Не успел я решить, на каком языке обратиться к столь странно ведущему себя незнакомцу, как он вскочил с нар и уставился на ботинки Паса. Причем Пас это взгляд почувствовал и недовольно повернулся.
– Ты чего? – спросил он по-русски, видимо, не задумываясь о языковых барьерах.
Вместо ответа нищий поднял руку, и мы с удивлением различили фразу, сказанную на Языке Охотников: «Меня зовут Викинг».
Пас от такого поворота событий чуть не свалился с полки, а я как стоял, так и замер, словно врос в загаженный пол.
«Вы откуда?» – нищий снова заговорил жестами.
«С базы», – ответил я.
– Да понятно, что с базы, барракуда вас задери! – нищий перешел на русский язык. – Где она, эта база?
– Недалеко. На острове, – ответил Пас, немного придя в себя. – Миль двадцать пять отсюда.
– Боги морские! – выдохнул Викинг. – Ну все, теперь я точно отсюда выберусь! Как вас звать?
– Я Копуха, а это Чист. В смысле Чистюля. А ты охотник?
– Нет, артист балета, – огрызнулся он. – Как скоро вас хватятся?
– Трудно сказать. – Пас слез со своей полки и уселся рядом со мной. – Наверное, после отбоя.
– Понятно. Значит, у вас не база, а курятник. Хотя на Карибах другого и быть не может. Тварей вычистили, о пиратах забыли, браконьеров всех выбили. Пороху давненько не нюхали?
– С годик, – ответил Пас, роясь в кармане.
Я знал, что он пытался там отыскать, но орден забрали вместе с деньгами. Похвастаться хотел, барракуда его дери! Внезапно лицо его озарилось, но вместо алмаза он достал осколок стекла от артуровского фургона. Мне захотелось показать ему язык – я с трудом удержался.
– Как они его не забрали? – удивился он. – Под подкладку кармана забилось, что ли?
– Значит, придется ждать утра, – подытожил наш новый знакомый.
– Вообще-то хотелось бы вернуться на базу до того, как нас начнут разыскивать, – вздохнул я.
– В самоволке, что ли? – удивился Викинг.
– Вроде того.
– И хотите отсюда слинять, чтобы не получить фитиль от начальства?
– Я бы рискнул, – закивал я.
– А что твой Чистюля?
– Сомневается.
– Резон есть. Я уже пару раз пробовал отсюда сбежать, но возникали кое-какие проблемы. Через окно не выбраться, у меня для таких упражнений задница слишком толстая, а через дверь никак не получается. Нет, выйти из камеры можно, я пробовал, но пройти по коридору, а потом через дежурную часть и на улицу невозможно. Одному по крайней мере точно. Палками лупят, звери, да и много их. Кроме всего прочего, у них пистолеты, ружья и приказ стрелять в беглецов. Вот если бы ваши подкатили снаружи, да с пулеметами, да с гарпунными карабинами…
– Как давно ты охотишься? – неожиданно спросил Пас, пряча стекло обратно в карман.
– Двадцать лет. Из них четыре с лишним на этих нарах.
– Четыре года? – поразился я. – За что же тебя посадили?
– За хер собачий.
– Это как? – не понял я.
– Да очень просто. Оказался я в этом городишке без денег. А в те времена, вы, наверно, не знаете, быковал тут крутой бандюган по кличке дон Рэба. Полиция была у него на пайке, да и мэрия тоже, а деньги он качал с портовых погрузок, правда, и докерам платил хорошо. Вот я и решил устроиться в порт, заработать немного. Но порядки там были суровые – кто норму не выполнял, того не только зарплаты лишали, но еще напускали здоровенного пса, чтоб в следующий раз неповадно было. Карлом тварюку звали. Ну, разок и я проштрафился. Вообще-то я собак не боюсь. Чего их бояться? Торпеды в глубине пострашнее будут. Видали?
– Приходилось.
– Тогда понимаете. Ну, короче, бросился на меня этот пес, я его над собой пропустил, схватил за елдак и вырвал хер с корнем. Ну, сдох кобель, понятное дело. И надо же было ему оказаться любимой собачкой дона Рэбы! Приписали мне порчу имущества, жестокое обращение с животными и убийство охранника. Посадили на десять лет.
