Граф Амори

СОНЬКА ЗОЛОТАЯ РУЧКА

Жизнь и приключения знаменитой авантюристки Софии Блювштейн

Роман-быль

Город Шклов до сих пор помнит фамилию Блювштейн.

Это была почтенная еврейская семья маленького ремесленника по часовому цеху. Рано овдовев, молодой еще Абрам Моисеевич пользовался вниманием еврейских дам, чаявших на склоне лет выйти замуж.

Ему не было еще тридцати двух лет, когда он сошелся с женой домовладельца, которому принадлежала целая линия домов на главной улице этого маленького города. Несколько лет спустя по Шклову разнеслась молва, что старуха Гольдштейн, так звали домовладелицу, внезапно умерла неестественной смертью.

Это происшествие встревожило все еврейское общество.

Ни для кого не было тайной, что «Абрумка», как его называли сородичи, был на иждивении богатой домовладелицы.

Последнее время старик Гольдштейн, наживший свое состояние еще во время русско-турецкой войны 1877 года, лежал в параличе. Он плохо понимал, что вокруг него творилось. Время от времени положение его ухудшалось, и он представлял собой живой труп.

Со времени паралича мужа пожилая уже Ривка Гольдштейн совсем перестала стесняться окружающих. Абрумка нередко оставался у нее ночевать, просыпал даже время, необходимое для открытия своей маленькой лавочки. В такие дни являлась Сонька, его старшая дочь, за ключами.

Полиция знала, что Абрам Моисеевич не прочь был купить краденое. После каждой крупной кражи ему наносили визит с целью тщательного обыска.

Вся эта растлевающая атмосфера не могла не отразиться на молодой душе десятилетней девочки, уже научившейся ориентироваться в разных темных операциях с крадеными вещами.

После смерти старухи Гольдштейн Абрам Моисеевич стал негласно заниматься ростовщичеством.

В маленьком городе стояли в то время два полка — кавалерийский и пехотный.

Офицеры нередко прибегали к краткосрочным ссудам, за которые Абрам Моисеевич с них драл изрядные проценты.

Кроме Соньки, у него была еще другая дочь — Роза. Ей было в момент смерти старухи Гольдштейн четыре года. Эта сиротка не знала своей матери, умершей во время родов в крайне негигиенической обстановке.

Ютились Блювштейны тогда всего в двух комнатах, из которых первая собой изображала и мастерскую, и магазин, а вторая оставалась для жилья всего семейства.

С малых лет Сонька Блювштейн научилась ценить деньги. На скудное пропитание всей семьи Абрам Моисеевич выдавал всего несколько десятков копеек.

Тот, кто никогда не был в еврейских местах оседлости юго-западного края, не имеет ни малейшего представления о той сугубой бедности, в которой живут ремесленные еврейские семьи. Грязь непролазная. Дети кормятся впроголодь и ходят босиком безо всякого надзора.

К счастью, после смерти мадам Блювштейн осталось всего двое детей.

Маленькая Сонька, несмотря на свои десять лет, была и нянькой, и хозяйкой, и кухаркой, и даже продавщицей и приемщицей маленьких заказов.

Вот та обстановка, которая в связи с начавшейся ростовщической деятельностью Блювштейна создавала в ребенке особое умозрение.

Все принципы сводились к наживе, причем считалось все дозволенным, лишь бы хорошо скрыть концы.

Абрам Моисеевич стал богатеть. Он перебрался на лучшую квартиру в центре города, где снял после умершего часовщика довольно видный для той местности магазин.

Теперь у него были две жилые комнаты. В одной появился даже скромный мебельный гарнитур и несгораемый шкаф для хранения документов и денег.

Однажды в глубокую осень под противным дождем подъехала тройка, и с шумом и треском в магазин ворвались молодые офицеры в крайне веселом настроении. Речь зашла о ссуде в размере пятисот рублей. Молодой поручик Масальский тут же заполнил вексель на двойную сумму.

