— В мастерской довольно большой разор из-за долгого отсутствия влажной уборки. Каждая вещь в последний раз трогалась только тобой, ни одна душа сюда не ступала. Даже я, выкупив это помещение, не дерзнул зайти сюда. Мастерская должна была памятовать именно твой запах, чтобы сразу же признать тебя, едва ты воротишься.
Джордж оглядел комнату, скрытую в полумгле. Окна были излишне запачканы дорожной пылью и грязью, долетавшей со стороны улицы, поэтому их светопроницаемость снизилась в разы, превратив это место в настоящее царство сумрака, существовавшее здесь эти несколько лет. Парень успел подметить, что ни одна вещь не была сдвинута с места, будто он и не уходил отсюда. Если бы не пыль и свисавшая с потолка паутина, то можно было подумать, что Джордж приходил сюда еще вчера, а никакой войны и не было вовсе.
Вот он сидит за прилавком, ремонтирует обувь, а за окном виднеется плывущая по тротуару Татьяна, проходящая мимо его мастерской, улыбаясь каждому светоносной улыбкой. Она почасту проходила мимо и изредка заглядывала сюда, чтобы отдать на ремонт обувь, у которой любил отклеивался каблук. Они могли немного поболтать, девушка любила задерживаться здесь и разглядывать прилавки с различными ботинками и туфлями, мерцавшими от гуталина. А потом так же незаметно уходила, поблагодарив молодого мастера. Ему так хотелось стать с ней хорошими друзьями, позвать на ужин в ресторан, но он понимал, что не осмелится это сделать. Она была слишком красивой, слишком трансцендентной для него. И сейчас, снова стоя посреди этой мастерской, Джордж до сих пор чуял парфюм этой прекрасной девушки с длинными шелковистыми волосами темно-рыжего цвета, переходящего при определенном свете в самый настоящий красный. Она часто смотрела на него своими эмфатическими ярко накрашенными глазами, будто видела в нем что-то очень курьезное и небезынтересное. Джордж сделал бы все возможное, чтобы снова увидеть ее зенки, почувствовать их внимание на себе. Но вряд ли это выполнимо. Прошло довольно много времени, вряд ли она все еще населяет квартиру в доме напротив. Она была довольно богато одета, что говорило о наличии в ее семье больших денежных средств и лишний раз подтверждало, что такая приглядная особа не станет задерживаться подолгу в одном городе. Такие женщины обожают разглядывать мир и проникать в самые недоступные его уголки. А здесь не было ничего, кроме серых вычурных зданий и мутной ядовитой Темзы, разносившей повсюду неприятные запахи.
Проведя пальцем по прилавку и оставив на деревянной поверхности маленькое ущелье, прорезанное в толстом слое пыли, Джордж снова посмотрел на Ломана, который скромно стоял у входной двери, заведя руки за спиной и наблюдая за тем, как юноша пытается вновь привыкнуть к чарующей силе этого места.
— Я был вынужден расстаться с этой мастерской пять лет назад. Мне едва исполнилось семнадцать, а больших денег в кармане не было. Отец умер слишком рано, мать пыталась управлять этим местом, даже научилась ремонтировать обувь, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Когда я подрос, мы начали вести это дело вместе. И когда и она ушла из жизни, то мне стало по-настоящему тяжко. Было много неоплаченных счетов, а прибыль с каждым днем становилась все меньше и меньше. Люди будто чуяли запах войны и перестали тратить деньги на все подряд. Даже богатые стали экономными. Когда-то здесь было много магазинов, салонов красоты и прочих мест, где можно оставить свои деньги за приятную услугу. Все закрылось. И мне пришлось продать все это, чтобы хоть на что-то жить какое-то время. Денег выручил немного, но сейчас, узнав, что я получил их от вас… Это немного режет меня изнутри. Моя мать всю жизнь ненавидела вас, она не объясняла причины. Но ее ненависть была горячей. Почему вы вернулись после стольких лет? Только не говорите, что так бы поступил каждый уважающий себя человек. Нет. Так бы никто не поступил.
