Заметив Тер-Петросяна с Лодочником, один вскочил на ноги и, указывая пальцем на вошедших, заорал благим матом:

– Арни, ваше заведение скоро превратится в публичный дом! Мало, этот кирмян сюда, как на работу ходит, он еще и живого искалопа с собой притащил!

Но огромный субъект угрожающего вида, протирающий за стойкой бокалы, лишь приветственно махнул рукой. Мол, проходите.

– Не обращай внимания, – король Чайнакана взял под локоток замершего было Лодочника, сдернул его с места и повел к лестнице. – Вон, Терминавт даже за пушку не схватился… Это ж мутаборы! Сидят тут сутками напролет, синим ганджем вусмерть напиваются… Кретины с сушеными мозгами. Тебя, Андрей, пока я рядом, никто и пальцем не тронет. Так что не дергайся. Веди себя спокойно.

Они, спустившись на этаж, шли по длинному коридору, вдоль стен которого до потолка возвышались штабеля ящиков и коробок. А свернув за угол, очутились перед массивной бронированной дверью. Ост нажал кнопку звонка. Послышался щелчок, и тяжелое полотно бесшумно откатилось в сторону. Навстречу посетителям встал из-за стола невысокий гладко выбритый ганджуман в дорогом костюме и с бархатной бабочкой на воротничке белоснежной сорочки.

– И снова здравствуй, ост, – произнес он. – Что-то быстро ты по мне соскучился. Пары часов не прошло… Ух, ты! А это кто с тобой?

– Не видишь, искалоп. Я, Бушман, еще раз заехал поинтересоваться насчет моего дельца? – голос Тер-Петросяна прозвучал зловеще.

– Нашего, ты хотел сказать. Ошибаюсь?

– Хорошо, нашего, – уже спокойнее произнес Кимирсен.

– Интересуйся, – улыбнулся Жорик. – Только чем тебе помочь, не представляю. Цену сделки я озвучил, менять не собираюсь… Ну, может, пару процентов скину… И потом, я смотрю, у тебя и свои есть? Искалопы-то, а? Сигару?

– Нет, спасибо, – отказался Тер-Петросян. – Искалопы свои есть, ты прав. Но только их почему-то слишком мало. Сдается мне, что ты… своих… попросту с моей территории увел. А это уже плохо, мутабор. Потому как попахивает серьезным конфликтом.

Жорик выпустил изо рта три дымных колечка.

– Какой конфликт, ост? Никто никуда никого не уводил. Нашей общей Мамой клянусь, они сами по мутаборским кварталам шлялись. Мне и оставалось-то только… пригласить их в «Ам-Бицерию». Обошлось не совсем без насилия, но я на своих улицах волен делать все, что захочу. Не веришь? Ты, Кимирсен, лучше думай насчет моего предложения. Правда, не слишком долго. Мои ганджуманы в курсе, что в клетке двадцать два искалопа. Спрашивают, когда праздничный обед… Слюной исходят. Да и Жеребетц с Кондомом нервничают. Говорят, мол, давно у нас нормальной еды не было, – Бушман заливисто рассмеялся.

Лодочнику стало нехорошо. Эх, приложить бы его сейчас чем-нибудь тяжелым!

– Ты, мутабор, не прав, – сказал Кимирсен. – Тут речь идет о благосостоянии всего города.

– Ой, вот только не надо говорить про общее достояние! – отмахнулся Жорик. – Тоже мне, альтруист. Может, ты нашей Мамочке их хотел презентовать? А? Так мы ее мысленно имеем. Ты ж знаешь, мутаборы давно ратуют за демократию. Москвари с нами связываться не будут, им неприятности не нужны. У талибаров кишка тонка. А ты, кирмян, всегда войны боялся… Так что… иди-ка, дорогой, в банк, заказывай наличку, складывай в мешки и вези сюда. Сроку тебе – до завтрашнего утра. Хватит? Не будет тугриков, не будет искалопов. К полудню. Это я тебе обещаю… Ха! О благосостоянии он печется! Не смею задерживать.

Тер-Петросян промолчал. Сжав правую ладонь в кулак, он левой схватил начинающего звереть Лодочника под локоть и буквально вытащил за собой из кабинета.

Уже в «автоезде», немного успокоившись, Кимирсен говорил:

– Это он ошибается. Москвари-то против него не пойдут? Еще как пойдут! Их, конечно, поменьше, чем мутаборов, но ребятки они отчаянные. И небогатые. Я патриарху пару-тройку миллионов отсыплю, и этого Жорика можно будет с асфальта соскабливать. Вместе с его терминавтами…

– Все-таки войну устроите, да? – с волнением спросил Андрей. – Наших бы не задело.

