Мой попутчик страшно гордился своей дочерью и любил нежной отцовской любовью, и это по всему видно было. Он рассказал, что Оля доучивается в художественной школе, и что в деревню согласилась ехать только ради работы на пленере и подружки, с которой они встречаются там раз в году, летом. Что она очень чувствительная девочка с нежной натурой и творческая личность, но при этом уже весьма самостоятельна и даже успела продать несколько своих акварелей в интернете. Через час пути я уже и сама начинала гордиться ею!

Ближе к обеду она проснулась, включилась в разговор, сначала лениво, но затем перешла на свою любимую тему – рисование – и принялась щебетать, как соловей, и ее отцу даже пришлось остановить машину, чтобы я могла выйти и пересесть к ней на заднее сидение. Мне оставалось ехать с ними совсем чуть-чуть, и Оля принялась в срочном порядке показывать мне свои рисунки, наброски, эскизы, и они и правда все были просто чудесными и талантливыми. На прощанье она подарила мне маленькую акварельку на альбомном листе, изображающую черную по-египетски изящную кошку с блестящей шерстью и огромными янтарными глазами, сидящую среди сочной зелени и ярких цветов. Кошка наслаждалась солнцем и жизнью, и смотрела куда-то поверх травы, вытянув шею и повернув точеную голову в профиль. Подарок был как будто со смыслом – эта кошка вроде бы как была одновременно и мной, и той мной, которой я стремилась стать, и еще напоминанием о моей собственной Астре, оставленной у Отца Валентина. Я отказывалась от подарка: мне некуда было его положить так, чтобы не помять, но Оля решительно сложила лист вчетверо и сказала, что так я могу вложить его в карту и убрать в рюкзак. Я так и сделала.

Расстались мы едва ли не лучшими друзьями, и я подумала, что это было не в пример более приятное путешествие, нежели чем могло быть с белобрысой психопаткой в одной машине. Я дождалась, пока Михаил и Оля отъедут, и отправилась по проселочной дороге, ведущей от одинокой остановки в сторону какой-то деревни. Здесь можно было начать свою пробежку, и у меня уже ладони зудели от предвкушения стремительного бега.

Убедившись, что поблизости никого нет, я свернула с дороги в высокую, пряно пахнувшую траву, парную и кишащую кузнечиками. Последний раз сверившись с картой и убедившись, что выбрала верное направление, я быстро разделась, убрала одежду в рюкзак, распустила лямки посвободнее, чтобы не тянули плечи после деформации, потянулась и набрала полную грудь воздуха.

Вперед!

Запахи обрушились на меня новой, кружащей голову волной, подушки лап едва касались мягкой, теплой земли, трава, словно портьеры театра, расступалась передо мной и легко ласкала плечи и бока, ветер бил в глаза и свистел в ушах.

Я легко пробежала несколько десятков километров по полю, затем через лес, и сбросила скорость лишь тогда, когда почувствовала близость воды. Это была та самая река, мост через которую был главным ориентиром. Я свернула немного раньше, чем предлагал Пашка, чтобы какое-то время идти по берегу и уж точно не сбиться с курса, а еще я планировала искупаться, так как день выдался жаркий, а времени было с запасом – я прилично обогнала своих спутников и теперь предстояло их дожидаться где-то около Агаповки.

Берег реки в этом месте был обрывистым и довольно высоким, и я на бегу любовалась ясно-голубой неширокой лентой, проглядывающей через кроны растущих по склону деревьев. Вода, то глянцевая и спокойная, то живая и торопливо журчащая на более мелких участках, манила прохладой и наполняла воздух вокруг необычайным запахом свежести. Наконец, приглядев относительно удобный спуск, я неспешно, дразня саму себя, подошла к воде и только здесь перекинулась в человека. Скинула рюкзак, немного посидела на узкой полоске песка на берегу, позволяя телу остыть, и медленно, с наслаждением вошла в прохладную, чистую воду.

Однозначно, стоило сбежать от остальных еще раньше. Иногда я уверена на все сто, что нет ничего лучше одиночества.

