Ваймс видел, как Ветинари несколько раз оказывался на пороге смерти. Всякий раз, он был как луковица, просто сбрасывая еще один поврежденный поверхностный слой, в то время как ядро оставалось неизменным. Возможно, на этот раз нож вонзился слишком глубоко.

— Что они с тобой сделали? — тихо пробормотал он.

Ветинари проигнорировал его.

В этом не было никакого смысла, подумал Ваймс, беспомощно сжимая и разжимая кулаки. Ветинари вряд ли был из тех людей, которые напрасно тратят силы, или преследуют очевидно бесполезную цель, он понял бы, что у него нет шансов распутать веревки после того, как первые попытки потерпели неудачу. Но он продолжал. Он продолжал сражаться до тех пор, пока его запястья не были содраны в кровь, пока он не ослабел, и не началась лихорадка. Не может быть, чтобы он так боялся побоев, верно?

Все знали, что Ветинари не очень беспокоит боль, и он, конечно, ее не боялся. Черт, этот человек пытался вести себя как обычно, когда его нога была раздроблена Ружием, он даже не отключился! Что могло быть настолько ужасным, что он так отчаянно пытался остановить это, даже зная, что надежды нет?

— Что, черт возьми, они сделали? — снова спросил Ваймс. Его голос был низким и хриплым, но он приложил усилие, чтобы произнести каждое слово очень ровно. — У тебя не было других травм! Что, черт тебя дери, могло быть настолько плохим, что ты довел свои руки до этого, — он указал на шрамы на запястьях патриция, — но не настолько, чтобы оставить раны?

— Ах, сэр Сэмюэль, — Ветинари закрыл глаза и вздохнул. Его голос звучал измученно. — Есть множество способов разбить человека, не оставляя на его теле никаких следов.

— Но чт…

— Вы испытываете мое терпение, — сказал Ветинари. Его голос был подобен лезвию льда, разрезающему весенний бутон. — Кажется, я сказал вам, что дело закрыто, — его веки все еще были опущены, но один только тон заставил Ваймса замолчать.

«Я видел тебя обнаженным, — хотел крикнуть он этому бесконечно нервирующему человеку. — Твой член был у меня во рту! Я дрочил тебе, мы с тобой трахались до потери сознания! Какого черта ты мне не доверяешь?!» — И в то же время он усмехнулся самому себе из-за смехотворности своего вопроса.

Но…

Но вряд ли Ветинари не доверял ему, не так ли? Патриций, которому так много было терять, не стал бы вступать в интимную близость с Ваймсом без определенного уровня доверия.

Конечно, тот факт, что Ветинари переспал с Ваймсом, показывал, что с ним он чувствовал себя комфортно, по крайней мере был уверен, что Ваймс не ударил бы его в спину при первой возможности? Ничего не поделаешь, если Ветинари просто слишком горд, чтобы быть честным с ним, хотя, по мнению Ваймса, гордость не была чертой, часто ассоциируемой с суровым патрицием.

Он вздохнул и поднялся, словно собираясь уйти, но крошечное признание слабости Ветинари удержало его. Конечно, патриций должен доверять ему до некоторой степени! Он совершенно открыто говорил о бессонных ночах, верно? Он всегда играл пассивную роль, когда они были близки, не так ли? Он всегда давал Ваймсу свободу, всегда позволял…

Он всегда позволял Ваймсу делать то, что тот хотел. Он никогда ни о чем не просил, просто соглашался. В первый раз, конечно, Ваймс настоял на том, чтобы Ветинари взял на себя пассивную роль, и он согласился, но во второй?..

— Почему, — медленно спросил Ваймс, — ты всегда позволяешь мне сделать первый шаг? Ты никогда не берешь то, что хочешь, хотя мы оба знаем, что можешь. Ты никогда не говоришь мне о своих желаниях, ты просто оставляешь меня гадать!

Ветинари вскинул брови и просто сказал:

— Я хочу тебя.

Слова отозвались жаром в паху Ваймса. Он пытался проигнорировать это чувство. Проклятый Ветинари и его прямота! Он ведь понимает, что делает с ним!

— Что, прямо сейчас? — выдохнул он. Ваймс солгал бы себе, если бы сказал, эта мысль его отталкивала.

— Боги правые, сэр Сэмюэль, вы совершенно ненасытны.

По крайней мере, на этот раз Ваймсу удалось побороть румянец, прежде чем он опалил щеки.

