Артём, не мешкая не секунды, ухватил сестру за руку и, нажимая выбранные координаты на табло навигатора, протянул руку к Вадиму. Всего пара сантиметров оставалось до плеча того. В полумраке набережной Вадим совсем рядом видел Артёма с Алисой. Быстрее. Нужно уходить. Быстро. И вспышка новая рядом. Вадим с силой оттолкнул близнецов назад, и те исчезли во тьме в переходе навигатора, а прямо перед лицом Вадима пронеслось зеркальное лезвие, чёрная рукоять и руки в чёрных кожаных перчатках, державшие оружие отражений.
Вадим в рюкзаке за спиной мгновенно резким движением руки ухватил рукоять своего лезвия и потянул её на себя. Он отклонился от нового удара назад, но не устоял на разрушенных ступенях и рухнул на бетонные плиты мостовой. Невыносимая боль мгновенно пронзила насквозь его спину и шею. Он прогнулся, упёрся руками, чтобы подняться, но не успел. Чья-то нога в тяжёлом сапоге надавила ему на шею – другая на грудь. Вадим крепко сжал в руке лезвие и, размахнувшись, вонзил остриём выше душившего его сапога, с силой вдавил и резко выдернул. Нападавший взвыл, отшатнулся в сторону от Вадима, а на мостовой появились пятна крови. Вадим собрался резко вскочить на ноги, но сильный удар в голову разрушил последний из его планов, разрушил всё. Перед глазами мгновенно всё расплылось, звуки приглушились, казались далёкими, туманными, неразличимыми. Попытался дотронуться до головы, но кто-то придавил его руку выше запястья ногой к мокрым и холодным плитам мостовой.
Хотелось прижаться лбом к этому холоду, чтобы заглушить боль в голове, хотелось какого-то непонятного облегчения, но оно не приходило, хотелось пить. Крупные капли дождя падали Вадиму на лицо, и он пытался поймать их непослушными губами. Холод нёс с собой туманное ощущение, что он, Вадим, ещё чувствует, он ещё живой. Над ним нависали трое в чёрной одежде, в чёрных перчатках, в чёрных балаклавах. Лиц не видел, только зияющие чернотой прорези для глаз. Его держали ногами, как трусы, давили сапогами в руки, грудь и живот. Трусы. Они молчали. И лишь у одного в руках блестело в вечернем освещении зеркальное лезвие. Незнакомец вертикально высоко поднял лезвие и направил остриё в грудь Вадиму, в сердце. Вадим глаза не закрывал и не собирался. Он хотел видеть всё. Пусть он умрёт сейчас, но не останется в памяти своих врагов испуганным мальчишкой. Вадим чувствовал остриё холодного лезвия на своей груди, ему показалось всего лишь на долю секунды, что он видит Фрея за спинами нападавших. Послышался скрежет и звон бьющегося стекла, невыносимая резкая боль пронзила грудь, Вадим прогнулся всем телом, хрипло вскрикнув. Дыхание мгновенно перехватило, и он провалился в темноту и беззвучье. И нет голосов, и света больше нет, и нет больше боли. Только темнота. Пустота. Тишина.
Глава 5. Верни мне моё
«Кто-то собирает осколки…», донёсся до угасающего сознания Вадима незнакомый шёпот. Он с трудом открыл глаза и увидел, что стоит в тёмном коридоре у подножия лестницы. Вадим отшатнулся назад и упёрся руками в холодную гладкую стену. Что произошло. И когда. И где он. И было ли хоть что-то или ему всё привиделось. Может, отражения его путают. Может, он просто с ума сошёл, такое с Рефлекторами случается иногда. Вокруг темнота и только откуда-то сверху сквозь полуоткрытую дверь пробивается слабый свет. Вадим медленно стал подниматься по скрипящим с каждым новым шагом ступенькам, оглядывался по сторонам и вниз, прищуривался, пытался рассмотреть хоть что-то, но не получалось. Слишком темно. Свет был лишь здесь за незнакомой дверью, толкнув которую и сделав ещё один шаг, Вадим оказался в просторной пустой мрачной комнате. На самом деле освещения здесь тоже не оказалось, и лишь фонари на улице проливали в помещение тусклый свет. Вадим, осторожно ступая, подошёл к одному из окон и от неожиданности замер на месте. Он был в резиденции Фрея на верхнем этаже под самой крышей здания, а освещением оказалась уличная подсветка, вот только где именно находилась эта комната, Вадим всё никак не мог понять, подошёл ближе и упёрся руками в стекло, чтобы сориентироваться на местности. Одно лишь его прикосновение ладонью к стеклу, и послышался хруст и треск. По поверхности стекла побежала тонкая трещина, разделяя его на две части, потом ещё и ещё, пока всё окно не покрылось трещинами разных размеров, готовое в любую секунду обрушиться на голову обидчику. Вадим шагнул назад, а рядом на соседнем и следующем за ним окне послышался новый треск рвущихся на осколки стёкол.
