В тех снах ему виделось море, прохладное и почему-то пресное, ласково оглаживавшие его тело волны, блаженно смачивающая ему пересохший рот кислинка воды. Прохлада касалась его лица, щекотала каплями шею, скользила по груди, ощущаясь то более плотной, но почти пропадая. Гарри хватал приятный свежий воздух губами, таращился в голубое небо с клочками облаков, похожих на кусочки ваты. Море рокотало, тащило по дну песок с тихим шелестом, плескало вокруг его тела и звало гулким голосом, снова и снова повторяя его имя — Гарри, Гарри, Гарри…

— Гарри, Гарри, ну открой же ты глаза, мальчишка, нужно заложить тебе мазь, иначе с конъюктивитом мы промучаемся вдвое дольше, чем с пневмонией, — что-то громко шуршало совсем рядом. Гарри дернул головой на звук и с трудом разлепил слипшиеся глаза и ресницы. Было неприятно и даже больновато, жгло, все слезилось, но глаза тотчас же промокнули чем-то прохладным, потом снова и снова, пока он не смог открыть их полностью и, заметно щурясь, не обнаружил возле себя знакомую темноволосую фигуру, которую он так долго ждал…

— Сев… вер… — в горле запершило, в груди захрипело, и Поттер принялся неудержимо кашлять, ощущая, как разгорается за глазами чудовищная боль и как забивается горло густой, вязкой, горьковатой зловонной мокротой. Кто-то тотчас помог ему развернуть голову и даже вроде бы подставил под лицо какую-то чашку. Гарри с облегчением принялся отплевывать мерзкую слизь, лихорадочно благодаря мир или небо, или вселенную, что рядом был кто-то догадливый, и если глаза ему не врали, то это был Северус. Северус, которого он так хотел увидеть и которого так долго ждал…

— На Севе мог остановиться, мне не привыкать, — доброжелательно, но весьма сдержанно сказали ему. За шумом в ушах Гарри с большим трудом разобрал конец предложения. Грудь болела, тянули межреберные мышцы, даже просто осторожно дышать было в тягость. Гарри подозревал, что если на него чуть надавить — он просто сломается, как сочный стебель алоэ, с хрустом и брызнувшим по пальцам клейким пряным соком.

Обратно на подушки он рухнул с облегчением, блаженно прикрывая глаза, которые ему снова принялись протирать.

— Открывай глаза обратно — заложу мазь, и сможешь спать. Нет, не сможешь, сначала еще кое-что выпьешь, — Северус — в том, что это все-таки был он, не было никаких сомнений — ловко оттянул ему нижнее веко. Мазь была прохладная, но не холодная, согретая в руках и оттого неприятно жидкая. Гарри охотно закрыл глаза обратно и почувствовал, как она опять склеивает ему ресницы. Жжение под веками утихло, и этому он был рад. Потом ему в губы ткнулся край чашки, и он принялся глотать горьковатую, но приятную жидкость. В этой горечи было что-то свежее, а Северус, успевая наклонять чашку, бормотал:

— Кто бы мог догадаться, что за грудным сбором я все-таки не зря зайду. А я ведь говорил этим кретинам, что тебя надо в больницу, но нет, уперлись, столько времени упустили из-за споров… В следующий раз, Блэк, если ты решишься открыть рот, я тебе туда клея налью. А ты, Люпин, тоже хорош — Гарри говорил, что все нормально, Гарри не мог не заметить пневмонию! Тоже мне, нашли врача. Пацану двадцати пяти нет, он, чтобы вас не беспокоить, поперек рельсов ляжет без споров. А вам мозги на что?! Неужели не болел он у вас до этого, воспитатели вы хреновы?

— Не кричи, Снейп, я и так себя дураком ощущаю, — голос у крестного звучал непривычно подавленно, а Гарри обрадовался — значит, Сириус тоже приехал, и Ремус здесь. Самое время их по-нормальному познакомить с Северусом. Вот только сейчас он еще немного откашляется…

Ему снова что-то подсунули под рот, холодная рука на лбу отводила волосы с горящего лица и не давала боли за глазами довести его до тошноты. Вторая холодная ладонь держала за бедро, помогая удержаться на боку, за что Гарри был особенно благодарен — самого его трясло даже лежа на спине.

