Суть же заключается в том, что никаким машинистом Лодочник не был. Никогда.

«Кем же он, в таком случае, был?» – спросит меня самый надоедливый из читателей. И я, чего ж тут стеснятся, отвечу: Лодочник был самозванцем. Не таким знаменитым, как тот же Лжедмитрий или, скажем, Емельян Пугачев в роли убиенного самодержца, а самым обыкновенным, каких в нынешние веселые времена развелось превеликое множество.

Лет пять назад вся его деревня Хлысты – то ли архангельская, то ли вологодская – провожала парня в Петербург, где тот должен был поступить в железнодорожный институт, выучиться водить локомотивы, получить корочки и вернуться на родину с целью устройства быта земляков в виде своего собственного, так сказать, машиниста-перевозчика. Блажь? Отнюдь. Дело в том, что односельчане, все как один, кстати, Лодочники, людьми в округе слыли добрыми, хозяйственными, но малообразованными. Андрейка же выделялся среди них умом недюжинным – в шесть лет читать научился, сельскую школу с серебряной медалью закончил и даже на фортепьяно играл. «Собачий вальс», «кузнечика» и начало полонеза Огинского. Короче, вундеркинд. Ну, кто, как не он, институтские премудрости осилит? А потом вернется и устроится в ближайшее депо машинистом на тепловоз, будет по большим городам за казенный счет ездить и разные полезные вещи на заказ и на радость землякам возить. А то когда еще в их северной глуши универмаг построят, в котором кроме хлеба, консервов, кирзовых сапог и ситцевых халатов что-нибудь на полках появится?

Хитрые, в общем, Андрюшины земляки были. Но и этот, даром что с полонезом Огинского почти управился, оказался не пальцем деланный. Собрал на жизнь в городе до поступления в вуз по сто рублей с каждого из совершеннолетних хлыстовчан (дальше-то ожидаемая стипендия помереть с голоду не даст), сел в поезд – все только его прощальный поцелуй воздушный и видели.

Однако надежд земляков Андрейка Лодочник не оправдал. Вступительный экзамен – ему, как медалисту всего один надо было сдать – провалил сходу. Не удивительно – вокруг столько соблазнов. И дискотеки тебе, и пиво в каждом ларьке по двадцать сортов, и магазинов, каких на родине отродясь не видывали, здесь на каждый квартал по десять штук. А то и по одиннадцать. В общем, сгубили вундеркинда многочисленные искушения. И в институт не поступил, и без денег остался. Что делать? Возвращаться нельзя – свои порешат жестоко, пусть и со слезами на глазах. От жалости. Работать? Тоже вопрос… Пианистов в Питере пруд пруди, а другой специальности-то и нет. Да еще и из общаги выселяют. Как не прошедшего конкурсный отбор.

Но, о, великий случай! Иногда ждешь тебя годами, надеешься непонятно на что. А порой…

В общем, направлялся наш горемыка в сторону вокзала, чтобы в обратный – возможно, в последний, – путь отправиться и на плакат, висевший у входа в какой-то красивый дом, случайно посмотрел. Спервоначалу мимо прошествовал, лишь мельком глянул. Но мгновение спустя словно что-то в голове его сообразительной перещелкнуло. Вернулся. А там… Ба!

«В железнодорожное депо требуются ученики слесарей-ремонтников. Иногородним предоставляется общежитие. Обучение – 6 месяцев. Стипендия…»

Твою деревню! Это же то, что надо!

Андрюша по ступенькам, по ступенькам, и в дверь высокую, дубовую. А там по стрелочкам, на стене красной краской оттрафареченным, в самую мекку слесарного ремесла – в отдел кадров. В кабинет влетел, чуть мужика какого-то при входе не сбил и тут же выпалил:

– А корочки дадите?

– Корочки? – удивленно уставилась на Лодочника полная тетенька в больших очках. – Какие, вам, молодой человек, корочки нужны?

– Ну, так это… Я по объявлению.

– А! – тетенька улыбнулась и, повернув голову к худенькой девушке, сидевшей за соседним столом, проговорила: – Леночка, вот и к нам ученики пошли. А ты переживала. Первым номером будете. Вы, молодой человек, извините за не очень скромный вопрос, в какой вуз экзамены провалили?…

Так и стал Андрюша Лодочник учеником слесаря-ремонтника. Полгода спустя получил востребованную специальность и попал в железнодорожное депо. Деньги, у односельчан занятые, почтовыми переводами в течение полугода выслал. Те не обиделись. Видать, и вправду, добрые. О локомотивах дальнего следования пришлось, правда, забыть.