«Кто-то собирает осколки…», вновь раздался шёпот, сопровождаемый треском разбивающихся стёкол. В полумраке комнаты вокруг себя Вадим сначала услышал скрежет и тут же увидел на стенах несколько небольших зеркал, так же, как и на окнах покрывавшихся трещинами, которые, как заразная болезнь всё дальше и дальше расползались по стеклянным поверхностям, захватывая все больше и больше пространства вокруг Вадима. Зеркало в человеческий рост позади Вадима на дверце старого шкафа, который он не сразу рассмотрел в темноте, с мерзким скрежетом разорвало на две части извилистой глубокой трещиной.
«Кто-то собирает осколки…», новый шёпот заставил Вадима обернуться вокруг себя. Откуда идёт голос? Чей он и зачем? Треск вокруг ни на секунду не прекращался, вдавливая Вадима в темноту, в одиночество, в какую-то необъяснимую тоску и безысходность, безвыходность. Стало тяжело дышать, казалось, что из комнаты выкачали весь кислород, оставив лишь невыносимый скрежет стекол и шёпот: «Осколки… Кто-то собирает осколки…»
Вадим обхватил шею руками, пытаясь понять, что же сейчас мешает ему дышать, но легче не становилось. Тогда он ринулся к ближайшему окну и с силой ударил в стекло кулаками, надеясь, что треснувшая поверхность разлетится на части, впустив воздух с улицы. Но ничего не произошло, лишь скрежет усилился, а трещин на поверхностях стало ещё больше, и они стали мельче. Вадим снова и снова колотил стекло, пытаясь пробить в нём брешь, но оно не поддавалось. Обессилев, Вадим сполз по стене на пол и упёрся головой в подоконник, пытаясь хоть как-то дышать. Становилось душно и жарко. Медленно, но верно его сознание угасало, утягивая его в невыносимый жар, разгоравшийся где-то глубоко в груди. Непослушными пальцами Вадим попытался расстегнуть верхние пуговицы на рубашке, но с нескрываемым сожалением понял, что на нём футболка и толстовка.
«Кто-то собирает осколки…», новый шёпот заставил Вадима вздрогнуть и вызвал внутри яростное раздражение, а следом неуправляемый взрыв злости. Он резко вскочил на ноги и со всей силы ударил кулаком в ближайшее стекло, пытаясь выплеснуть наружу всю свою ярость, которая копилась в нём последнее время. Он слишком долго сдерживал её, пытался контролировать, больше молчать и по возможности держать её глубоко в себе. Но эта комната, эти стекла и зеркала, и особенно этот шёпот окончательно и бесповоротно уничтожили все сдерживающие барьеры, все границы его собственной дозволенности, все запреты. Он сильнее всего этого. Он сильнее всех! Стекло вздрогнуло под костяшками пальцев Вадима и завибрировало. Вадим медленно поднял вверх голову, и только секунды не хватило ему, чтобы отшатнуться назад, как со звоном огромное стекло, начинавшееся где-то у потолка, рухнуло вниз, погребая его, Вадима, под собой. Он только и успел пригнуться к полу и закрыть голову руками. «Нет». Последнее, что мелькнуло в его голове. Его обдало жаром, невыносимым жаром, словно рядом в его сторону полыхнуло пламя огромного костра. Вадим сильно зажмурился и сжал зубы, на секунду задержав дыхание.
«Кто-то собирает осколки…» Вадим выдохнул, открыл глаза и упал на колени, упираясь руками в пол. Сам он и всё вокруг него должно было быть покрыто битыми стёклами, но их не было. Повсюду, разносимый ледяным ветром с улицы по полу, еле слышно шуршал песок. Вадим тряхнул головой, и мелкие песчинки с его русых волос посыпались на лицо и руки.
«Ты больше всех получил…», тема шёпота сменилась, и Вадим, придя в себя от глотка свежего морозного воздуха, внимательно осматривал пол и углы комнаты. «Больше всех получил…», настойчиво продолжал голос.
