Люба молчала. Матвей сложил руки на груди.
– Побогаче нашёлся, – с обидой сказал он.
– Рыб, так Мату недавно наследство бабкино привалило, можешь возвращаться.
– Идиоты!
Люба бросила кусок ваты на кровать.
– Я смотрю, тебе полегчало? – сказала она Андрею, встала и направилась к двери.
– Ладно, Рыбка, прости, у меня это, шок пострама… травматический, я берегов не вижу, прости, – он взял Любу за руку и приложил к своей щеке.
Она не умела долго обижаться. Тем более, Матвей прав: она ушла ко взрослому реализованному мужчине и отрицать это означало окончательно подтвердить, что так и есть.
– Слушайте, эта тётка немного того, странная, вам не кажется? – Матвей решил сменить тему.
– Дарина? Да ну, прикольная. Она напоминает мне колдунью из сказки, знаешь, загадочная такая, про души часто говорит, размышляет как философ. И готовит офигенски просто.
– А вдруг она нас приманила, чтобы сожрать в голодные военные дни. Или ритуал сатанинский провести? – последнее Андрей произнёс шёпотом, округлив глаза.
– Ты пересмотрел триллеров. Она психолог, кстати.
Матвей крутил в руке простой карандаш.
– Нормальный психолог в такой дыре не жил бы, да ещё и в военное время. У неё самой что-то не так с головой, похоже.
– Матвей, а у нас так? Мы тоже живём в этой дыре во время войны, – Люба повернулась к нему.
– Блин, нам чуть за двадцать, а ей минимум в два раза больше! Тем более, мы пытались валить, а она живёт как ни в чём не бывало.
– Но надо заметить, что и для сорокушки Дашка ничего так. Стройненькая, ухоженная, а глазищи эти синие… они мне как обезболивающее были, когда она рану обрабатывала. Вот у Рыбы тоже такие бездонные, только зелёные.
– Андрюха, ты кровь потерял, как она у тебя вниз приливает?
– Та она там локально зациклена, – ответил Андрей.
– Рыб, что она там тебе такого философского рассказывала?
Люба смутилась. Как рассказать так, чтобы не выдать свою маленькую купейную тайну?
– Нууу… про то, что мы наперёд знаем всю свою жизнь и сознательно попадаем в какие-то необычные ситуации… – Люба пыталась найти слова, – и что надо жить так, как чувствуешь, потому что у каждой души свои цели.
– Ясно, общие фразы с таинственными придыханиями. В лучших традициях мракобесия.
– А вдруг она из секты какой-то? У них есть такой прикол, пригреть, приголубить, а потом – хоп и расплачивайся, – предположил Андрей.
– Ага, душу продать попросит. Что с тебя взять ещё, конспиролог херов!
– Фи, какая грубая девочка, – он манерно отвернулся к стенке и тут же повернулся назад.
– Кстати, про души она тебе втирала, так что задумайся, может и не спроста.
– Люба, она реально может быть из секты. Сразу тебя начала обрабатывать, с девчонками-то попроще. Чаёк свой всё время предлагает. Вот она сегодня утром говорила, что мы хоть год у неё можем жить. Какой нормальный человек предложит такое людям с улицы?
Люба задумалась. А вдруг Матвей прав? Теперь Дарина ещё сможет её шантажировать, потому что знает Любину тайну. «Блин, блин, блин, зачем я ей рассказала?!» – думала она. Глаза почти пробежали марафон. Было видно, что у неё паника.
– Не бойся ты преждевременно. Мы только прорабатываем теории. Может, она обычная безобидная поехавшая, – Андрей попытался её утешить.
– В доме ещё кто-то есть.
Люба и Андрей уставились на Матвея.
– Девчонка. Она выходила вчера ночью, я слышал голос. Они тоже говорили что-то про души, искателей каких-то. Кто-нибудь ещё слышал или видел её?
Люба с Андреем переглянулись.
– Пиздец. Пора валить, тут реально треш какой-то, – Андрей побледнел ещё больше.
– Куда валить? У тебя даже документов нет.
– Может, они просто про душ говорили? Тебе не послышалось? Может, вообще приснилось?
Матвей бросил карандаш на стол.
– Люб, ну нет, я не совсем дурак. Предлагаю следующее: пока что мы остаёмся здесь, не дёргаемся. Общаемся аккуратно, ни на какие дела, кроме помощи по хозяйству не подписываемся. Я постараюсь вытащить её на разговор по этой теме и понять, кто она и что ей нужно. Как только Андрей поправится, бежим. С деньгами и документами что-нибудь придумаем, не всю жизнь нам в этой комнате сидеть.