Жара уже начинала спадать, когда я перешла мост и, пройдя еще немного, увидела указатель «Агаповка» и съезд на убитую временем асфальтированную дорогу. Старое покрытие пучилось и было покрыто выбоинами, но обочина, припорошенная тонким слоем песка и дорожной пыли, казалась на удивление ровной. Я сняла кроссовки и отправилась босиком, никуда не торопясь, то и дело поглядывая назад. За поворотом, за деревьями уже показывались первые дома, когда сзади послышалось урчание мотора. Я остановилась, поджидая догоняющую меня машину.

За рулем был Пашка. С пассажирского, опустив стекло, выглянула Лера.

– Ну каааак?!! – восхитилась она, и ее яростной вражды как не бывало. – Ты умеешь открывать порталы?

Мы остановились на окраине деревни возле самого первого домика. Через простой штакетник был виден большой, довольно ухоженный сад с яблонями и смородиной, с двухлистными пока саженцами капусты и пышными грядками клубники. От калитки к дому – одноэтажному, довольно старенькому, но заботливо выкрашенному в яркие бардовый с голубым цвета – вела узкая тропинка.

Пашка заглушил мотор, и какое-то время мы все сидели молча и пялились на дом.

– Для начала я схожу один, спрошу, нет ли возможности снять комнату. Вы можете выйти из машины, чтобы вас можно было увидеть с крыльца, но за забор не заходите. Илу – моя жена (в этом месте и я, и Лера громко фыркнули), Олег – ее дядя по матери, а ты, Лера, моя младшая сестра.

– Жена?

Пашка строго посмотрел на меня:

– Уроки, не забывай. Нас все равно начнут считать парой, если мы начнем каждый день уединяться на несколько часов. Не нужно давать поводов для пересудов, будто мы что-то скрываем.

Я кивнула. Это точно, сплетни нам не нужны, хотя, конечно, без них все равно не обойтись. Он вытащил из кармана простенькие обручальные кольца – и когда он только успел их приготовить! – одно протянул мне, второй надел на собственный палец. Я послушно последовала его примеру.

– И еще, тебе нужно нормальное имя.

– Ольга, – предложила я, не раздумывая. Пашка глянул на меня с удивлением, но пожал плечами и кивнул. Ольга так Ольга.

– Можно, я буду любовницей Олега? – жеманно прикрыв глаза и закусив нижнюю губу, спросила Лера.

– Нет, – отрезал Пашка.

– Почему?

– Потому что тебе больше пятнадцати никто не даст. Ты моя сестра.

– Лааадно, – протянула она и, отвернувшись, промурлыкала едва слышно. – Сестра и любовница Олега.

Олег, по-моему, аж вздрогнул.

Пашка еще раз строго оглядел всех, вышел из машины и отправился по дорожке к дому. Лерка выскочила следом и повисла на заборе, пытаясь из-за кустов смородины и яблонь проследить, как будет проходить разговор.

– Я все никак не могу понять, на что я подписался, – осторожно сказал Олег, когда мы остались одни за заднем сидении, и покачал головой. Я только пожала плечами в ответ. – Как ты смогла добраться раньше нас?

– Срезала по прямой. Бежала Зверем.

Он посмотрел на меня с опаской, но недоверия в его взгляде по-прежнему было больше.

– Они знают?

– Только Пашка.

– Я ни разу не видел тебя Зверем. Трудно поверить, что ты… правда…

– Может, как-нибудь увидишь. А может, никогда. Большинство вообще не способно видеть такие вещи. Впрочем, раз ты…

Я осеклась. Он не был большинством, он был одним из нас, так как носил внутри себя демона. Он знал его и чувствовал, соответственно, скорее всего был способен увидеть меня-Зверя. Но для него это, очевидно, не было бы комплиментом. Он считал это проклятием, и я не могла с этим спорить.

– Давно это с тобой? Как ты понял?

– Давно. Не знаю. Может всегда, – он сидел спокойно, не глядя на меня, и голос звучал тихо и ровно, но я видела его руки – пальцы побелили, так сильно он их сжал. – Началось как шизофрения, потом я познакомился с Отцом Валентином и понял, что это одержимость. Мы пытались изгнать демона и думали, что нам это удалось. Я думал, что научился чувствовать зло в других и могу очищать от него, могу решать, что вообще есть зло.