Ваймс метафорически схватил «Штаны Времени» и мощно метафорически пнул их в пах, запустив куда подальше свой здравый смысл, после чего забрался на кровать и перекинул одну ногу через Ветинари, чтобы оседлать его. Ветинари нахмурился и уставился на ботинки, которые Ваймс целенаправленно забыл снять. Командор проигнорировал негласное требование, если Ветинари так сильно его беспокоило, то он мог бы сказать об этом вслух.
На удивление хорошо слушающимися хозяина руками, Ваймс расстегнул пуговицы черной рубашки Ветинари, обнажив узкую грудь. Кожа там была деликатно бледной, за исключением красной отметины в виде кляксы, которая осталась от ожога, и маленькой круглой ранки от воткнутого в обнаженную плоть штыря.
Заколебавшись на мгновение, Ваймс коснулся шрама грубыми пальцами. Тело патриция вздрогнуло.
— Я думал, будет хуже. Всего две недели прошло.
Еще одна короткая дрожь пронзила тело Ветинари, когда кончики пальцев Ваймса прикоснулись к тому месту, где ожег пересекался с соском.
— Их намерение состояло в том, чтобы причинить боль, а не рисковать моей жизнью, — глаза патриция закрылись почти полностью. Ваймс впечатлился бы его способностью вести связный разговор, если бы не был полностью сосредоточен на том, как гибкое тело почти незаметно изогнулось навстречу его прикосновению. — Масло само по себе не горит, воспламеняются только пары. Я избежал более опасных травм, потому что огонь не касался моей кожи.
— Но это больно.
— Да, — Ветинари сделал паузу. — Это больно. Для этого все и было затеяно.
Ваймс скользнул по ребрам Ветинари вниз к бокам, пальцами пробравшись под темную ткань расстегнутой рубашки. Он чувствовал, что напряженные бедра Ветинари расслабляются под его ласками и знал, что тот пытается не дергаться.
— Думаю, я понимаю, почему могу это сделать. В смысле, с тобой.
Одна из черных бровей картинно вздернулась. Жест, вероятно, получился бы куда более эффектным, если бы на щеках Ветинари не горел румянец.
— Я полагаю, потому что ты человек из плоти и крови, командор.
— Я думал, что мне это снится, — сказал Ваймс, не обращая внимания на насмешку. Ветинари недоволен? Тон был настолько ровным, что было трудно сказать. — Я думал, что не мог этого видеть, но все-таки понял. Прямо перед тем, как эта скотина встала передо мной, после того, как они зажгли чертову свечу. Вы…
Он видел страх на лице Ветинари. Это была только короткая вспышка, но разговор об ожоге убедил Ваймса, что он видел это. Ветинари боялся…
— Я этого не отрицаю, — тихо сказал Ветинари, запрокинув голову назад. Его глаза закрылись. Один из пальцев Ваймса мягко следовал вниз по коже, от линии горла по ключице.
— До сих пор у меня никогда не было доказательств того, что ты не извращенный бесчувственный мерзавец, который существует на противоположной всем нам плоскости. До сих пор я не видел в тебе человека, просто раздражающего идиота, чья голова отчеканена на каждой монете моего жалованья.
— Ваша концепция разговоров в постели не имеет себе равных, командор.
Ваймс зарычал:
— Обычно в мою постель не попадают невыносимые ублюдки.
— Как мне повезло, что вы сделали исключение.
Проглотив очередное возражение, Ваймс переключил свое внимание с острот Ветинари с его длинным языком, обратно на обнаженное тело.
Ветинари медленно выдохнул, когда пальцы Ваймса снова огладили его грудь и ребра. Осознанно неспешно, Ваймс просунул руки между телом Ветинари и рубашкой, потянувшись к спине патриция.
Стоило ему едва дотронуться ее, Ветинари дернулся, его руки напряглись, но шелковые носовые платки держали крепко. Это движение перевернуло еще что-то внутри Ваймса. Он не предполагал, что Ветинари может так остро реагировать на нечто столь безобидное.