Но дороги манили, звали в дальние края-путешествия…

За пять лет работы Андрей в технике начал пешеварить – будь здоров! И не только разбираться, но и обращаться с ней научился. Даже электричку водить наловчился. С одним метрошным машинистом подружился, так тот частенько вечерком его к себе в кабину пускал, давал «порулить» составом. От скуки. И рискуя, конечно, собственным местом.

Вот после одного такого «руления» и попался Андрюша на глаза Петровичу, когда тот на своей станции из полупустого вагона выходил, а Лодочник из кабины машиниста выскочил. Встретились глазами, улыбнулись друг другу, как старые знакомцы. Бригадир, ехавший с собрания, на котором ему сообщили о предстоящей… командировке, озабочен был, где ему повара найти и машиниста. Ну и решил быка за рога брать. Как говорится, не отходя от кассы. Подошел к нашему слесарю и спросил в лоб:

– Машинист?

Андрюша, растерявшись от такого напора, кивнул. Петрович инициативу из рук решил не выпускать.

– Квартира есть? – поинтересовался прямо, без намеков.

– Нет, – пробормотал Лодочник, – в общаге живу. А что?

– Хочешь? – гнул линию Кудесников.

– Чего?

– Чего, чего? Квартиру отдельную хочешь?

– Кто ж ее не хочет? – ухмыльнулся Андрей, посмотрев на усатого старика, как на душевнобольного.

– Тогда пойдем, за пивом один вариант обсудим… Да не бойся ты, я не бандит какой. Просто мне машинист срочно требуется. Ну, чего, по кружечке?

– Пойдем, коль не шутишь. – Лодочник от дармовщинки отказываться не привык. А дальше, если надоедать начнет, можно и свинтить по-тихому.

– Кудесников. Петрович, – представился усатый, – бригадир шестнадцатой бригады метростроя.

– Юрич. Лодочник, – протянул ладонь «машинист». – Андрей.

– Вот и славно. Моего сына так звать. Стало быть, не забуду.

Слово за слово – разговорились. Взяли по второй кружке, потом – по третьей. Петрович соблазнял большой деньгой и квартирой, нахваливал бригаду, обещал интересную работу в замечательном коллективе. Андрюша, захмелев, врал о локомотивах, которые якобы поводить успел. В общих чертах. Цену, ясное дело, набивал. Короче, сторговались. Договорились в понедельник в управлении встретиться, контракт оформить. Петрович на всякий пожарный свой телефон оставил, велел звонить, если обстоятельства изменятся. Потом закрепили устный договор четвертой кружкой, ударили по рукам и разошлись.

Андрюша поутру о вечернем собутыльнике вспомнил, посмеялся в кулак и решил, что никуда он, ни в какое управление, не пойдет. Развод ведь! Дураку ясно… Или не развод? Или… таки позвонить Петровичу? Извиниться хотя б, что сбрехнул про опыт. Неудобно как то…

Нет, не стал беспокоить.

А к понедельнику дозрел окончательно. Встал пораньше, сбегал в душ, сбрил со щек отросшую за выходные щетину, надел единственный парадно-выходной костюм – серый в тонкую полоску, башмаки на микропоре почистил немецким кремом и отправился в управление.

Петрович оказался на месте, поэтому бумаги оформили быстро, даже диплома никто не спрашивать не стал. Лодочник по этому поводу сильно не переживал. Мол, если обратят внимание, скажу, что забыл. Отправят за ним – смоюсь и потеряюсь. Только меня и видели.

– Слушай, Андрюха, – спросил Петрович нового своего коллегу, когда вышли на крылечко, – а повара у тебя знакомого нет?

– Да нет, к сожалению, – пожал плечами парень.

– Плохо. Вот где его, елки зеленые, искать? Ума не приложу, – бригадир наморщил лоб.

– Ты, Петрович, в любую столовку зайди. Приглядись там к персоналу. Повару ведь тоже квартира полагается?

– Ну…

– Вот тебе и ну.

– Слушай, а ты – голова, Лодочник. – Кудесников хлопнул Андрюшу по плечу. – Тут рядышком как раз тошниловка одна есть. Огрызок общепита. Пойдем-ка со мною…