— Что ж, — улыбнулся ей Эрван и глубоко вдохнул влажный воздух, делая это с такой жадность, будто рядом с ним не было кислорода слишком долгое время. — Мы с вами прошли уже больше мили. Мы говорили о погоде, политике, даже затронули сплетни города. Но я совершенно ничего не узнал про вас, про вашу жизнь.
— Вряд ли вас заинтересует моя жизнь. В ней нет ничего, что могло бы понравиться мужчине, — скромно ответила та и обхватила руками плечи, будто почувствовала холод.
— Не нервничайте так. Вы меня словно боитесь, — слегка приобнял ее тот и снова перевел свои красивые глаза на освещенные вечерним солнцем просторы города. — Расскажите мне что-нибудь о себе.
— Постараюсь… — тихо прокашлялась та. — Все, кого я знаю, считают, что я неизмеримо счастлива. Думают, что если я из обеспеченной семьи, то и моя душа наполнена золотом. Но это совсем не так.
— Вы пережили какую-то трагедию?
— Деньги могут как осчастливить, так и довести до самоубийства. Я никогда не была счастлива в своей семье. Меня пытались приручить, как ручную крысу.
— Но вы сопротивлялись.
— Посмотрите на мои руки, — девушка продемонстрировала молодому человеку свои идеально гладкие ухоженные ладони и недовольно сморщила свое лицо. — Они жаждут работы, тяжелой работы! Им нужен труд!
— Извините меня, Татьяна, но я вас никак не могу представить в роли русской шпалоукладчицы.
— Ах, нет! Я не настолько отчаянная. Мне нужно движение. Мне нужна энергия. Я хочу двигаться с бешеным ритмом вперед! Увидеть мир. Увидеть людей.
— Неужели вы не путешествовали? — удивленно посмотрел на нее молодой человек. — Мне казалось, что вы вместе с семьей посетили чуть ли не все части этого большого мира.
— Когда-то мы с матерью плавали на большом пароходе в Нью-Йорк. Навещали отца, который работал там какое-то время. Даже думали там остаться. Но у меня было такое чувство, что я даже не покидала Лондон. Нью-Йорк практически ничем не отличается от этого места. Такой же огромный душный город, серый, неуютный. Вряд ли весь мир выглядит именно так. После я ездила по Европе, но мы посетили только большие города. А я хочу увидеть совершенно иное. Я хочу побывать в тихом безлюдном месте, где не будет никого, кроме запаха листвы, животных и солнца. Это просто потрясающее чувство.
— Неужели во всей Англии не найдется подобного местечка?
— Вы когда-нибудь видели пальмы?
— Нет.
— Вот и я тоже. Говорят, у них очень жесткие листья, и они очень большие, как лопухи. И пахнут не совсем так, как наши деревья.
— Вы хотите увидеть пальмы?
— Да! — весело произнесла девушка и посмотрела куда-то вперед.
Недалеко от них на пристани стоял мужчина с громоздкой камерой, которая стояла на неповоротливом штативе. Тот снимал просторы города и был очень увлечен своим делом: практически не замечал ничего вокруг себя. Татьяна с заливным смехом подбежала к нему и демонстративно встала перед камерой, приняв пикантную позу.
— Я бы хотела сняться в фильме, где я лежу на пляже, а вокруг меня только море, пальмы и песок. Я буду самой идеальной актрисой, — девушка приподняла подбородок и улыбнулась, пытаясь выглядеть в кадре как можно лучше.
Оператор с улыбкой повернул камеру в ее сторону и явно был безумно рад подобной картинке своего будущего фильма. Красивая рыжеволосая девушка на фоне величественного города. Что может быть лучше?
Эрван с улыбкой встал рядом с ними и, скрестив руки на груди, стал наблюдать за подобной картинкой. Татьяна простояла так еще какое-то время, затем поблагодарила оператора и вернулась к ждавшему ее Эрвану.
— Вы были великолепны, — смущенно улыбнулся он. — Из вас получилась бы шикарная актриса.
— Моя мечта увидеть живого Чарли Чаплина! Знаете, он меня всегда вдохновлял. Его образ бродяги просто великолепен.
— Знаете, я никогда не был в кино.
— Вы шутите.
— Нет, я серьезно. За всю свою жизнь я ни разу не был в кинозале. Лишь удавалось полюбоваться киноафишами.
