— Не верите в приметы? — негромко спросила она.
— Я верю, сира, в то, что умные люди всегда смогут договориться, если захотят, — вздохнул он. — И в то, что хорошие отношения — это тяжелая и скучная работа для обоих, но только она одна способна примирить и сблизить чужих людей, вынужденных делить кров, стол и постель. Ни сир Кристиан, ни сира Луиза к ней не способны, так что им никакие приметы не помогут и не помешают. Будет у них ровно то же, что у сира Эммета с сирой Аларикой: мелкий тихий бунт захваченной провинции против бесцеремонного завоевателя. Ни радости, ни тепла, ни доверия, хоть роняй браслеты у алтаря, хоть держи их крепко.
— А я для вас тоже… завоеватель?
Меллер негромко рассмеялся.
— Вы для меня как люди для дриад, — сказал он. Катриона фыркнула над упитанной «дриадой», но удержалась от колкости. — Их никто не звал, однако они пришли. Что ж, делать нечего, будем пытаться извлечь из этого пользу. Тем более, что у вас тут к дриадам относятся вполне терпимо, не как кое-где на юге, где девочкам натурально приходится отстреливать слишком наглых и жадных, а остальных стращать неурожаем. А вы разумная и терпеливая женщина, умеете ценить то, что есть, и не требовать невозможного — с вами совсем не сложно поладить. Тео снял на меня комнату в здешнем трактире, — прибавил он вдруг вроде бы вне всякой связи с их разговором. — Останетесь на ночь? Не хочу, чтобы вы добирались домой в потёмках. Завтра вместе со своим маршалом и его женой поедете, когда уже рассветёт.
— Я бы лучше сегодня и вернулась, — пробормотала Катриона. — Но сегодня сира Гертруда с сиром Роландом не ссорилась, так что провожать меня она точно не станет.
— Этим двоим, чтобы поссориться, достаточно две-три минуты постоять рядом, — усмехнулся Меллер. — Я в последний раз только и успел понять, что поцапались они из-за сира Алана, который прямиком из послушников сбежал в наёмники, и пришлось сире Гертруде отдуваться за кузена, не пожелавшего служить Девяти. Разнять уже не получилось.
— И этот человек настойчиво советовал мне не лезть в ссоры моего маршала и его жены, — проворчала Катриона. — А сам пытается разнять кузенов.
— Ну… всем надо время от времени делать глупости.
Она озадаченно промолчала, не зная, что ответить на такое замечание. Мать Саманта тем временем дочитала молитву Сармендесу и объявила молодых супругами, пока Бездна не ляжет между ними. Сир Кристиан подал руку новобрачной, они двинулись к выходу, а за ними потянулись родственники и гости. «Нет, — подумала Катриона, отступив назад, чтобы людской водоворот не подхватил её и не поволок в самую толчею на ступенях, — вот уж о чём не жалею ни чуточки, так это о том, что у меня не было такой же свадьбы. Лучше быстренько заключить брак в маленькой часовенке, и огры с нею, с лысой лисой. Барону с семьёй теперь дня три придётся дальних гостей выпроваживать — вот уж радости-то от болтающихся по замку бездельников!»
Она всё-таки поискала глазами сиру Гертруду, но среди толпящихся гостей той не было видно, а если она ещё и сменила доспехи Ордена Пути на нарядное платье, Катриона могла и вовсе её не узнать среди других женщин. Разве что дочь сира Ламберта ростом бы выделялась. «Ладно, — решила Катриона, — сегодня последняя на много времени вперёд ночь, когда я буду не одна. Не стоит отказываться от такой возможности».
========== Глава 16 ==========
Сира Гертруда поздравила кузена почтовой карточкой с цветами и сердечками, но сама на свадьбу приехать не смогла: не успевала из какой-то очень уж дальней поездки, в которую её отправили по делам Ордена. Так сказал сир Ламберт, совершенно явно не одобрявший пустой траты денег — яркие глянцевые карточки стоили недёшево и были при этом совершенно бесполезны, с этим и сама Катриона легко согласилась. Заодно он передал привет от дочери. Та, оказывается, хотела написать Катрионе отдельное письмо, но слишком торопилась и обещала прислать его попозже. Катриона поблагодарила за новости и подумала, что надо бы самой отправить письмо сире Гертруде. Завести с кем-то постоянную переписку — неплохой способ узнавать что-то новое, что происходит за пределами привычного мирка. Есть ещё консорт, конечно, но вряд ли у него будет больше свободного времени, чем у паладина Ордена Пути. Да и желания переписываться с навязанной супругой тоже может не оказаться.
