— Надевайте скорее, просту’дитесь!
Та посмотрела на Катриону так, будто не могла понять, чего от неё хотят, и Катриона почти силой напялила на неё нагретую телом безрукавку.
— А, — вяло и словно бы сонно проговорила Рената, — одежда с хозяйского плеча. Я польщена, сира. Буду носить её с честью, не сомневайтесь.
— Э… — Катриона обескураженно оглянулась по сторонам, надеясь, что сир Бирюк где-то рядом и что уж он-то объяснит своей напарнице, как она всё неправильно поняла: никто и не думал дарить ей старую безрукавку, у которой мех уже местами протёрся до проплешин. — Если хотите, я вам лисьих шкурок дам, таких же рыжих, прямо к вашим глазам. А такое старьё дарить стыдно.
— Ничего вы не понимаете, — заявила Рената. Она горделиво выпрямилась, отняла руку с комком талого снега от лица, разукрашенного потёками грязной воды и крови, и королевским жестом запахнула безрукавку. — Сеньора с себя одежду сняла и отличившемуся бойцу пожаловала. Да будь это хоть подвязка от чулка, такую честь ещё заслужить надо.
Да она пьяна, дошло наконец до Катрионы. Как только с магией своей управлялась, так набравшись? К ним протолкался наконец сир Бирюк, молча взвалил напарницу на плечо и потащил в казарму егерей. А Катриона убедившись, что все живы и даже более или менее целы, беспокойно обернулась на брошенную ею гостью, но ту уже обнимали в четыре руки покровитель и сын, а вот младший Меллер устремился к своей супруге с таким видом, будто не знал, то ли обнять, то ли отвесить хорошую затрещину.
В общем, раненые были, конечно. У четверых оказались нешуточные переломы, кое-кто отделался вывихами, а синяки и ссадины имелись вообще у всех, кто был во дворе. Даже у тех, кто жался по углам, в драке не участвуя. А ещё многим прилетело ядовитыми брызгами — счастье, что одеты почти все были тепло, и яд по большей части проел проплешины в одежде, а не обжёг кожу всерьёз. Да ещё, оказывается, Рената наколдовала небольшой смерч, который сбивал виверне ядовитые плевки, и брызгами защитникам крепости досталось только на излёте. Барону тоже перепало, кстати. Травница смазала ему пятна обожжённой кожи на лице какой-то жирной вонючей дрянью, а Катриона послала гонцов в замок, чтобы везли сюда целителя, потому что не нравилось ей, как красные пятна продолжают расползаться из-под мази.
Голову виверны, понятно, забрал барон. И чешую покрупнее тоже — весь остаток дня охотники срезали её с дохлой твари. Мелкую и поломанную сир Георг разрешил взять всем желающим из тех, кто участвовал в убиении виверны, и та же Беда азартно принялась выдирать чешуйки себе на охотничью куртку: ни дождя, ни снега не боятся, железом не пахнут, да и полегче весьма, чем стальные пластинки или даже кольчужная сетка. Хвост у Катрионы выпросил Томас Меллер — не задаром, конечно. Катриона подумала и потребовала взамен привезти хорошего вина к следующим праздникам, причём на всё село, а не бочонок ведёрный. (Сельчане, сбежавшиеся поглазеть на убитую виверну, согласно загомонили.) Крылья, простреленные и подпалённые во множестве мест, и гребень со спины Катриона оставила себе, думая со временем повесить их над входом, что ли, или ещё где-нибудь на видном месте. Остальное оттащили за ворота и скинули в лог. Волки на такое угощение вряд ли позарятся, но лисы, крысы, вороны — эти не откажутся.
Сир Георг, конечно, после всей этой суеты задержался ещё на день. Предлагал остаться и матери Кларе, но та собралась быстрее, чем оседлали лошадей для гонцов, и уехала с ними в Волчью Пущу. Катриона сама неприятно поразилась тому, с каким облегчением она восприняла отъезд служительницы Девяти, но чего уж врать, не нравилась ей мать Клара, и даже думать не хотелось о том, что со временем именно она может заменить матушку Саманту. Разве что оглянется наконец по сторонам, поймёт, где оказалась, и будет помогать людям, а не путаться у них под ногами, поучая и командуя.
В общем, день получился длинный и хлопотный, и Катриона думала, будто упадёт в постель и тут же заснёт, как провалится. Ну, то есть так оно и вышло, только среди ночи она проснулась в холодном поту, резко сев и судорожно комкая беличье одеяло, потому что в её сне виверна нацелилась именно на них с сирой Маргаритой.
