— Эти подвязки, наверное, ужасно режут ноги под коленями. Давайте я попрошу тётушку Маргариту купить для вас пояс с лентами? К нему чулки пристёгиваются, и никаких подвязок.

— Вы так хорошо в этом разбираетесь? — съязвила она, чувствуя, что опять краснеет.

— Я хорошо знаю, как всё это снимается, — сказал он, посмеиваясь. — Но купить, конечно, не рискну, попрошу родственниц. И честное слово, даже смотреть не стану, что они сложат в коробку.

Катриона покосилась на него, но Меллер по-прежнему закрывался рукавом, как сконфуженная деревенская девица, так что она быстренько закончила одеваться. Был бы её консорт ровней ей, она бы спросила, не помочь ли ему умыться, а так… поплескала себе в лицо из ведёрка с подогревшейся за ночь водой, прополоскала рот мятным настоем. Пусть так же умывается, лить ему из ковшичка она не служанка.

— С кем бы вы заключили брак, если бы не я? — неожиданно для себя спросила она.

— Понятия не имею. — Как можно пожать плечами лёжа? Меллер вот как-то сумел. — Мои старшие братья намного старше меня, матушка как-то призналась, что я получился вообще случайно — чары на пояске, видимо, выдохлись. — Катриона хотела спросить, что за чары и что за поясок, потом сама сообразила, а Меллер продолжил: — Оба брата давно женаты, у обоих есть сыновья, так что наследников никто от меня не ждёт. Но и подыскивать мне супруга для бесплодного брака тоже смысла нет: у меня два сводных брата — признанные бастарды, а я хоть младший, но всё-таки законный сын. Для нашей семьи разницы, в общем, нет. Крысы всех детёнышей в стае кормят и вылизывают, не разбирая, свои или чужие. Но устроить брак бастарду — даже признанному, даже не бедному, даже получившему неплохое воспитание и образование — всё равно сложнее. Веберы предлагают очередной бесплодный брак, но они сразу имели в виду Томаса, обо мне и речи не было. Возможно, предполагалась дочка какого-нибудь торговца средней руки в Озёрном: его знакомства, его знание графства, его кое-какие постройки — и наши деньги, наши связи с гномами, имя наше в конце концов. Какая теперь разница? Вы моя супруга, и только Бездна разорвёт наши узы.

— А фаворит или фаворитка?

Катриона сама не могла объяснить себе, зачем так дотошно всё это выспрашивает. Ей же это должно быть безразлично, разве нет? На Меллера она при этом не смотрела, взяла со стола зеркальце, подошла к окну и придирчиво оглядела себя: что ж, долгий сон ей пошёл на пользу. Красивой она, понятно, не стала, но хотя бы не выглядела унылой замученной клячей.

— Пояс, чулки, бельё и нормальное зеркало, — сказал Меллер вместо ответа на её вопрос. — Пошлю тётушек по лавкам сразу, как приеду в Озёрный. — Катриона хотела возразить, что ничего ей не нужно, но он ответил-таки: — А в фаворитках у меня довольно известная поэтесса Этельберта Сильвер. Если вы слышали романсы «Луна на ущербе» или «В твои глаза смотрю, как в ночь», то это на её стихи.

— Красиво, — вздохнула Катриона. Ну да. А после этой поэтессы он будет приезжать в глухое село и встречаться там со своей законной супругой, которая не знает, какой вилкой надо есть рыбу, а какой это… суфле.

— А, — поморщился Меллер, садясь на кровати, — игры томных барышень в тоску, разлуку и несчастную любовь. Настоящих проблем нет, вот и ударяются в возвышенные страдания.

— Так она вам даже и не нравится? — удивилась Катриона. Она была уверена, что женятся, конечно, ради выгоды, но уж фаворитов-то заводят точно для души.

— Ох, сира, вы хотите, чтобы я плохо говорил о своей женщине, да ещё у неё за спиной?

— Не хочу, — возразила она. — Просто не понимаю. Женились бы на дочке бакалейщика средней руки, а в театр или куда там положено водили бы свою поэтессу, но для души-то кто?

— Друзья и родственники.

Она чуть не ляпнула: «А любовь?» Удержалась милостью Хартемгарбес, не насмешила торгаша девичьими бреднями о любви.