— Ваймс, подожди, — прошипел он, открыв глаза. — Не…
Но Ваймс уже скользнул своими грубыми, мозолистыми руками за спину патриция, медленно двигаясь вдоль позвоночника…
Ваймс внезапно остановился. На спине Ветинари было больше гребней, чем на только что вспаханном поле. Следуя линии тонких, аккуратных стежков и чувствуя напряжение мышц под его прикосновением, Ваймс остановился только тогда, когда почувствовал липкое тепло на кончиках пальцев. Глаза Ветинари сузились почти незаметно, когда Ваймс убрал руку и посмотрел на свежую кровь.
— Я открыл их, не так ли? — виновато пробормотал он. — О боги, когда я ударил вас о стену, я, должно быть…
— Нет смысла оплакивать пролитую кровь, командор, — отрезал Ветинари, хотя в его резком тоне слышались нотки сбитого дыхания. — Раны кровоточат. Такова их природа.
— Да, но…
— Если ты продолжишь смотреть на меня с жалостью в глазах, Ваймс, я тебя повешу.
Тон Ветинари прозвучал убийственно серьезно, Ваймс отодвинулся от него. У командора возникла мимолетная мысль, что, с привязанными к кровати руками, Ветинари не мог никого повесить, но у него не было шанса озвучить это до того, как волна ярости охватила его.
— Мне тебя совсем не жаль! — он зарычал, отшатнувшись от патриция и вытирая кровь о штаны. — Ты, чертов бесчувственный ублюдок! Ты хоть представляешь, что это со мной сделало? Последние две недели. Две недели! Я до чертиков волновался, что ты умрешь из-за меня! Из-за меня! И мне жаль, потому что я был там, и я смотрел, как тебе сдирали кожу и протыкали ее, и ты чуть не сгорел, пока я стоял там как идиот с двумя рабочими руками и двумя рабочими ногами, и ничего не сделал. Ты хоть представляешь, как это меня убивает?!
— Боюсь, что да, — тихо проронил Ветинари.
— НЕТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ! Я ничего не сделал только потому, что какой-то долбаный шутник ткнул мне ножом в глаз, так что вместо этого я смотрел, и слушал, и слышал каждую чертову вещь, а потом я узнал, что единственное, о чем ты меня искренне просил — вранье! Единственное, о чем ты когда-либо просил меня искренне! Я отказался из-за какой-то неуместной преданности, только чтобы эта чертова просьба оказалась фальшивкой! Но я все еще просыпаюсь в поту каждую чертову ночь, потому что я прямо там, когда ты просишь меня убить тебя, а я ни черта не делаю, чтобы остановить это! Две недели этого дерьма, и единственная травма, которую я получил — это удар по голове! Но ты умолял о смерти. И ты был там пять дней, или семь дней, или сколько еще. Ты даже использовал свое треклятое тело как щит для моей жены и моего ребенка, пока я стоял там, как хренов бесполезный дурак! А потом ты отмахиваешься от всего этого, как будто это очередной мирской день в жизни лорда Чертова Ублюдка Ветинари, и ты смеешь говорить мне, что я жалею тебя?!
Выражение лица патриция было закрыто и совершенно нечитаемо. Гнев Ваймса сошел на нет, но, стоило в комнате повиснуть тишине, он все-таки не смог сдержать язык за зубами.
— И половина меня хочет сдать мой значок, потому что какой приличный стражник стоял бы там и смотрел, как человека поджигают, если бы в его силах было остановить это? Но я не стану, потому что это мой чертов значок. И теперь я узнаю, что я чертовски тебя возбуждаю, потому что ты какой-то извращенец, но, черт возьми, я, видимо, тоже, потому что я здесь, с тобой, наполовину голый, и я прикасаюсь к тебе, а я извращенцем быть не хочу.
— Тогда вы можете идти, командор, — холодно сказал лорд Ветинари.
— Что? — рявкнул Ваймс.
— Вы можете идти. Похоже, я был неправ, доверившись вам. Я добавлю это в свой небольшой, но значительный список ошибок. Освободите мои запястья, и я больше не вернусь к этому разговору. И вы тоже.
Едва уловимая горечь мелькнула в голосе патриция, крошечная нотка поражения, которая так ярко напомнила Ваймсу…
Ваймс сел на край кровати и уткнулся лицом в ладони. Ветинари был прав, он должен уйти, хотя бы потому, что вся эта ситуация была настолько чертовски смешной: он — женатый мужчина, который собирался участвовать в половом акте с городским тираном. С самым влятельным человеком на Диске! Но, честно говоря, он знал, что не сможет уйти. Чертов Ветинари.
