Рука Артёма, которой он подпирал подбородок, с шумом упала на стол, заставив вздрогнуть Алису. Он стал ещё бледнее, чем был до этого, и растерянно взглянул на Вадима.

– Его нашли вниз по течению реки, ещё сегодня в обед, – продолжил за Фрея Егор. – Вас не было в резиденции, вот и не смогли раньше сообщить.

Артём с облегчением выдохнул, вопрошающе глядя на Вадима, тот в ответ лишь сделал еле заметный отрицательный знак головой. Артём закрыл лицо руками и промолчал. Вадим нащупал рядом руку Алисы и крепко сжал её пальцы, в надежде, что и она ничего не скажет. И она не сказала, лишь слегка сжав его руку в ответ.

– Узнать парня было практически невозможно, – прервал всеобщее молчание доктор Григ. – Тело долго в воде было. Опознали по одежде и браслету на руке.

– Мы не успели. Мне жаль, – дрогнувшим голосом произнёс Фрей. – В данный момент резиденция и школа закрыты для посещения до полного выяснения всех обстоятельств случившегося. Переходы по навигаторам только строго с моего разрешения. Нужно во всём разобраться и быстро. Сейчас советую разойтись и отдохнуть. Будьте в зоне доступности, вы можете оказаться в опасности в любую секунду.

Первым встал Артём, мрачный и уставший, он смерил все присутствующих раздражённым взглядом, и быстрым шагом, не оборачиваясь, вышел из кабинета, доктор Григ отправился за ним. Следом, молча, вышел Егор. Остались лишь Фрей, Вадим и Алиса. Девочка хотела встать, но Вадим дёрнул её за руку назад, и Алиса осталась рядом.

– Выпей снотворное, Вадим, – спокойно произнёс Фрей. – Сам ты вряд ли сможешь заснуть. А отдых тебе сейчас необходим. Григ зайдёт к тебе чуть позже, проверит, как ты.

– Почему я всё ещё жив? – глядя прямо в глаза Фрею, жёстко произнёс Вадим. – Я же видел зеркальное лезвие практически…

– Мы успели вовремя, – строго оборвал его Фрей. – Мы успели. Иди, отдыхай.

– Отдохну, – пытаясь дышать ровно, продолжал Вадим, но сердце бешено рвалось наружу. – Но сначала я скажу вам что-то важное. Что-то очень важное. Только вам скажу. Вам одному. Только никто другой пока этого знать не должен. Никто. От этого зависит жизнь. Не моя. Кирилла.

Собственные шаги в пустом коридоре частной школы Фрея гулко отдавались в голове Вадима. Здесь, в этих стенах, Вадим провёл свои не самые лучшие, на его взгляд, годы. Здесь были первые промахи и победы. А позже, победы, победы и только победы. До злости, до хрипоты, до крика – неоспоримые его собственные заслуженные долгими занятиями и тренировками победы. И если кому-то и казалось, что он фаворит судьбы и легко и без усилий достигает высоких результатов – это было не так.

Вадим виртуозно дрался на зеркальных лезвиях, чем-то похожих на короткие мечи, только из зеркал. Дрался так, что никто во всей школе не мог с ним сравниться и справиться, даже лучшие. Он одержал победу над каждым из лучших.

И когда два года назад пришла пора сдать экзамен-поединок на зеркальном оружии, он вызвал Егора Ериха, сильного и ловкого противника. В тот день сам Фрей пришёл посмотреть на отчётные поединки учеников школы, проводившиеся в специализированном зале.

Ерих, самодовольно улыбнувшись, принял вызов Вадима и под громкие подбадривающие крики одноклассников вышел в центр зала. Пока тот шёл и поправлял рукой русые волосы, в голове Вадима мгновенно родилась целая стратегия поединка, всё до мелочей, в картинках, в действиях.

Вадим отчётливо помнил лишь самое начало. Видел себя самого в зеркальных стенах зала, видел, в своих руках учебное зеркальное лезвие и противника, а дальше только злость, которая нарастала внутри него с каждым новым ударом о лезвие Егора. Ярость, ненависть, гнев, безумие. Именно безумие, вот во что перерос в конечном итоге обычный экзамен в школе среди лучших. Вадим даже и не помнил уже, что и как происходило, только тот момент, когда его пытались оттащить от Егора, лежавшего на полу и закрывавшегося руками, которого Вадим бил ногами. Распорядитель поединков оттащил Вадима в строну, но тут же и сам получил яростный удар в лицо. Злость внутри Вадима нельзя было уже ничем остановить. Он так и продолжал бить противника, пока его не попытались скрутить охранники, которые тоже получили от разбушевавшегося ученика. И только когда сам господин Фрей ухватил Вадима за руки, тот немного пришёл в себя. Но лишь немного. Он вывернулся, высвобождая руки, но Фрей с силой сжал правое запястье Вадима, и вдавил пальцы тому в кожу. Вадиму что-то больно прожгло кожу, он громко вскрикнул и только теперь окончательно вернулся обратно в реальность. Вокруг кровь. Егор лежал на полу без сознания. Охранники и Распорядитель с опаской посматривали в его сторону. С ним не смогли справиться трое. Вадим вдруг чётко осознал, что натворил. Он медленно перевёл взгляд на Фрея, а тот с размаху ударил Вадима по лицу так, что Вадим отшатнулся назад, налетев спиной на зеркальную стену.

