Попятилась. А Август подходил ближе. Медленно… Настолько медленно, словно это эффект такой, словно ему и время подвластно! Плечи напряжены, руки в карманах брюк, голова слегка опущена и взгляд исподлобья пронзает насквозь, так что мурашки бегут по коже. Дышать стало трудно. А сердце колотилось так часто и так быстро, словно играет наперегонки со смертью.

Лопаткам стало больно – с такой силой я вжималась в кирпичную стену. Но пути к отступлению не было, Август оказался практически вплотную, его руки по обе стороны от моей головы, а губы так близко, что волей-неволей на них замирал взгляд.

И это ему тоже нравилось.

– Ты воняешь. Не кури больше, – дрогнули губы. Не в просьбе – в тихом приказе.

Рука легла на мою талию, заскользила вниз, а уже спустя миг Август вытащил из переднего кармашка моей униформы помятую пачку сигарет.

– Сделаю тебе одолжение – выброшу эту дрянь. Не благодари, – ухмыльнулся, взмахнул рукой и, даже не обернувшись, попал точно в урну за спиной.

– Сделай ещё одно: проваливай к чёртовой матери, – ответила шёпотом, но довольно внушительным.

А Август лишь рассмеялся в ответ:

– Да я бы с радостью, Рони! Вот только ты, идиотка, этого не хочешь.

– Я… я хочу.

– Лжёшь ты тоже так себе, – прищёлкнул языком и оказался ещё ближе, так что грудь прижалась к моей, а кончики носов едва не соприкоснулись. И, чёрт возьми, внутри меня случился самый настоящий бунт чувств. Эмоции были настолько противоречивы, что самой себе стала противна. Ведь понимала: ОН – больше не тот прекрасный мальчик, но в то же время испытывала какой-то неправильный больной кайф в присутствии того, кем этот мальчик стал.

Август не знал этого. Он не мог читать мои мысли и чувствовать то же, что чувствовала я. Выводы, которые он делал отталкивались лишь о того, что он видел, что слышал, и какой меня помнил.

– Почему они тебя видят? – повторила один из десятка своих главных вопросов. – Дина не видела, а они…

– А они видят, – перебил, делая шаг назад и скользя по мне оценивающим взглядом; захотелось чем-нибудь прикрыться. – Видят, потому что Я так захотел.

– Это не ответ.

– Тогда что же это? – резко вскинул на меня глаза и словно пригвоздил взглядом. – Я позволяю им себя видеть, – не больше и не меньше.

– Почему они ведут себя с тобой так, словно вы давно знакомы? – пытала удачу докопаться до истины.

А Август продолжал вести себя так словно эта игра, которая его очень забавляет.

– Потому что Я так захотел. Хочу – видят. Не хочу – не видят. Круто, да? —ухмыльнулся и добавил: – Тебе идёт это платье.

– Это униформа.

– Тебе идёт эта униформа, – игриво дёрнул бровями. – Ну?

– Что? – смотрела на него с опасением.

– Я сделал тебе комплимент и хочу услышать: «Спасибо, Август. Ты такой душка, Август». Ладно, последнее можешь не добавлять, я и так это знаю.

Тишина.

Я не понимала его легкомыслия. Не понимала, почему ведёт себя так расслабленно, если – сам сказал, – время поджимает. Понятия не имею, что конкретно он имел в виду, но в прошлую нашу встречу я всем своим нутром чувствовала исходящую от него угрозу, а теперь… теперь он, кажется, веселился.

– Зачем ты это делаешь? – наконец отлипнув от стены, смогла расслабить плечи и сделать вдох поглубже.

Август присел на перила, достал из кармана два… два чупа-чупса (?!), один забросил за щёку, а второй протянул мне:

– Клубничный. М-м?

Коротко покачала головой:

– Ты… ты серьёзно сейчас?

– Ну как хочешь, – пожал плечами и спрятал леденец обратно в карман.

– Август, – позвала как можно спокойнее, – что происходит?

– Так ничего и не вспомнила? – с задумчивым видом протянул спустя паузу.

– Помоги мне вспомнить. И тогда… тогда…

– Тогда, – что?! – зарычал вдруг, и я вздрогнула, впившись зубами в нижнюю губу. – Тогда у тебя наконец проснётся совесть, и я смогу свалить от тебя… эм-м, куда ты там меня посылала?

– Я…

– Да не важно, заткнись, – отмахнулся, словно этот разговор ему ужасно наскучил.

