их свиты поехали в Дивеевский женский монастырь, расположенный в пятнадцати верстах от обители.

Дивеевский монастырь — духовное детище преподобного Серафима. Прозорливица Прасковья Ивановна — престранная и премудрая, подвизавшаяся несколько лет в лесу, знала, зачем пришла к ней царица. Александра ещё и слова не вымолвила, склонившись перед старицей, как услышала:

— Исполнит Господь твои молитвы — через год родишь сына. Но не на радость, а на скорбь родится этот царственный птенчик. Невинная и святая кровь его будет вопиять на Небо...