– Что это тебя так напугало? – спросил я Паса.
– Похоже, они что-то прятали там, в трюме, – ответил он, часто дыша. – От таможенников скорее всего.
– А нам какое дело? – Я не хотел показывать, что и мне не по себе.
– Разве тебе все равно, на каком судне плыть? Вдруг это контрабандисты?
– Чушь, – я неуверенно покачал головой. – Жаб – опытный охотник, он бы сразу их раскусил.
– А если ему проще не лезть в их дела?
– У тебя больная фантазия. Зачем ему это надо, по-твоему?
– На этом судне очень мощная ходовая машина. Ты обратил внимание, что Жаб постоянно спешит?
– Ну. – С этим было трудно не согласиться.
– Значит, он зафрахтовал самый быстрый корабль в порту. Мне кажется, ему важна именно скорость, а не то, что перевозит «Красотка».
– Он сумасшедший, но не идиот. Охотник ни при каких условиях не станет покрывать преступников.
– Что ты знаешь об охотниках? – Пас махнул рукой с таким видом, словно перед ним был несмышленый ребенок.
– Какого черта ты вообще пошел в учебку? – разозлился я.
Он отвернулся и двинулся наверх.
«Сумасшедший дом, – думал я, грохоча ботинками по трапу. – У каждого из нашей команды какой-нибудь заскок в голове. Мало ли для чего моряки могли проваривать швы? Пасу везде мерещится заговор».
Мы вышли на залитую солнцем палубу и забрались в амфибию. Рипли уже умудрилась раздобыть где-то три подноса с завтраком.
– Вечно вас не дождешься, – проворчала она. – Трахались вы, что ли, в умывальнике? Хотя и это можно успеть за пятнадцать минут. Нельзя же быть такими копухами! Я камбуз штурмую, а их носит неизвестно где!
– Мы не трахались, – обиделся Пас. – Я умывался долго.
– Одно другого не лучше. Впервые встречаю среди охотников такого патологического чистюлю. У тебя мама врач?
– Нет, отец.
Завтрак оказался так себе – каша из концентрата, соевый гуляш и варево из сухофруктов. Вчерашний сухой паек был значительно лучше.
– Дрянная еда, – скривилась Рипли, не оставив в тарелке ни крошки. – Пойду коку шею намылю.
Она собрала на подносы всю посуду и удалилась в сторону камбуза.
– А мне понравилось, – пожал Пас плечами.
Рипли вернулась минут через пять, причем не с пустыми руками – принесла три бутерброда с маслом и мягким сыром. Судя по звуку машин, «Красотка» начала сбавлять ход.
– Таможня, – сказала Рипли.
Вскоре и я расслышал рокот приближающегося катера. Турбины нашего корабля окончательно встали. На палубе замелькали фигуры моряков. Для прибывших спустили трап.
– От нас что-нибудь требуется? – поинтересовался я у начальницы.
– Расслабься! – улыбнулась она. – Увидев охотников, таможенники не станут ничего проверять.
Через минуту у погрузочного люка показался офицер в зеленой форме. Он оглядел десантный отсек и приложил два пальца к козырьку.
– Рад приветствовать вас на таможенном пункте, – сказал он на сносном английском.
У его ног покачивал хвостом рыжий сеттер. К моему облегчению, ящики собаку не заинтересовали совершенно.
– Здравствуйте, офицер, – ответила Рипли. – Есть проблемы?
– Нет. Но нас обязывают переписывать номера глубинного оборудования, следующего с охотниками.
– С какой целью?
– Эти списки требует ваш главный штаб.
– Не буду вам мешать, – приветливо улыбнулась Рипли.
Офицер переписал номера ящиков в «компакт», вновь приложил руку к фуражке и что-то крикнул своему помощнику по-турецки. Они вдвоем прошли по верхней палубе и проверили документы у нескольких моряков.
– Какая им разница, есть на корабле охотники или нет? – удивился я. – Судно можно было досмотреть и получше.
– В присутствии охотников это не принято, – ответила Рипли. – Дань уважения. Традиция, если хочешь. С другой стороны, проверка корабля, на котором следуют охотники, – пустая трата времени. Любой охотник, если он не салага, определит подозрительный корабль с расстояния в милю. И сам сообщит таможенникам о своих подозрениях.