— Спите, сира, всё хорошо, это просто кошмар.
Тёплая и расслабленная со сна рука потянула её обратно, и Катриона послушно улеглась, против воли прижимаясь к консорту.
— Когда вы успели прийти?
— Почти сразу, как вы свечу погасили, судя по запаху.
— Я даже не почувствовала.
— Вот и славно, — сказал он, плотнее обнимая её. — Спите, вам надо отдохнуть наконец.
Она повозилась, поудобнее устраиваясь в его руках, и спросила:
— Почему вы за меня испугались? Ведь испугались же?
— Ещё как, — легко признал он.
— Но вы же ничего не теряете, овдовев, а любить вам меня не за что.
— А кто говорит о любви, сира? Вы теперь член стаи, и я не хочу вас терять.
— Чем больше стая, тем она сильнее?
— Конечно.
— Понятно, — пробормотала она, и благодарность за то, что Меллер не стал врать, мешалась с разочарованием: ну, мог бы и приврать хоть чуть-чуть, что ли. Супруга она ему или кто? Просто крыса из его стаи?
А ещё ей было любопытно, приедет ли, сопровождая целителя, сир Кристиан, чтобы повидаться с её консортом.
========== Глава 12 ==========
— …Не-а, — с нахальной ленцой в голосе ответила чародейка. — Не отдам.
Катриона глубоко вдохнула, припоминая про себя самые любимые выражения отца и брата, но попыталась ещё раз достучаться до здравого смысла наёмницы:
— Рената!
— Для вас — госпожа Винтерхорст, — отрезала та. — Мы не друзья, сколько я помню.
— Да зачем вам это молью траченное старьё? — раздражённо спросила Катриона. Вот честно, сил уже не хватало сдерживаться! Сначала мать Клара со своим длинным носом и дурацкими поучениями, теперь эта остроухая со своими капризами… — Во’рот потёртый, подмышками уже кожа голая виднеется, ворс сваливается, и вообще она у меня только чтобы по кладовкам шариться, когда хороших вещей жалко.
— Ну, так радуйтесь, что у вас будет законный повод сшить новую.
— А не проще вам новую сшить? Я же с вас денег за шкурки не беру!
— А мне нужна эта.
Катриона злобно выдохнула, просто не зная, что сказать.
— Проклятие, что ли, навесить хотите по старой вещи? — уже просто наобум спросила она.
— Я стихийница! — возмутилась Рената. — Какие проклятия?! Молнии, огонь и лёд — я даже сглазить как следует не могу, не то что проклясть по-настоящему.
— Тогда зачем?
— Да вам-то что за дело, сира? Нравится мне эта.
— Мне она тоже нравится, — безнадёжно сказала Катриона.
— Отец подарил? — напряглась чародейка. — Или брат?
И ясно стало, что если соврать, сказать да, она тут же перестанет маяться дурью и вернёт эту несчастную безрукавку.
— Нет, — вздохнула Катриона, кляня себя в душе за неуёмную — или просто неумную? — честность. — Просто я к ней привыкла. Она такая… ну как сапоги, уже разношенные по ноге.
— Вот, — наставительно подняла палец Рената. — Теперь поняли? Сира, я за контракты ценой меньше сотни марок вообще не берусь, так что купить я себе могу хоть пардусовый плащ до пят. А такие вещи, чтобы надеть и понять: «Вот оно, моё», нечасто попадаются.
— Ладно, — сдалась Катриона, отчасти чародейку поняв. — Но тогда с условием, что вы мне ответите на один вопрос.
— Да ради Предвечной! — Она в упор не заметила, как возмущённо вскинулась сеньора Вязов при упоминании этой Предвечной. — Не сплю я с вашим консортом и не спала никогда. Непрофессионально. А попросту — грубейшее нарушение Устава Гильдии наёмников. Сколько угодно могут легенд и баллад сочинять про барона Драконлинга и его возлюбленную, а я говорила и говорю: глупо и непрофессионально. Не должен охранник спать с нанимателем, хоть какая там будь любовь. Вернее, если уж приключилась с тобой такая любовь — немедленно разрывай контракт и требуй замену. Понятно, что штрафы Драконлинг за свою фаворитку мог выплачивать какие угодно разорительные, но Грета Лягушачий Рот бросает тень на всю гильдию, а о ней песенки поют, вместо того, чтобы на пальцах объяснить, что так делать нельзя ни в коем случае.
