Ваймс ничего не ответил. «Это имеет смысл» — взывала рациональная часть его разума. Но это ведь не означало, что он должен наслаждаться тем, что его дергают за веревочки, как предсказуемую, податливую марионетку. И то, что Ветинари смог так точно предвидеть его реакцию, было чертовски тревожно.

— К сожалению, вы, кажется, вновь поставили меня в неловкое положение, хотя я верю, что вы никому не расскажете об этом. В конце концов, хотя подобный слух, несомненно, будет сочной сплетней для нашей молодой, полной энтузиазма прессы, я очень сомневаюсь, что кто-то действительно вам поверит. Если бы вы были кем-то другим, Ваймс, уверяю, вы бы не вышли из этой комнаты после своей вопиющей бестактности. Тем не менее, вы спасли мою жизнь, и я склонен быть снисходительным. А теперь, командор, я был бы очень признателен, если бы вы ушли. Если, конечно, вы не хотите принять участие в исправлении причиненного вами неудобства.

Когда ярость перетекла в обычное глухое раздражение, Ваймс несколько раз прокрутил последнее предложение в голове. А это, безусловно, было завуалированное предложение, сколько бы раз он его не перефразировал. Невозможно, чтобы Ветинари подумал, что он согласится! Правда?

Ваймса посетила мысль о том, чтобы схватить патриция за шкирку и вытрясти его сверхактивный мозг, просто чтобы преподать ему хороший урок о человечности и мести. Эта идея была почти соблазнительной, пока его разум не схватил визжащее либидо, не встряхнул его за плечи и не напомнил: «это же чертов Ветинари, сраный убийца, ты действительно думаешь, что он позволит тебе это сделать?».

А что насчет Сибиллы? Верная, надежная Сибилла ждет его дома с сыном. Сибилла, которая поддерживала его последние две недели и все время до этого…

Ваймс знал, что не может вернуться домой. Не в таком состоянии. Он никогда не поднимал руки на жену, никогда даже не думал об этом… Но сейчас он чувствовал, что его нервы вскипают от любой мелочи. Может быть, сбросить пар — действительно то, что ему сейчас нужно? Ветинари был единственным живым существом, которое разделило с ним заточение в той хижине. Возможно, патриций тоже нуждался в снятии напряжения…

— Ладно, — пробормотал он. Ветинари резко поднял глаза и удивленно моргнул.

— Простите меня, командор, возможно, я вас не расслышал.

— Я сказал, хорошо, — снова зарычал Ваймс, избегая взгляда Ветинари, — но я не хочу, чтобы ваши руки были свободны.

Ветинари выглядел нехарактерно озадаченным:

— Простите?

При обычных обстоятельствах Ваймс захотел бы запечатлеть патриция и поставить иконографию в рамку — настолько редко на его лице появлялось выражение хотя бы отдаленно напоминающее изумление. Как бы то ни было, он был отвлечен, зациклен на мысли: «О боги, что ты делаешь?! Ты просто предложил ему заняться сексом?».

— Я не хочу, чтобы у тебя были свободны руки, сэр. Я тебе не доверяю.

— Не ожидал от вас сексуальных извращений, сэр Сэмюель.

Ваймс сердито взглянул на точку на стене над левым ухом Ветинари.

— Я не извращенец, и ты, черт возьми, знаешь это, не так ли? — «Готов поспорить, у тебя есть люди, наблюдающие за нами с женой и сообщающие все пикантные подробности» — не добавил он. — Я не доверяю тебе, когда не вижу твоих рук. Я не доверяю тебе и когда вижу твои руки, если уж на то пошло. Если я собираюсь это сделать, тогда… вы позволите мне привязать ваши руки к чему-нибудь, или я прямо сейчас пойду домой и пошлю голубя в «Таймс».

Ветинари выглядел восхищенным:

— Шантаж и физическое принуждение! Боги праведные, вы что, занялись политикой? — Он слегка сжал пальцы и задумчиво посмотрел на них. Следующая реплика прозвучала намного тише и серьезнее. — Это все равно не будет иметь значения.

— Я знаю. Меня не волнует. Таковы мои условия, сэр. И никаких наручников тоже. Я не забыл, что ты говорил мне о снятии наручников.

— Очень хорошо. Взамен, мое условие состоит в том, что мои руки будут связаны отдельно, а не вместе. Согласен? — Когда Ваймс беззвучно кивнул, Ветинари поднялся на ноги и вытащил из ящика в своем столе два простых шелковых платка выцветшего черного цвета. — Полагаю, этого будет достаточно. Я думаю, ты уверен в своем умении вязать узлы?

