Мальчишки через какое-то время взломали замок и, тихо перешептываясь и ругаясь друг на друга, со скрипом приоткрыли входную дверь и на цыпочках стали осторожно продвигаться внутрь дома, стараясь ничего не задевать своим телом во время этого волнительного процесса. Джордж уже не видел их, лишь слабый свет лампы, маячивший где-то в окнах этого старого деревянного дома.

Немного осмелев, он все-таки решился приблизиться к зданию и притаился около прогнившего насквозь крыльца, под которым слышалась жизнедеятельность крыс и мышей. Он продолжал себя уговаривать оставить этих близнецов в покое и идти другой дорогой, но что-то на подсознательном уровне держало его рядом с этими ребятами, будто Джордж заранее знал, что сейчас должно произойти что-то весьма важное.

— Ты уверен, что хозяин не вернется домой раньше времени? — раздался голос одного из мальчиков где-то в глубине дома.

— Не волнуйся, Вальдемар. Я много раз наблюдал за тем, во сколько он уходил и возвращался сюда. Он редко здесь бывает, а если и бывает, то только утром и поздним вечером. Так что у нас есть еще несколько часов. Не бойся, мы успеем вернуть ружье до его возвращения. Ты ведь всегда хотел пострелять из него. Или уже передумал?

— Нет, просто он не жалует нашего отца. Вряд ли нам все сойдет с рук, если нас поймают.

Джордж услышал, как один из мальчиков закрывает и открывает дверцы шкафа: явно что-то ищет. Через пару мгновений донесся его радостный возглас, а затем последовал странный металлический щелчок. Молодой человек осторожно поднялся по крыльцу и, постоянно оборачиваясь по сторонам, проник внутрь дома, чтобы поближе рассмотреть деятельность авантюрных ребят.

— Возможно, именно этим ружьем он убил свою жену и детей. Не знаю, правда это или нет, но люди из соседней деревни верят в это. Но не могут доказать, так как тел не нашли.

— Вряд ли это возможно, Виктор. Думаю, его жена просто уехала отсюда в город, мало ли что могло случиться в их семье, — с сомнением произнес Вальдемар и нервно сглотнул, поглядывая на ружье.

— Тогда почему он об этом никому не сказал? — хищно блеснули глаза Виктора, после чего он с улыбкой на лице перезарядил ружье и ласково погладил его, как какого-то котенка. — Анна сказала, что когда деревенские заметили, что его жена с детьми давно не появлялись в церкви, то он просто заявил, что те якобы пропали, волки в лесу съели.

— Волки? — дрожащим голосом переспросил Вальдемар и поежился. — Но ведь здесь нет волков…

— Именно. Остается только один вариант. Он их убил, так, от скуки. И никто уже не докажет его виновность, так как мертвецов никто не видел.

— Бред это все. Я не верю тебе.

— Не хочешь и не надо. Но я бы не стал верить одинокому мужику с дробовиком, — Виктор убрал ружье за спину и с довольным выражением лица направился к выходу. — Подожди меня здесь, я проверю еще кое-что.

— Зачем? — в недоумении посмотрел на него брат.

— За домом есть будка, там я видел ножи для разделки мяса. Нам они пригодятся.

— Вряд ли мы сможем кого-то убить в такой темноте. Может лучше не будем ничего делать, а вернемся назад? Мне не нравится эта затея. Тем более ты плохо стреляешь из ружья.

— Время учиться, — подмигнул ему тот и направился к выходу.

Джордж интуитивно вжался в стену, но мальчик его почему-то не видел, словно молодой человек был невидимым.

Виктор громко зевнул и, что-то напевая себе под нос, направился к заднему двору дома. Джордж высунулся из-за угла и направил свой взгляд в сторону гостиной, где сидел на краю кресла Вальдемар и сжимал крохотными руками тусклую керосиновую лампу, света которой едва хватало чтобы осветить лицо мальчика. Джордж вздохнул, пытаясь собраться с нужными мыслями, и вышел из укрытия, встав посреди просторной комнаты. Но мальчик его не заметил, даже не повел ухом, хотя половицы были настолько прогнившие, что их скрип мог выдать даже насекомое, осмелившееся пройтись по полу.

— Эй! — окликнул его Джордж, но мальчик по-прежнему не замечал его присутствия, лишь молча смотрел куда-то в сторону, ожидая скорого возвращения брата.