— Я думал, вы предлагаете, сэр.

— К сожалению, как бы заманчиво это ни звучало, — махнул патриций рукой, — у меня впереди еще целое утро. Как, я уверен, и у вас. Возможно, я приму ваше предложение позже?

— Предложение? Я не…

— Ах, конечно нет. Моя ошибка. А теперь, — Ветинари поправил бумаги на своем столе, — мне больше нечего спрашивать у вас, и я уверен, что у вас есть много дел. Не стесняйтесь уходить, ваша светлость.

Покинув Продолговатый кабинет в смеси гнева и смущенного унижения, остановившись лишь для того, чтобы слегка зарыться кулаком в уже изрядно побитую стену снаружи, только много позже Ваймс понял, что Ветинари снова успешно избежал ответа на любые его вопросы.

oOo

— Ах, сэр Сэмюэль, вот и вы.

Прошло несколько долгих часов, когда Ваймс, наконец, вернулся к себе домой на Скун-авеню. Он поднял взгляд на приветствие своего дворецкого, который, хотя и был, как всегда, безупречен, казался несколько озабоченным. В одной руке он держал что-то, похожее на письмо, но, подойдя ближе, Ваймс увидел, что это больше походит на квитанцию. — В чем проблема, Вилликинс?

— Приходил один джентльмен, сэр. С доставкой, — Вилликинс проверил бумаги, который держал в руках, нахмурившись, — четырнадцать бочек вина хершебан. Он поручился, что вы получили его от посла, сэр, но забыл упомянуть, от посла какой страны.

— Вино хершебан? — озадаченно переспросил Ваймс.

Вилликинс кивнул.

— Четырнадцать бочек, сэр. Я приготовил их для вас в подвале на проверку.

«Любопытно», — подумал Ваймс, следуя за слугой в винный погреб. Он не пил, и это, безусловно, было общеизвестно среди дипломатических чиновников города. Любой посол, делая подарок или, если говорить о послах, давая взятку, знал бы, что нужно посылать табак, а не алкоголь.

Как и было сказано, Вилликинс выстроил бочки с одной стороны погреба, отдельно от других пыльных, давно забытых контейнеров, наполненных различными видами бродящих жидкостей. Все они выглядели одинаково, отличаясь от других розовым цветом дерева и большим иностранным символом, нанесенным на каждую из них. Ваймс почувствовал, как в нем закипает гнев, когда понял, что символ очень похож на тот, который вырезали на лбу умершего Дэнса.

— Странно, — сказал Вилликинс, готовясь ударить по одной из бочек, — что они не такие тяжелые, как должны быть, но все полны до краев. Я едва слышал, как плескалось вино, когда мы его приносили, сэр.

Ваймс наблюдал, как Вилликинс перевернул один из бочонков на бок и небрежно сбил пробку молотком, заменив ее резиновой заглушкой. Ваймс думал остановить его, слегка обеспокоенный тем, что бочки могут быть полны яда, но убедил себя, что любой яд, вызывающий смерть после быстрого вдоха, будет достаточно сильным, чтобы разъесть дерево, а на бочках не было никаких признаков повреждения. Если бы это был яд, он смог бы остановить его и приказать Вилликинсу как-нибудь избавиться от бочек прежде, чем с ними что-нибудь случится. Бросив взгляд на Ваймса, Вилликинс поправил бочонок и осторожно вытащил пробку.

Бордовая жидкость вылилась из откупоренного отверстия на пол. Она выглядела как вино. Она пахло как вино.

— Ладно, этого достаточно, — жестко сказал Ваймс.

Поток почти иссяк прежде, чем Вилликинс успел заткнуть отверстие.

Ваймс уставился на бочку. Она звучало полной, но опустела в считанные минуты. Оставив в стороне возможность магической подделки, что было маловероятно, поскольку вино выглядело как вино, а не какой-то жуткий ужас из подземных измерений, оставшееся логическое объяснение заключалось в том, что отсек внутри был меньше, чем казалось снаружи.

Это означало, что там было потайное отделение. Что, учитывая все обстоятельства, казалось более чем подозрительным для невинной бочки вина. Ваймс нахмурился.

— Передайте мне пожарный топор, Вилликинс.

Стараясь не поскользнуться и не отхватить Вилликинсу руку, Ваймс осторожно расколол верхнюю часть бочки топором. Отодвинув разломанную древесину, с интересом и тревогой обнаружил, что был прав.