И вот тот же человек паркует свою машину недалеко от места, где была похищена и убита еще одна жертва? Джесс не верила в совпадения.

Долгие годы она охотилась за уликами, доказывавшими связь Каттера с убийствами. Долгие годы она гонялась за ним, надеясь поймать его на преследовании следующей жертвы. И все же Мелани Валу умерла. Несмотря на то что полиция буквально дышала ему в затылок, Каттер ухитрился совершить новое убийство и не оставить никаких вещественных улик, связывающих его с преступлением.

Так было, пока Джесс не нашла часы Мелани в тайнике Каттера.

Фрост, как гипнотизер, качал перед собой часы. Он обдумывал сообщение, переданное ему Коперником.

Часы Мелани Валу.

Истону не хотелось верить в это. Ему не хотелось думать, что это будет означать, если окажется правдой. Все это обман. Игра. «Убийства у Золотых Ворот» были похоронены четыре года назад, когда Каттеру вынесли приговор. Жертвы и их семьи добились справедливости. И Кейти тоже. И сейчас никто не поблагодарит его, если он снова поднимет это дело. Он добьется единственного – причинит всем боль.

И все же.

Именно часы помогли упрятать Каттера за решетку. Если бы Джесс не нашла часы, Каттера никогда бы не арестовали, никогда бы не осудили.

«Копией были другие часы – те, что вы, ребята, нашли».

«Копы сами подложили их».

Если это так, значит, их подложила Джесс.

Фрост вылез из машины и сунул часы в карман. На коже холодной влагой осел туман. Черная куртка плохо защищала от пронизывающего ветра. Он прошел по площадке мимо туристического центра и по пандусу стал подниматься на мост. Шел быстро, широко шагая. Машины плотным потоком двигались от Марин-Хедлендз, выныривая из тумана, как призраки. Под мостом, в двухстах футах, поблескивала черная гладь воды. Ветер, дувший с Тихого океана, усилился. Город внизу и Ист-Бэй были усыпаны точками огней; фонари, освещавшие мост, отбрасывали короткие тени.

Фрост был единственным пешеходом на мосту. Наверное, подумал он, при виде него водители думают: «Прыгун». Каждый год на этом мосту перешагивают черту десятки несчастных душ. Мост словно притягивает к себе одиноких и отчаявшихся.

Рядом с ним тянулся толстенный трос, поднимавшийся к первой опоре. Он шел вперед до тех пор, пока не оказался над глубокими водами, и остановился между двумя фонарями, чтобы быть менее заметным. Опершись на перила, он наклонился и посмотрел вниз. Каштановые волосы, которые он обычно зачесывал назад, упали на лоб. Лицо горело от ветра.

Истон сунул руку в карман и достал часы.

Ему всего-то и нужно раздвинуть пальцы, и часы сами соскользнут вниз. И никто ничего не увидит. Никто ничего не узнает. Пара секунд – и часы канут в водах залива. Они будут медленно опускаться на дно, как сухой лист на ветру. Здесь самое глубокое место залива, от поверхности воды до песчаного дна более трехсот футов. Часы никогда не найдут, и ни у кого никогда не возникнут мерзкие сомнения в отношении правомерности суда над Руди Каттером. Вместе с часами исчезнет и тайна.

Однако он не единственный, кто знает о существовании копии. Очевидно, что кто-то еще нашел ее и привел к ней. Кто бы это ни был, он может поднять вопрос о том, как исчезли вторые часы, и тогда ему придется оправдываться. Он их потерял. Украли. У кого-то возникнут подозрения, но без часов как таковых никто никогда не сможет доказать, что в доме Каттера Джесс нашла копию. На этом и закончится история убийств у Золотых Ворот, закончится вот здесь, на самой высокой точке моста. Вот такая получится ирония.

Фрост все держал часы на ладони. В темноте он даже не мог разглядеть их. Легкие как перышко, они почти ничего не весили. Пусть себе исчезнут. Пусть упадут. Один едва заметный всплеск воды. Прошла минута, а он все стоял с рукой, вытянутой над водой. Прошло две минуты. Десять. Над восточными холмами появилась узенькая полоска, возвещавшая о рассвете.