– Окей, я поддерживаю.
– Хорошо, давайте так, – Люба тяжело вздохнула. Ей хотелось подсчитать, сколько ещё придётся страдать из-за собственного легкомыслия. Но из-за него же она пропускала школьные уроки математики и поэтому подсчитать никак не удавалось.
Все легли спать. Вчерашняя ночь забрала много сил.
Любе снова снился странный сон, как вчера. Люди с рыбьими головами опускают руки в пламя и достают их оттуда невредимыми. Оранжевые искры летят вверх, к звёздам. Ей кажется, что звёзды – это застывшие искры пламени всех костров, горевших на земле. Люба кружится. Её голова кружится. Люба падает на песок. «Чик-рик-чет-ру» – кричит над ней толпа, а Люба как будто пьяна и не может встать. Брызги воды попадают на её лицо и тело. Голая женщина показывает язык, на котором татуировка круга. Резко меняются кадры. Две монеты. Жуткая вонь. Очень болят запястья.
Теперь пахнет вкусно, детством. Так часто пахли летние вечера, когда мама звала домой на ужин. Люба приходила со двора, где гуляла с мальчишками. Приходила, вылизывала тарелку и убегала снова. «Мам, я не долго!» – кричала, обуваясь на ходу.
Рядом скрипнула кровать. Опять Матвей ворочается. Люба проснулась. Запах еды не снился. Он был таким настойчиво вкусным, что разбудил всех троих. Минуя инстинкт самосохранения, двое пошли в сторону кухни. Осторожность осторожностью, а обед никто не отменял.
– Ого, рванули, вы хоть мне оставьте! – успел сказать вслед Андрей.
– Мы принесём тебе, – ответил Матвей.
Дарина стояла у кухонного стола и нарезала помидоры. Люба подошла к эпицентру будоражащего аромата и принюхалась к сковороде.
– Что тут так вкусно пахнет?
– Карри.
– О, экзотика. А что это?
– Что-то вроде нашего рагу, на индийский манер.
– Рагу! Точно! Его моя мама часто готовила. А что в их рагу не так, как у нас?
– Карри готовится с нутом, но сейчас его трудно достать, поэтому я перемешала остатки нута с горохом. Также, туда добавляется кокосовое молоко.
– А его ты где взяла?
– Нигде, кокосы отчего-то не завозят. – Дарина улыбнулась. – Использовала остатки кокосового масла.
Дарина принюхалась, положила нож и потянулась к шкафу. Там стояло порядка пятидесяти баночек со специями. Она достала фарфоровую банку, ступку, несколько видов перца горошком. Из банки добавила несколько щепоток приправы в сковороду. Быстро растолкла в ступке перец и присыпала блюдо сверху. Аромат стал ещё насыщеннее.
– У тебя столько специй! А что ты добавляла сейчас?
Люба напоминала маленького ребёнка, который принялся познавать мир кухни и дёргает мать за подол: «Мам, мам, а что это?А это что?А это как?»
– Специя карри. Смесь перцев и трав. Правда, перец-невидимку я не использую, чересчур огненное выйдет блюдо.
– Перец-невидимка?
– Кое-что превосходящее табаско. Ну, можете присаживаться, я сейчас накрою.
Матвей молча наблюдал за чёткими и лёгкими движениями рук Дарины. Всё было так выверено, без суеты. Раздался взрыв. Свет на кухне мигнул, лампочка побледнела. Потом стала накаляться и светить, как прежде. Все пригнулись.
– Отойдите от окна! – сказала Дарина.
Ребята присели на диван. Продолжения не последовало.
– Господи, как страшно! – Люба провела рукой по мелким кудряшкам.
– С каких это пор ты в Бога поверила, Рыб? – Матвей усмехнулся.
– На войне атеистов не бывает!
– Конечно. Умные люди не идут на войну. И не живут при ней.
Люба скривилась и снисходительно посмотрела на него.
– Вообще интересно, – продолжил он, искоса поглядывая на Дарину, – почему именно нам это досталось?
– Ты бы хотел, чтобы весь мир полыхал? – Люба прижала ложку к губам.
– Нет, но просто непонятно. Есть несколько городов, охваченных войной. Люди страдают, умирают. А в нескольких десятках километров – обычная жизнь. Работа, шоппинг, кафешки, парки с фонтанами, кино по вечерам. Как так? Почему именно мы попали?