========== Глава 11 ==========

Вообще-то, в кладовой, где хранились меха, пустовато было, пустовато. И распродать пришлось старые запасы, чтобы устроить достойное бракосочетание Вальтера, и подарки сделать Марене и её семье, и десятину барону выплатить. Оставшееся Катриона продавать не хотела даже ради разрешения на брак и выплаты долга сиру Георгу: мало ли что ещё случится? Вполне может оказаться так, что настоящие чёрные дни ещё даже не начинались. Да хоть вот, как сейчас, понадобится сделать подарок — и что будешь дарить? Холст домотканый? Медвежий окорок? А тут приходишь и выбираешь шкурку-другую. Выбирать, правда, было особенно не из чего. Не енотов же преподносить жене торговца, который фаворитку одевает в куниц! Понятно, что госпоже Меллер куницы не по чину, но ей в подарок следовало хотя бы лис набрать с полдюжины. Обыкновенных, рыжих, потому что в её годы (а она уж точно не девочка, если её позднему младшему уже не девятнадцать, прямо сказать) чернобурок лучше не носить. Старят они, хоть и выглядят побогаче рыжих сестриц.

— Ох, какая прелесть! — восхитилась сира Маргарита, осторожно скользя гладкими ухоженными пальчиками по ряду свисающих полосатых хвостов. — Кто это, сира Катриона?

— Еноты, — сказала Катриона, пытаясь сообразить, а что фаворитке-то Меллеровой можно подарить, если она уже носит кунье манто? Вообще-то, Катриона, раз уж собралась рыться в мехах, мать Клару пригласила, чтобы та сама к Солнцевороту выбрала себе лису на воротник или тех же белок на полушубок. Однако сира Маргарита тоже увязалась за ними — скучно ей тут было, только разговорами с жрицей и спасалась.

— О, — сказала сира Маргарита с загоревшимися глазами, — вы не будете против, если я попрошу Фредерика купить для меня несколько таких шкурок? На пелерину и на шапочку. У вас тут носят такие забавные, круглые с хвостиками. Я тоже хочу такую.

— А… — Катриона поперхнулась и предупредила очень вежливо: — Я хочу сказать, сира, такие носят только парни помоложе. Даже взрослым мужчинам уже… ну, не принято.

— Но я только что видела девушку в шапочке с полосатым хвостиком. Или ваши юноши ходят с косами ниже поясницы?

— Это Берта Беда, — вздохнула Катриона. — Лучший здешний охотник и лучший стрелок. Она нарочно так одевается и так себя ведёт, чтобы женихов отвадить.

— А куда смотрят родители?! — возмутилась мать Клара, даже перестав наглаживать пятнистый рысий мех. «Ей пошёл бы, — прикинула про себя Катриона, — светло-русенькая, бледненькая, глазки прозрачные — рыжая лиса из неё просто совсем белёсую моль сделает, а зимняя рысь неяркая».

— Отец покойный сам её стрелять и учил, — ответила она матери Кларе, — матушка на неё давно рукой махнула, а братец сказал, что ему же проще, приданое не выделять.

— Но вы же её сеньора, вы должны вразумить девушку!

— Зачем? — удивилась Катриона. — Брат её женат, детишек полон дом, Берта их любит и невестке с ними помогает. Девушка она порядочная, не вертихвостка какая-нибудь. Не хочет замуж — зачем же силой гнать?

— Но разве пристало порядочной девушке бродить по лесу в одиночку? Мало ли что может случиться? Вдруг разбойники?.. — Мать Клара неожиданно залилась некрасивым, неровным румянцем.

— Так парню лет тринадцати-пятнадцати разбойникам тоже лучше бы не попадаться, — хмыкнула Катриона. — Правда, настоящего охотника в лесу выследить и поймать — это ещё постараться надо. Но девушки только до замужества на охоту ходят, святая мать. Потом какой мужик жену в лес отпустит? А так до свадьбы набьют белок себе на шубку, родителям на подати, или зайцев настреляют, тетеревов — тут у нас временами голодно бывает, только лес и спасает иной раз.

— И всё же, я думаю, обязанность сеньора… — гнула своё жрица.

— Позаботиться о том, чтобы его люди могли выжить в здешних-то краях! — не сдержавшись, рявкнула Катриона. — А уж какое перерождение они себе заслужат, пусть сами думают. — Сира Маргарита сделала большие круглые глаза, и Катриона, спохватившись, буркнула: — Простите, святая мать, но здесь не Озёрный и даже не Захолмье. Вы хотите эту рысь?