— Они нас не видят, можешь не утруждать себя, — послышался безэмоциональный мужской голос позади Джорджа. — Мы можем лишь наблюдать, ничего более. Эта реальность нам не подвластна.

Джордж испуганно обернулся и увидел темный силуэт в прихожей, который тщательно скрывал свою личность во мраке ночи.

— Кто ты такой? — молодой человек с подозрением посмотрел на незнакомца и со смущением осознал, что нервничает из-за его присутствия, будто боится, хотя на подсознательном уровне нагло это отрицал. — Что это за место? Лимб? — последнее слово далось Джорджу с трудом, будто ему пришлось выговорить фразу на иностранном языке, который не поддавался для изучения.

— Нет, — спокойным тоном, лишенным каких-либо эмоций, ответил человек в тени. — Этот мир создан в твоей голове, построен их забытых воспоминаний, которые когда-то насильно были в тебе подавлены третьим лицом. Ты здесь для того, чтобы вспомнить, узнать, что сделало тебя таким, какой ты есть сейчас.

— Мне знаком твой голос, — задумчиво прошептал Джордж и сделал пару шагов навстречу своему собеседнику. — Это ты привел меня сюда, ведь так? Ты хотел, чтобы я оказался здесь.

— Я оказал лишь косвенное влияние, — впервые в голосе этого человека появились небольшие эмоции, отдаленно похожие на усмешку. — Ты сам добрался сюда, твой автомобиль брошен в паре километров на обочине заросшей дороги.

— Перестань строить из себя непонятно что, — огрызнулся на него тот и приблизился к нему еще ближе. — Я устал от всего этого дерьма, в которое меня втянула община. Думаю, ты знаешь, что это за люди и на что они способны. И к тому же я твердо уверен, что ты имеешь тесную связь с ними.

— Я ждал, что ты это скажешь, — все таким же холодным тоном произнес незнакомец и скрестил руки на груди. — Я уведомлен о деятельности этой тайной организации, знаком с ее порядками и традициями. Но скажу тебе, что она имеет не большее влияние, чем католическая церковь. Община любит совать свой нос в чужие дела, но она давно утратила свой шарм и индивидуальность. Рано или поздно на ее место придет кто-то другой.

— Я слышал это много раз. Община убивала невинных людей, сжигала на кострах, обвиняя их в том, что они занимаются колдовством, богохульством. И преследовала банальную цель: ее последователи спасали себя от смерти.

— Убийства не давали разлому закрыться, не позволяли кругу сомкнуться — так считала эта тайная религиозная организация. Это давало им неограниченную власть, определенное количество дополнительного времени на жизнь. Они стали считать себя земными богами долгие годы, не отступали ни на шаг от наивно выдуманной ими же истины. Они верили, что рано или поздно их действия приведут к полному бессмертию, существованию без болезней и нужды. Но они уже не являются людьми, это дикие животные, которые не в состоянии подавить свой голод. Насильственная смерть приводила к образованию новых разломов между двумя мирами. Самый крупный из них появился в Атлантическом океане в районе Бермудских островов. Энергия разлома влияла на некоторых смертных, свидетелей убийства, необъяснимым образом, продлевала им жизнь. Но рано или поздно разлом закрывался, и Лимб поглощал этих счастливчиков, растворял в себе, как в кислоте. И община боялась, что это случится со всеми. Поэтому был создан культ Старшего. Община избирала определенного человека, чаще всего по строгим критериям. Избранный должен был быть отдан в жертву Лимбу, он становился связующим звеном между двумя мирами и сдерживал разлом до тех пор, пока Бездна не убивала его окончательно. Старший мог жить несколько сотен лет, он питался, как полагала община, энергией насильственно убитых, тем самым отсрочивая свою гибель. Но последователи этого культа также верили, что Старший не мог обеспечить себя пищей самостоятельно, поэтому к нему примыкали определенные дети, чаще всего их было трое. Они должны были с определенного возраста искать пищу для своего, так скажем, хозяина. Жертва заболевала и в короткий промежуток времени умирала, из нее вырезали определенную часть головного мозга, отвечающую за сознание, после чего выкачивали из нее жидкость и вкалывали в вену Старшему. От этого кровь Избранного чернела через какое-то время, гнила. Ее после этого выкачивали, и члены общины добавляли полученный продукт себе в пищу, свято веря, что это продлевает им жизнь.