Инспектор помотал головой. Джесс всегда называла его бойскаутом. Копом, который играет по правилам. Это не было комплиментом. В первый его рабочий день она рассказала ему о «линии». О линии, разделяющей два пути – законный и обходной. О линии, перед которой рано или поздно оказывается каждый коп, решая, оправдывает ли конечная цель средства. Иногда следование по прямому пути приводит к тому, что преступник остается на свободе. Иногда следование по обходному спасает жизни.

Фрост вспомнил, как Джесс описывала ему эту линию:

«У нее нет цвета, ее трудно увидеть, ты никогда не знаешь, по какую сторону от нее ты стоишь. Если юрист или политик решит, что ты ошибся, ты можешь вылететь с работы, и ты никак не сможешь на это повлиять. Однако это не значит, что ее нельзя пересекать, когда у тебя нет иного выхода. Если тебе только и нужно, что спокойно дожить до пенсии, тогда иди работать водителем автобуса или чем-то в этом роде».

Фрост чувствовал, что оказался у этой самой линии.

Самое легкое, самое мудрое – бросить часы Мелани Валу в глубокие воды залива. Однако, стоя на мосту, промерзнув до костей и слушая звучавший в голове голос Джесс, он понял, что не сможет так поступить.

«Ты можешь жить с ложью?»

Вот такой был вопрос, и ответ на него «нет».

Фрост сжал часы в кулаке и вернул их в карман. Как прыгун, отказавшийся от своих намерений, он пошел к выходу с моста.

– Миссис Валу?

Женщина с черными как вороново крыло волосами подняла голову от органической гранолы[8] и свежего номера «Нью-Йорк таймс». Утро было таким холодным, что изо рта шел пар, однако она все равно расположилась на террасе ресторана «Зази». Она была в легком жакете, в юбке до колен и с голыми ногами. Согревал ее только эспрессо.

– Да, – ответила она с французским акцентом. – Чем могу вам помочь?

– Меня зовут Фрост Истон. Я инспектор отдела по расследованию убийств полиции Сан-Франциско. Консьерж в вашем доме сказал, что я смогу найти вас здесь. Надеюсь, вы уделите мне пару минут. Я хотел бы с вами поговорить. О Мелани.

На лице Камилль Валу промелькнуло беспокойство. С убийства ее дочери прошло пять лет, но этот срок – ничто. В ее глазах навсегда застыла печаль. Бледно-розовые губы сложились в тонкую бесстрастную линию.

– Садитесь, – сказала она.

Фрост сел напротив, а Камилль аккуратно сложила газету. Она подала знак официантке в окне, и та поспешила к столику. Инспектор помотал головой, но Камилль на этот счет придерживалась иного мнения.

– Вы должны что-нибудь съесть, – сказала она. – Прошу вас, я угощаю.

– Кофе, – сказал Фрост.

– О, но этого мало для завтрака. Вы много работаете, ваша работа важна. Вам нужно хорошо есть. Сюзи, принесите ему авиньонский омлет.

– В этом нет необходимости.

Камилль пожала плечами.

– Жизнь – это нечто большее, чем все необходимости. А мне еще эспрессо, Сюзи.

Официантка улыбнулась и ушла.

У Камилль в чашке оставался кофе; она допила его и вытерла рот салфеткой. Она была умна. Фрост понял это по тому, как она наблюдала за ним, пытаясь понять, с чем он пришел. Он просмотрел множество фотографий Мелани Валу и сейчас видел ее сходство с матерью. Худой как спичка Камилль было за пятьдесят; кожа на костлявом, угловатом лице была белой. Она была красива и элегантна. Дорогая одежда. Маникюр. Черные волосы – слишком черные для ее возраста – коротко подстрижены и уложены в нарочитом беспорядке. Ее облик не кричал о богатстве, но людям с деньгами нет надобности оповещать об этом всех.

– Итак, – сказала она. – Ваше лицо, инспектор, кажется мне знакомым. Мы встречались? Вы работали над делом Мелани?

– Да, работал, но мы с вами встречались в другом месте. Несколько лет назад семьи жертв объединились в своего рода группу, чтобы поддерживать друг друга. Я приходил на встречи со своими родителями. Вот там мы и виделись.

– Многие из нас до сих пор встречаются, – сказала Камилль и задумчиво вытянула губы. – Истон. Ваших родителей зовут Нед и Дженис?