Честно говоря, история показалась мне настолько неправдоподобной, что я не знал, как на нее реагировать. То ли смеяться над забавной выдумкой, то ли сочувствовать. Подумав, я решил перевести разговор чуть в другое русло.
– А что ты в городе делал? Явно ведь нездешний; иначе знал бы, где база находится.
– Эта история подлиннее, я ее вам в следующий раз расскажу.
– А если серьезно? – настаивал я.
Викинг вздохнул и сразу показался мне старше, чем я сначала подумал.
– Наша база стояла на северо-западном побережье Австралии, – негромко произнес он. – Всего в кубрике набиралось человек пятьдесят, но у нас давно сколотилась своя команда. Рыбак рыбака, говорят, видит издалека. Вот и мы так. С одним парнем, его звали Бак, мы охотились вместе с самой учебки, а другие постепенно прибились, даже баба одна была. Всего пять человек. Поначалу я был кем-то вроде лидера в этой пятерке, но потом, как-то само собой, мое место занял бывший салага. И знаете, я нисколько не страдал по этому поводу. На первый взгляд вроде ничего в нем особенного не было, ни роста, ни силы, ни ума, но был он вожак от бога. И, что самое важное на охоте, была у него какая-то мистическая везучесть. Кроме того, в отличие от остальных, в учебку он попал не после школы, а успел поработать в океане биологом. Знал до фига умных слов, за что салагой не раз получал по башке. А главное, была у него идея фикс: мол, охоту надо вести по особым правилам, а не просто колотить из елдомета во все, что движется. Мы-то привыкли по-простому, как еще первые охотники делали, но постепенно он нас всех заразил.
– А как его звали? – спросил Пас.
– На базе прозвали Диким за склонность к не всегда обдуманным действиям. В общем, со временем так получилось, что наша команда сильно оторвалась от коллектива. Ребятам интереснее было надрать задницу полинезийским пиратам, а нас не интересовало ничего, кроме тварей, живущих в глубине. И так мы в это дело втянулись, что практически жили в жидкостных аппаратах, вылезая из океана только пожрать и поспать. Наверное, это и было лучшее время моей жизни.
Он ностальгически вздохнул и глянул на темнеющие щели заколоченного окна.
– Однажды Дикий собрал нас на сходку и рассказал, что, еще будучи биологом, заметил аномальное поведение живности в районе пересечения двадцать седьмой параллели с девяностым градусом долготы. В чем именно заключалась аномалия, никто из нас не понял, но идея Дикого состояла в том, что отклонения могли указывать на нахождение в этих широтах огромного биотеха, вроде донной платформы. Ну, мы и взялись ее искать. Наверное, года три эта тварь себя никаким образом не проявляла, но однажды Бак совершенно случайно на нее нарвался. В том районе затонул транспортник с грузом галлия для нейтринного телескопа, и нас с Баком погнали к нему на разведку. Глубины там дурные, до четырех километров, так что даже в жидкостном аппарате погружаться и всплывать надо с мерами предосторожности. Несмотря на несжимаемый «рассол», давит так, что кости трещат, ей-богу. В общем, достигли мы дна и разделились, чтобы охватить наибольшую площадь. Я тащил на себе камеру, генератор и маркер для сателлита, а Бак – ранец со «светлячками» «СГОР-3». Так что я от него зависел больше, чем он от меня – без света на глубине труба, сами знаете. В аду наверняка светлее, чем на четырех километрах. Но мы с Баком не первый год на охоте и ни разу друг друга не подводили, так что ракеты он пускал должным образом, поддерживая над базальтовой пустыней рукотворное солнце. Связь работала хорошо, но «светлячок» нас сближал сильнее, чем ползущие по экрану строчки. Вообще для меня одиночество – самая страшная вещь в глубине. Так что мне хоть анекдоты травить, хоть стихи читать жестами, лишь бы не переть по рельефу дна без малейшего ощущения человеческого присутствия рядом.
Я заметил, что по мере погружения в воспоминания наш новый знакомый все больше становится похожим на охотника и меньше – на нищего. Пас слушал его раскрыв рот.
– Так получилось, что корабль первым нашел я, – продолжал тем временем Викинг. – Просигналив Баку о находке, я начал разбирать и устанавливать снаряжение и так этим увлекся, что не сразу обратил внимание на молчание напарника. А потом вдруг строчка по экрану – бац! Как молнией по глазам.