Где-то вдали залаяла собака.

Из дома напротив донеслась ругань. Затем звякнули бутылки.

А проезжающий мимо автомобиль на мгновение ослепил фарами.

И это всё на что я пыталась отвлечься, чтобы оттянуть ту секунду времени, когда вновь придётся заговорить с Августом.

– Я… я просто… – набрала в грудь побольше воздуха и наконец решилась продолжить, хоть и точно знала, что именно этого добивался Август – ему нравилось видеть меня такой. – Мы ведь можем просто поговорить. Я… я пытаюсь понять тебя. Пытаюсь понять, для чего ты меня изводишь! Пытаюсь как-то проанализировать всё то, что происходит, сделать какие-то выводы и при этом не сойти с ума, чёрт! Но… – тяжело вздохнула, всплеснув руками, – пока что получается плохо.

И вновь тишина.

– Август, просто объясни мне всё, – добавила громче. – Помоги вспомнить. Мне нужно понять, для чего…

Он так резко приблизился, что я и моргнуть не успела; обвился руками вокруг талии и рывком притянул к себе.

– ЧТО?! Что ты хочешь услышать?! Почему я здесь? Что делаю? Чего добиваюсь? Эти вопросы тебя мучают, Рони? О-о-о… бедная-бедная Рони… – зашипел и к носу устремился сладкий запах конфеты. – Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответы?.. Ты лишила меня жизни. Лишила свободы. Лишила меня… моих крыльев. И ни черта из этого не хочешь возвращать! Всё ещё нуждаешься во мне… Всё ещё не можешь отпустить. Это даже смешно. Смешно, что такой жалкий кусок дерьма, как ты, Рони, может быть ещё и законченной эгоисткой. У тебя было целых пять лет, чтобы научиться жить без меня. Но ты, дура, ни то, что без меня, – ты в принципе жить не научилась. И других за собой в эту яму тянешь. И знаешь, что во всей этой ситуации огорчает меня больше всего?..

Прижался губами к самому уху и с такой злобой, с такой ненавистью зашептал, что слёзы невольно потекли по щекам.

– А больше всего меня огорчает то, Рони… что я даже не могу… просто права не имею позволить тебе наконец сдохнуть!

И он толкнул меня. Толкнул с такой силой, с такой яростью во взгляде, что ещё на пути к стене в которую летела, успела понять, насколько сильно Август меня ненавидит. Насколько же велико его отвращение ко мне. И, самое печальное… что я была вполне способна его понять.

А затем удар. Вспышка боли в голове. Перед глазами взорвались снопы искр, на смену которым пришла тьма. Но она длилась всего несколько секунд, ведь когда я снова распахнула глаза, Август был всё там же – передо мной. На земле. И он корчился от боли.

– Чёр-р-рт… – рычал сквозь зубы одно ругательство за другим. – Чтоб тебя… Дьявол…

Коснулась пальцами затылка. Крови нет, но боль такая, что до сих пор звенит в ушах, а черепушка, кажется, ещё немного и треснет. Если ещё не треснула. Если не…

– Чёрт! – а это выругалась я. И ещё взвизгнула в придачу. Потому как два горящих алым глаза оказались перед лицом так внезапно, что времени на узнавание просто не осталось.

Тёплое дыхание из пасти одного их доберманов коснулось кожи, а его утробное рычание подсказывало, что лучшее, что я сейчас могу сделать, это попросту не шевелиться.

– Да знаю я, – послышался ворчливый голос Августа, что прижимая обе ладони к животу, шатаясь и всё ещё корчась от боли, поднимался на ноги; из уголка его рта сбегала струйка крови. А разговаривал он не иначе, как со вторым доберманом. – Отвали. Отвали, сказал! Чёртов Тузик.

Пёс передо мной зарычал громче, но… вовсе не на меня. Тогда-то и поняла: они здесь не для того, чтобы пугать меня… они здесь для того стать преградой между мной и Августом.

– Я всё равно ничего не смогу ей сделать, отвянь, блохастый! – продолжал ругаться Август, привалившись к перилам и опустив голову. – Да знаю я… Знаю, говорю! Закрой пасть уже, мне тут больно вообще-то, бездушное ты животное! Что?! Я сам виноват? Я ещё и виноват значит? Охренеть, братан. Ты вообще за кого меня держишь, а? Можешь забыть про пончики, понял?.. Ничего не знаю. Дотявкался.