— Да не ерошь ты ему волосы, и вообще руки убери от моего крестника, — послышался непонятно от чего злой голос Сириуса, а Гарри охватила паника — он же не выдержит, вывернется наизнанку остатками отвара, если руку уберут! А если уберут обе, он тут же завалится и захлебнется моментально.

И он непослушной рукой вцепился в чужое запястье, не давая убрать благословенную холодную ладонь, только-только начинающую нагреваться.

— Люпин, компресс, — догадливо скомандовал Северус. — От кашля ему жарко и тошнит наверняка. И скажи там еще отвар поставить, может, прочистим побольше, пока он вроде соображает. Гарри, слышишь меня?

Гарри в перерывах между кашлем промычал. Его штормило, перед глазами темнело, желудок капризно сжимался, грозя неминуемой рвотой.

— Ну хватит, хватит. Отдохни немного, — Северус ласково пришептывал, шипел и гладил по спине, как ребенка, укладывая его обратно. Гарри трясся еще некоторое время, потом осторожно вдохнул и выдохнул — хрипы он слышал без любого фонендоскопа, в нижней части легких забурлила мокрота. Ощущение было не только неприятным, но и пугающим. Но дышалось чуть-чуть легче, чем раньше.

— В больнице его бы просанировали и не мучили так, — пробормотал Северус. Послышался звук шагов, и кровать промялась с другой стороны — Гарри это более чем устраивало, на

перекосе, который был раньше, было чуть-чуть неудобно лежать, потому что он сползал.

— Вот какого черта ты вообще приехал со своими нравоучениями, Ню… — это явно был Сириус, а Ремус, скорее всего, ушел исполнять просьбу Северуса.

— Закрой рот, иначе обещание про клей я сочту обязательным к исполнению, Блэк. Меня позвал Гарри, хотя если бы я знал, что у вас тут такой дурдом, в Эдинбурге я бы потащил его к врачу, а не проводил до такси, — Северус принялся шуршать какими-то бумажными пакетами, а до Гарри донесся запах трав, самыми приятными из которых были мята, мелисса и лимон. А может, это была лимонная мята? — Кроме того, я ухитрился пропасть на две недели, пока занимался похоронами, и пропустил все его звонки и сообщения. Я, конечно, знатный мизантроп и редкостный циник в вопросах общения, но даже мне стало неудобно.

— Кто умер? — сипло и напряженно уточнил Гарри, придя в смятение. Вот ведь идиот, Северус и без него был занят, а он названивал со своим желанием услышать чужой голос и увидеться поскорее, а у человека там горе. Что за кретин этот Гарри Поттер, вечно он не знает, когда надо остановиться, заткнуться и включить голову.

— Из чуть не умерших есть ты, — резковато отозвался Северус. — И я не понимаю, какого черта ты не догадался хоть кому-то показаться после своих «двух или трех легких простуд», — будь у Гарри силы, он бы покраснел, потому что то, о чем говорил Северус, он догадался упомянуть в сообщениях, но не сообразил сознаться остальным. — Если бы я не смог дозвониться сюда знакомым спустя двое суток после твоего молчания — ничего бы не узнал, и никакие лучшие фармакологи Великобритании, плясавшие тут вокруг твоей кровати со своими пустышками и без антибиотиков, этим дебилам, которые твой крестный и твой начальник, не помогли бы.

— Я конечно знал, что ты низко оцениваешь своих коллег, но и подумать не мог, что настолько, — послышался тихий голос Ремуса. — Вот отвар, вот компресс, а ты не кричи, чудо, что у него уши не заложило.

— Не чудо — пневмонией он болел в детстве, так что шансы, что она повторится, всегда были выше, — тихо сознался Сириус. — А на антибиотики пенициллинового ряда у него аллергия.

Северус неразборчиво выругался, прорычал, что у пенициллина производных больше, чем у непутевого крестного мозгов, потом сделал глубокий вдох и наверное принялся дышать на счет.

— Я привел его в чувство за три дня, Ремус, и эти три дня я почти не спал, ползая по здешним холмам или вытрясая травы из местных. Вот и думай о пользе своих подопечных, если они провозились куда больше меня, а все, чего добились — это поддержания состояния. А иммунитет — он не резиновый, Люпин, — интонации голоса Снейпа звучали убийственно холодно. — Они бы посадили ему печень и почки, с которыми, насколько мне известно, и так беда. И потом большой привет. Сгорел бы за ночь.