— Я не прощу вам, если вы не посмотрите вместе со мной фильм «Застигнутый дождём». Вы просто обязаны его увидеть. В этом фильме Чарли Чаплин выступил в качестве режиссера и актера. И сделал это весьма талантливо. После просмотра вы вряд ли сможете сдерживать эмоции. Кино — невероятная вещь. Ее трудно описать словами.
— У вас есть дома телевизор?
— Да. Редкая вещь в наше время. Но довольно полезная. Он у меня немного барахлит. Но это просмотру не мешает. Жаль, что экран маловат. Мне приходится пододвигать диван едва ли не впритык, чтобы хоть что-то разглядеть в этом квадратике с движущимися картинками.
— Вряд ли подобная техника кому-либо пригодится в будущем.
— Тут вы не правы, Эрван. Я верю, что когда-нибудь телевизор будет в каждом доме. Прогресс не стоит на месте. В этом веке человечество шагнуло далеко вперед. Война серьезно изменила наши взгляды на жизнь и заставила совершенствоваться. Так что в военных действиях есть свои плюсы.
— Татьяна, война никогда не сделает мир лучше. Она — яд, который способен лишь разрушать общество. Я был там… Видел, на что она способна. И она не совершенствует мир. Лишь разлагает.
— Вы не думайте, что я поддерживаю войны. Нет. Я ярая их противница. Но посмотрите вокруг. Еще сто лет назад мы не смогли бы вот так с вами гулять и разговаривать. Между слоями общества существовали строгие границы, и их никому не позволяли переступать. Война разрушает эти границы. Стирает навсегда. Простые люди стали гораздо свободнее. Им дали возможность подняться до небывалых высот.
— Знаете, я благодарен войне лишь за то, что она мне подарила замечательного друга.
— Вы с Джорджем невероятно близки. Я всегда мечтала иметь такого же друга. Вам очень повезло с ним. Большая редкость встретить совершенно чужого человека, который станет тебе как родным.
— Вы правы. Он действительно мне стал родным… Он спас меня. Спас не только от смерти, но и от многого другого. А я даже не смог ничего дать ему взамен. Не смог расплатиться.
— Думаю, для него важно, чтобы вы были в безопасности. Это его приз за все его действия. Вы бы видели, как он переживал, когда вы пропали. Он был совершенно безумен. В его глазах виднелась боль, боль, которую ничем нельзя было скрыть. Джордж пытался быть веселым, но очень быстро все его эмоции стали отрицательными. Он замкнулся в себе. Он боялся вас потерять. Вы для него очень важны, Эрван. Он чувствует за вас большую ответственность.
— Он сильно изменился. Знаете, наша первая встреча была крайне отвратительной… Мы воевали на разных сторонах.
— Я думала, что вы воевали вместе.
— Нет, вовсе нет. Он был на стороне Антанты. Я бился за Четверной Союз. Я вырос и родился в Германии.
— Никогда бы не подумала. У вас даже нет акцента.
— Я стараюсь, мисс, — широко улыбнулся тот и, тяжело вздохнув, продолжил. — Мы находились на Западном фронте, во Франции. Там возникла самая настоящая мясорубка. Вряд ли я смогу описать, что там творилось на самом деле. Это ломает психику, до самого основания. Я потерял многих своих ребят. От большинства остались сплошные ошметки. Там нет человечности, только жестокость, присущая диким зверям. Люди были готовы разорвать глотку родному человеку за честь своей страны.
— Не могу поверить, что вы все это пережили…
— Я был ранен. Потерял много крови. Из последних сил заполз в какой-то подвал разрушенного дома, пролежал там целые сутки… И просто ждал. Ждал смерти.
— Вы сдались?
— Надо мной началось сражение. Я слышал, как взрывались мины, как кричали люди, как пролетали самолеты и простреливали насквозь все, что движется. Рядом со мной лежали трупы. Много трупов. И я был уверен, что скоро стану одним из них. У меня началось заражение. И это был лишь вопрос времени.
— Как вам удалось спастись?
— На следующее утро в подвал кто-то вошел. Он был напуган и тяжело дышал. Но не ранен.
— Это был Джордж?
— Да, — кивнул тот и снова тяжело вздохнул. — Он понял, что я немец. Его враг. Он взял в руки лопату и был готов меня прикончить. Но не сделал этого. Не смог… — Эрван прочистил горло, явно с болью вспоминая те ужасные события. — Он вытащил меня оттуда, спас… Спас мою жизнь, рискуя своей. Спас своего врага…