А он в самом деле уехал на следующее утро в карете Ферров. Фурой же, чем-то порядком нагруженной, села править Рената, тоже невеликая любительница верховой езды. Катриона простилась с консортом и его попутчиками, с сиром Роландом в том числе, и заново подивилась тому, насколько мало её трогает близость человека, так долго занимавшего её мысли и сны. Она мечтала хотя бы постоять рядом, хотя бы до рукава его дотронуться кончиками пальцев? Что ж, он ей даже руку поцеловал на прощание, а она только кивнула. Сердце не забилось заполошно, дыхание не перехватило. Даже поцелуй в щёчку от консорта смутил сильнее — не нравились ей такие нежности на людях.
Словом, она вернулась в Вязы с маршалом и его супругой, как Меллер и советовал, и потянулась бесконечная зима.
Спать вместе со своей сеньорой в те ночи, когда маршал отсутствует в крепости, сира Аларика отказалась. Ну… как отказалась? Спросила: «Вы приказываете?» — таким несчастным голосом, что Катриона смутилась. «Нет, конечно, — поспешно ответила она. — Я просто подумала, что вдвоём теплее и вообще… Вы не боитесь оставаться одна ночью?» — «Да я с детства об этом мечтала, — с ожесточением ответила Аларика. — С тех самых пор, как ко мне в кровать подсунули трёхлетнюю Аделину. Мы же с нею до самой моей свадьбы спали вместе, а тут я остаюсь совсем-совсем одна, пока Эммета мантикоры таскают по лесам и оврагам». Катриона, с братом спавшая не то что в разных кроватях — в разных комнатах, не стала настаивать, хотя гораздо охотнее делила бы постель с Аларикой, чем со старым блохастым котом, который то вылизывался, смачно хлюпая языком, то чесался так, что кровать тряслась, а то и вовсе уходил по своим котовым делам, подло бросая Катриону в пустой тёмной спальне. А в одиночестве, даже без кота, ей то и дело снились кошмары.
Вот и в этот раз Катриона вскочила в холодном поту и прижала руки к горлу, в которое отдавало частыми толчками бешено стучащее сердце. Дверь в спальню была приоткрыта — кот опять ушёл, ловко поддев её лапой, и по босым ногам тянуло холодом из коридора.
Катриона посидела немного на краю кровати, приходя в себя и соображая, приснился ей чей-то захлебнувшийся вскрик или нет. За окном было темно, но темень эту чуть заметно тронула предутренняя серость: уже не ночь, ещё не утро — самый паскудный час. Маршал вчера умчался по свежему следу очередной шайки с юга, бежавшей в глухомань подальше от королевских солдат и судей, и Катрионе было тревожно. В самом деле кричал кто-то, или это отголоски ещё одного кошмара? Тревога, невнятная, но неотвязная, грызла её, так что она встала, торопливо оделась, наскоро зашнуровала сапоги и напялила кольчугу прямо поверх платья, отстранённо пожалев дорогое сукно, которое после этого совершенно потеряет вид, изодранное стальными кольцами. Отцовский меч на поясе окончательно придал ей уверенности. Катриона взяла со стола чуть тлеющую лампу, раскрутила фитиль, чтобы горело поярче, и двинулась к лестнице вниз.
Как раз, чтобы увидеть с площадки троих обросших, диковатого вида мужиков, начавших по лестнице этой подниматься. «Как они сумели открыть дверь? — изумилась Катриона. — Кто-то из прислуги выскочил узнать, в чём дело, и нарвался на этих мерзавцев? Ну, если жив недоумок, получит он у меня десятка два плетей, чтобы мозги на место встали! А если бы я не проснулась?!»
В ней, как обычно в случае опасности, словно бы заморозило все чувства. Страх и боль никуда не уходили — они застывали, ожидая, когда всё закончится, чтобы с опозданием навалиться на Катриону с удвоенной силой. Когда она зарезала одичавшего волкодава и туго перетянула рану, останавливая кровь, её накрыло так, что она даже на помощь позвать не могла — тряслась и рыдала, с ужасом понимая, что смерть прошла совсем рядом, только самым кончиком косы чиркнула ей по бедру. Но это всегда случалось после, когда опасность уже миновала, а в моменты, когда жизнь висела на волоске, Катриона бывала прямо-таки нечеловечески спокойна.