— Да сэр.

— Ох, серьезно, Ваймс? Учитывая обстоятельства, я не думаю, что есть необходимость называть меня сэр.

— Сэр.

Ветинари вздернул бровь и передал платки Ваймсу, мудро воздержавшись от дальнейших комментариев. Ваймс принял их молча, его руки удивительным образом не дрожали.

Подергав ткань, чтобы проверить ее прочность и удовлетворившись, когда она не порвалась, Ваймс неопределенно дернул головой в сторону кровати. Ему казалось, что мысли текут сквозь вату, приходилось постоянно напоминать себе, что да, он не спит и да, все происходящее — реально. Разве они не говорили о ядах всего десять минут назад, а теперь он… о боги, он предложил Ветинари… и тот не отказался?

Поправив две тонкие подушки на узкой односпальной кровати так, чтобы они поддерживали спину у изголовья, Ветинари устроился поверх одеяла и принялся с намеренной медлительностью стаскивать сапоги. Когда он откинулся назад, опершись спиной и плечами о подушки, то устремил на Ваймса пристальный взгляд, в котором читалось как напряжение, так и вопрос. Руки патриций поднял вровень к столбикам кровати и держал каждую из них так, чтобы его запястья в любой момент можно было привязать.

Черт, когда Ветинари лежал в таком положении, Ваймс не мог не обратить внимание на выпуклость на его штанах.

Даже со стояком тверже гномьего боевого хлеба, Ветинари все еще был так поразительно спокоен… Ваймс задавался вопросом, может ли что-то заставить патриция потерять контроль, а затем его предательский ум без разрешения начал выдавать картины того, как эта самая потеря контроля будет выглядеть. И о боги, это было так эротично… в чем Ваймс не признался бы даже самому себе.

Облизнув сухим языком сухие губы, Ваймс неуклюже наклонился, чтобы связать левое запястье Ветинари, крепя его руку к спинке кровати так, чтобы узел платка оказался вне досягаемости патриция.

Ваймс сделал паузу. Из-под черной ткани манжета и повязки виднелась чистая белая марля.

— Хм. Разве это не больно?

Ветинари изогнул бровь и взглянул на забинтованное запястье:

— По ощущениям, это просто более плотная повязка, ваша светлость.

— Потяни ее, — велел Ваймс. — Хочу убедиться, что она не соскользнет.

Одарив Ваймса сардоническим взглядом, Ветинари напряг руку и потянул черную ткань, которая осталась надежно закрепленной. — Довольны?

— Сильнее. — Когда Ветинари выполнил его требование, результат вышел почти таким же. Ваймс, прищурившись, оглядел повязку, и, удовлетворившись результатом осмотра, кивнул себе и потянулся к Ветинари, чтобы связать другое его запястье.

Патриций рассматривал Вайма с выражением, которое, хотя и оставалось почти непостижимым, было невероятно серьезным.

— И вы, ваша светлость, согласились, потому что это то, чего вы хотите?

— Почему бы и нет?

— Вы можете чувствовать себя обязанными унижаться передо мной в качестве покаяния. В конце концов, вы оставались здоровы, пока я болел, и вы оставались на свободе, пока я был в заточении.

— Я тебя опять заточу, если ты не заткнешься, — грозно прорычал Ваймс. — Не приписывай мне этого. Я здесь, потому что я так хочу, иначе бы ушел.

— Превосходно. — Ветинари улыбнулся, слегка откинулся на подушки и замер. Тонкая рубашка выдавала очертания его тела, обычно скрытые под более длинными, толстыми одеяниями. Взгляд Ваймса с жадностью проследил контуры мышц. Ветинари не был так крепко сложен, как он, и, вероятно, вздумай они померятся силами, проиграл бы. Тем не менее, в худом теле чувствовалась скрытая грациозная ловкость, и это наталкивало Ваймса на мысль о сжатой пружине или свернувшейся змее, готовой укусить в самый неожиданный момент, несмотря на иллюзию расслабленности.

Моргнув несколько раз, Ваймс замешкался. Он достиг того, что в его сознании было точкой невозврата, метафорическими «Штанами Времени». Перед ним встал выбор: развязать Ветинари, сказать, что все это было шуткой, и отправиться домой к своей любящей жене, маленькому сыну и внимательным слугам, или начать интимный физический контакт с патрицием Анк-Морпорка, который так долго был правителем его личного ада…