— Твоя мать любила называть меня жадным донельзя еретиком. И отчасти была права. Я действительно был жадным, но, так или иначе, всегда был близок с твоей семьей. Делал все возможное, чтобы у них имелись средства на существование. Я ясно видел, что им было тяжело тебя растить. Они были молодыми, неопытными. Часто не могли обслужить даже самих себя. Постепенно им удалось научиться правильно жить и вести хозяйство. Но это давалось обоим с трудом. Еще в России их считали отбросами общества. Они не приняли грядущие перемены, словно чувствовали, что те приведут к страшной революции. Оба любили царя и его политику, отрицали поднявшийся против власти простой люд. Хотя сами они были простыми жителями без больших доходов. Твоя мать принадлежала к обедневшему древнему роду помещиков, но никаких богатств своих предков не унаследовала. Фактически, благодаря мне она смогла перебраться сюда. Уже здесь ей удосужилось познакомиться с твоим отцом. Их быстро свела вместе схожесть их судеб, что вряд ли может кого-то удивить. Тогда это было частым явлением. Оба из умирающей на глазах Российской Империи, оба вынуждены были бежать из нее, чтобы не застать приход большевиков к власти после поражения страны в Первой Мировой войне. Они не застали эти перемены, но боялись стать их свидетелями, боялись, что ты станешь участником этих событий.
— То есть, вы были знакомы с моей матерью еще до того, как она встретила моего отца? Почему она мне ничего про это не рассказывала?
— У нее появилась на меня сильная обида, которая, впоследствии, переросла в ненависть. Она просто стала меня избегать всевозможными способами. Мне было тяжело это воспринимать.
— Вы любили ее. Ведь так?
Доктор Ломан ушел от вопроса и с печальным видом отвернулся, сделав вид, что внимательно разглядывает прилавки с окутанной паутиной обувью. Но потом понял, что выглядит перед Джорджем по-детски глупо, выдавая ему, таким образом, все свои реальные мысли.
— Знаешь, любовь очень жестокая вещь. Ты влюбляешься в женщину, но, понимая, что не можешь быть с ней вместе, боишься уходить далеко, держишься где-то позади, не смея мешать ее счастью. Даже когда исчез из жизни вашей семьи, внутри меня все разрушалось из-за долгой разлуки с твоей мамой. Это было невыносимое чувство.
— Почему вы не рассказали ей о своих чувствах? Она бы смогла вас понять.
— Она знала об этом. Всегда знала… — прошептал Доктор Ломан и сел на стул, стоявший в темном углу у окна. — Давай пока не будем говорить на эту тему. Знаю, тебе хочется знать о своей семье как можно больше, но мне трудно вспоминать об этом.
— Хорошо. Извините. Я просто не знал…
— Кстати, ты так и не познакомил меня со своим другом. Как его зовут? Эрван?
— Да. Я обязательно вас с ним познакомлю. Он замечательный человек, без него я бы вряд ли дожил до сегодняшнего дня.
— Неужели? А совсем недавно ты люто ненавидел его. Ох уж эти дети! Вас трудно понять. Ваши характеры с каждым днем становятся все сложнее и сложнее. Мы были как-то проще. Говорили, что любим, сразу, едва почувствуем это в своем сердце, ненавидели только тех, кто ненавидел нас и всячески пытался сделать нашу жизнь невыносимой. Вы же научились ненавидеть самых дорогих людей. Вот это и привело к такой ужасной войне.
— Ну, мне порой сложно самому воспринимать свои мысли и чувства объективно. Иногда я становлюсь для самого себя настоящей загадкой.
— А вот этого не должно быть. Человеку необходимо полностью владеть над своим сознанием, действиями, иначе это может привести к печальным последствиям. Мы обязаны читать себя, как открытую книгу, а не пытаться понять свой внутренний мир только по краткому описанию на первой странице.
— Это тяжело.
— Да. Но нужно тренироваться. И тогда ты сможешь избежать неприятных ситуаций. Те же ссоры возникают из-за нашего незнания самих себя. Мы не умеем контролировать эмоции, поэтому и происходят незапланированные конфликты, порой выливающиеся в самые настоящие противостояния… Ладно, я оставлю тебя на какое-то время. Меня ждут дела. Если тебе нужно будет со мной поговорить, ты знаешь, где меня найти. А пока осваивайся. Это твой дом. Надеюсь, ты не забыл, что вон за той дверью есть лестница, ведущая на второй этаж в твою спальню.