— Вы можете не беспокоиться, — приговаривал Абрам Моисеевич при свидетелях, — я двойных денег от вас не потребую. Но нужна гарантия на тот случай, если вы не исполните вашего обязательства.

Такие приемы ростовщиков давно известны. В большинстве случаев они действительно не взыскивают двойной суммы, довольствуясь процентами.

Но Абрам Блювштейн рассчитывал иначе. Он знал, что Масальский накануне свадьбы, что он собирается взять большое приданое за женой, а потому его ростовщическая душа заранее рассчитывала получить не только проценты, но еще и двойную сумму.

— Какая у вас миленькая девочка, — сказал один из поручиков, увидев Соньку, зорко следившую за действиями отца.

Масальский приласкал девочку и дал ей рубль на гостинцы. Никогда Сонька не держала в руках собственного рубля. Она так обрадовалась, что готова была поцеловать руку молодому офицеру.

Когда клиенты наконец ушли, Абрам Моисеевич закрыл вексель в несгораемый шкаф. Он был в очень хорошем расположении духа, и от внимания наблюдательной дочери не скрылась демоническая улыбка завзятого ростовщика.

С тех пор прошло несколько лет. Абрам Моисеевич продолжал богатеть. Он теперь одевался прилично, ходил в модном котелке, не носил уже своего засаленного лапсердака, а сшил приличный сюртучный костюм.

По городу носились слухи, что Абрам Моисеевич собирается жениться на дочери богача-еврея, занимавшегося торговлей лесными материалами.

К этому времени относится вторая встреча подросшей четырнадцатилетней Соньки с офицером Масальским в городском саду.

По телосложению Соньке можно было дать шестнадцать лет. У нее были сильно развиты формы, овал лица носил следы закопченной формации, выразительные, красивые темные глаза и длинные ресницы давали ей право считать себя не только смазливой, но даже хорошенькой девушкой. Длинные вьющиеся волосы, которые она очень искусно причесывала, вызывали зависть соперниц.

За последнее время отец стал более щедро выдавать деньги на хозяйство и на нужды детей. Сонька приоделась, обзавелась модными ботинками и даже купила себе красивую соломенную шляпу.

Вот в таком модном одеянии ее встретил в городском саду поручик Масальский.

Он сам подошел к ней, обошелся с молодой девушкой с особой предупредительностью, чем невольно подкупил неизбалованную лаской еврейку.

В душе Соньки уже давно роились мысли, как бы лучше устроиться, вырваться из затхлой атмосферы, почувствовать под собой почву, приобрести богатство, блистать и быть любимой.

Любовь очень рано запала в душу не по летам развитой девушки.

Дом, в котором торговал Блювштейн, принадлежал еврейке, содержавшей публичное заведение на окраине города. К этой бандерше приходили в гости разодетые, нарядные, искрашенные молодые женщины, продававшие свои ласки с публичного торга.

Сонька в душе завидовала каждой из них уже потому, что они были лучше одеты, чем она.

Не но летам наблюдательная, она уже понимала притязания мужчин и алчную эксплуатацию ласк с целью наживы.

Правда, она не давала себе ясного отчета о той низости, о том сугубом падении грязной среды, ибо она видела только результат в форме жизненного благополучия, нарядов и мнимого богатства.

В город Шклов приезжали многие артистические труппы, появлялась и малороссийская оперетка, побывали здесь и гастролеры с дутыми, громкими фамилиями. И вот в один прекрасный день появилась в Шклове Юлия Пастрана.

Эта феноменальная женщина демонстрировала себя в Петербурге и Москве. Ловкий антрепренер возил ее, рекламировал небывалое чудо в лице женщины с обликом мужчины.

Все чудо заключалось в том, что благодаря игре природы Юлия обладала великолепными бакенбардами, пышными усами и довольно окладистой бородой. Даже ее тело было все покрыто волосами.