– Да это я так, шучу, – улыбнулся ост. Но как-то нехорошо. Неискренне. – А вот «Ам-Бицерию» их давно пора разрушить. Позор какой! Частная тюрьма в центре города… Крысиное гнездо! Знаешь, откуда такое название?

– Ну, как вам сказать? – с издевкой произнес Лодочник.

– Бицер, Андрей, в переводе со старомутаборского – это мертвый талибар. Жорик так своего давнего врага – Мааздама Бубльгумского – дразнит. Талибарского шейха. Мол, только сунься ко мне на Вашингтонку… Порядочная сволочь этот Бушман. Совсем зарвался. Слыхал, как о Матери нашей отзывается? Демократ!

Андрею тоже предводитель мутаборов понравился… еще меньше короля Чайнакана. Какие-то они все…

Немного помолчав, Лодочник спросил:

– Почему ж мутаборы так себя ведут? Словно вокруг одни второсортные ганжу… ганду…

– Ганджуманы? – помог ост. – Да потому, что они так считают. Искренне. Когда-то мутаборы действительно были очень сильными. И в военном плане, и в научном. Их мысль ушла так далеко вперед, что мы, остальные, с этими гениями даже рядом сидеть не могли. В буквальном смысле… Но нынче-то все изменилось! Продолжают жить прошлыми свершениями, считают себя самыми авторитетными и словно не видят, что кирмяне их давно во всем превзошли. Москвари, кстати, тоже рвут вперед семимильными шагами.

Андрей улыбнулся. Везде одно и то же – и на земле, и под нею. В чем разница?

– Слушайте, ост Тер-Петросян, а почему вы себя ганджуманами называете? – спросил он.

– А почему вы себя – людьми? – ответил тот встречным вопросом.

– Ну, не знаю… – задумался Лодочник.

– Вот и я не знаю. Хотя… – Кимирсен на секунду вскинул брови, но тут же их опустил. – Нет, не знаю…

Кортеж свернул с проспекта на узкую кривую улочку. Затрясло на ухабах.

– Вот мы и в Лужках. Минут через десять будем на месте, – сказал Кимирсен. – Москвари, кстати, дорог не ремонтируют принципиально. Чтобы чужие к ним за просто так не совались. Я их понимаю. Ганджуман ганджуману, что кроту корешок. Все жрут друг дружку, притесняют, издеваются… Но патриарх Гурий у москварей душевный, этого не отнять. Искренность ценит. И естественность.

Машины, как и обещал Кимирсен, остановились через десять минут. Выйдя на мостовую, Андрей увидел перед собой трехэтажное здание эклектичного вида. Этакий современный теремок из стекла и бетона. Над крыльцом играла всеми цветами радуги броская вывеска.

– «Нумера генеральши Поповой», – перевел иероглифы Тер-Петросян, заметив взгляд Лодочника. – Там Гурий и принимает. Только они на втором этаже, а внизу котлетная «Под мухой». Идем, искалоп. Уверен, здесь тебе понравится. Москвари – народ гостеприимный, хоть малость и с причудами.

Андрей вслед за Тер-Петросяном взбежал по кафельным ступенькам. В ту же секунду двери котлетной распахнулись, и на крыльцо чинно вышел крохотный, лет семи, малец в белой косоворотке.

– Приветствуем наших дорогих гостей! Патриарх ждет вас со спутником, достопочтенный ост Тер-Петросян.

– Здравствуй, Кирюша. Спасибо, – Кимирсен на ходу потрепал мальца за вихор и вошел внутрь.

Андрей следовал за ним.

У бетонной стены, умело расписанной «под дерево», сидело на лавке оранжевое чучело большого зверя, похожего на медведя. В лапах это чудовище держало инструмент, напоминающий балалайку.

– Что за зверь? – на ходу поинтересовался Лодочник.

– Обычный розовый медведь, – кинул на ходу Тер-Петросян. – Неужели не знаешь? Патриарх говорил, что он был доставлен с поверхности.

– А-а, точно! – решил не сознаваться Андрей. Или подыградь незнакомому пока, но уже почему-то симпатичному хозяину. – Как же я сразу-то не опознал? Просто шкура потемнела. Наверное, от времени.

– Скорее всего, – искренне согласился наивный Кимирсен. – Он тут давно.

А навстречу уже спускался хозяин с распростертыми объятиями и открытой улыбкой. Полненький, невысокий, лысый.

– Здравствуй, уважаемый патриарх! – немедленно приветствовал его король Чайнакана.