– Ты отчислен! – жёстко произнёс Фрей в полной тишине, в зале уже никого не было, только те, кто пытался остановить Вадима. – Жаль, что я принципиально не отправляю несовершеннолетних в полицию. Жалею вас, но видно зря. Ты заслужил именно этого.

Фрей говорил холодно, безразлично и отстранённо. Вадиму хотелось лишь, чтобы тот посмотрел ему в глаза. Но Фрей не смотрел на него. Фрей смотрел сквозь него, будто его здесь вовсе нет. Его больше нет.

– До вечера ты должен собрать все свои вещи. Завтра тебя отправят домой. К родителям. Чем ты лучше своего отца? Ничем! Ты больше не рефлектор, и не имеешь права использовать отражения. Я не хочу тебя больше видеть. Никогда. Ты – самое большое разочарование в моей жизни. Ты ничему так и не научился и не хотел этого. Тебе нет больше места среди лучших. Уходи.

Вадиму стало жарко и душно, казалось, что воздух потяжелел настолько, что его нельзя вдохнуть. Сердце так бешено колотилось, что вот-вот должно было переломать ему все рёбра. Что-то внутри него нестерпимо горело и жгло, как в тот самый день, когда он умирал. Может, и сейчас его сердце остановится и ему больше не будет больно. Никогда. И кто теперь ему поможет? Никто. И некому верить, и не у кого помощи просить, да и стоит ли. Не стоит. Вадим виноват и сам всё прекрасно понимал. Фрей дал ему всё, а он это всё потерял. И как теперь объяснить Фрею, что он просто не знает, как справляться с той силой, что дана ему от рождения. И зачем объяснять, если тебя даже не спрашивают.

– Уходи! – грубо произнёс Фрей, заставив Вадима вернуться из собственных мыслей в реальность.

Вадим пытался встретиться взглядом с Фреем, но наталкивался лишь на непробиваемую стену безразличия. Вадим уже собирался начать свои объяснения, пусть и никому не нужные, как увидел Грига. Тот отрицательно качал головой и прикладывал указательный палец к губам, а другой рукой указывал в сторону двери. Вадим, не опуская головы, вышел. Он не шёл. Он бежал. Бежал прочь, не оглядываясь, до крови прикусив губу, только бы сейчас не кричать.

Вадим вернулся в резиденцию, в свою комнату, упал на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, стал кричать. Чтобы никто не слышал и не знал, как сейчас больно. Хотя, как показывает практика, до него нет никому никакого дела. Да и не было никогда. Сначала родители не нуждались в нём, а сейчас никто. Казалось, встретился человек, которого по праву стоило бы называть отцом, а если честно признаться, то и хотелось. Но всё это лишь казалось. Внутри всё горело, словно там, в груди, пылало пламя, выжигая всё на своём пути. Дышать стало тяжело и невыносимо больно. Вадим медленно сел на кровати, глядя в пустоту. Что ему теперь делать? Собирать вещи? Но ведь всё здесь принадлежит Фрею, а ему принадлежит лишь он сам.

Завтра его отправят домой, туда, где его никогда не ждали и не ждут, туда, где два года назад Вадима чуть не убил родной отец. Последним, что чётко помнил Вадим тогда, был его приезд домой из частной школы, где он учился и проживал всю неделю. Приезд туда, где его не ждали. Никогда. Тогда зачем он приезжал? Потому что, выходные и каникулы полагалось проводить дома, общаться с семьёй, ну, или хотя бы пытаться. Ни то, ни другое у Вадима не получалось, зато хорошо получались ссоры, крупные. Но оставаться в школе на выходные не разрешали, а ехать кроме как к отцу с матерью было некуда. Вот и в этот раз на третий день его пребывания дома перед самым отъездом на учёбу возникла ссора, которая закончилась неожиданно и трагично. Для Вадима. Матери дома в этот раз не было, она часто уезжала по работе в командировки. Зато был отец. Стоило Вадиму только начать перечить ему, как тот исподтишка ударил сына чем-то тяжёлым. Чем именно, Вадим не видел, но то, что удар пришёлся в голову, и мгновенно лишил его возможности хоть как-то сопротивляться, было ясно. Вадим просто упал на пол и больше встать уже не смог. Он чувствовал запах крови. И её вкус во рту. Своей крови. А отец, пришедший в ярость после первой в жизни победы над вечно непокорным сыном, продолжал бить его снова и снова, пока Вадим не потерял сознание. Пришёл в себя только в больнице. Рядом Фрей, на груди маленькое зеркальце на цепочке и его, Вадима, отражение. Зрелище не из приятных: синяки, ссадины, кровоподтёки. Долго к жизни возвращался, заново учился говорить и ходить. Но справился и через полгода снова вернулся в школу. Тогда же Фрей предложил остаться жить в резиденции, и Вадим согласился. А теперь, что? Снова домой? Вот там-то его жизнь и закончится. Завтра. Нет. Она уже закончилась, в тот самый миг, когда гнев вышел из-под контроля. Нужно что-то решить прямо сейчас. И оно, решение, самое правильное только одно. Вадим поднялся и стремительно направился к выходу. Если уж не суждено ему стать рефлектором, то остаться человеком ему никто не помешает.