– А если не доложит?
– Значит, на то есть причины, – нахмурилась начальница, смерив меня цепким взглядом. – Значит, у охотника есть стратегический план, подробности которого сухопутным офицерам знать необязательно.
Я счел за лучшее умолкнуть и вплотную взяться за свой бутерброд.
«Неужели действительно заговор? – с тревогой подумал я. – Надо же было нам с Пасом так влипнуть!»
Однако перспектива отправиться в Тихий океан вместе с Владом выглядела не лучше. Чем здесь кончится дело, еще неизвестно, а там все события можно было расписать до пенсии, как Жаб говорил. У Рипли выбор был еще хуже – между камбузом и глубиной. С Пасом тоже все просто. Про водителя я ничего не знал, но можно было предположить, что и у него похожая ситуация. Получалось, что все мы по воле обстоятельств оказались в зависимости от взводного, причем в такой, что рыпаться нам не приходится. Интересный у него способ формировать команду. А может, это вообще единственный правильный способ?..
Таможенный катер отчалил. В машинном отделении вновь завыли турбины, и «Красотка» начала набирать ход.
– Всё, – сообщила Рипли. – Дальше Средиземка и океан.
– Это что, последняя таможня? – удивился Пас. – Мы ведь даже Дарданеллы не прошли!
– В Дарданеллах к берегу не пристать, а у каждой средиземноморской страны своя таможенная служба. Поэтому Средиземку можно пересечь транзитом, если не заходишь в порты.
Водитель
«Красотка» вошла в Дарданеллы. С разрешения Жаба мы залезли на крышу «Ксении» и глазели на холмистые берега.
– Жаль, бинокль утопили, – вздохнул Пас, щурясь от солнца.
Но мне было видно и так. Судно шло неспешно, оставляя по сторонам полуразрушенные бетонные причалы столетней давности и следы последней в истории человечества войны. У самого берега, напоминая останки животного, виднелся полузатонувший древний ракетный крейсер, не выдержавший напора береговых батарей. На холмах виднелись заросшие травой кратеры бомбовых попаданий.
Солнце медленно опускалось к холмам, «Красотка» малым ходом двигались по проливу, соединяющему Мраморное и Эгейское моря. Розовые и алые блики заката расплывались по воде широкими пятнами, поверхность моря напоминала разглаженную цветную фольгу, в какую заворачивают шоколадные конфеты с начинкой.
Жаб высунулся из люка.
– Кажется, чистюля, ты собирался обучаться искусству акустика? – спросил он.
– Так точно, – ответил Пас.
– Это хорошо. Нам до зарезу нужен акустик. А ты, – он посмотрел на меня, – чем собираешься заниматься?
Мне и в голову не приходило, что меня об этом спросят. Но, возможно, это была одна из привилегий для члена персональной команды Жаба.
– Чем прикажете, тем и займусь, – честно ответил я.
– Чем прикажу? У тебя сносные показатели по огневой подготовке. Но симулятор в учебке – это одно, а гарпунный карабин на глубине двух километров – совершенно другое. Будешь учиться на снайпера?
– Да! – стараясь восстановить дыхание, ответил я.
– Хорошо. Но для начала тебе придется сдать экзамен на допуск до тысячи метров. Готов?
– Хотел бы повторить материал, – признался я. – Если можно.
– Можно, – командир с усмешкой протянул мне электронный планшет. – Здесь, среди прочего, найдешь «Пребывание на глубинах до тысячи метров с аппаратами линии „ГАДЖ”». На изучение сутки. Не подготовишься – шкуру спущу.
Пасу он выдал планшет помощнее, с мультимедийным вьювером и акустической гарнитурой «АБ-18».
– Здесь кое-что для тебя, – в тоне Жаба пропали командные нотки. – Просто ознакомься, сильно не грузись. Если Рипли будет отрывать тебя от занятий, пошли ее к дьяволу. Всё, занимайтесь делом.
Он соскользнул в люк и захлопнул крышку. Пас задумчиво глянул на темный экран своего планшета.
– Пойду посмотрю, что там, – сказал он и спустился на палубу.
Мне не хотелось лезть в отсек. Для того ли я так стремился в море, чтобы отгораживаться от него броней? Закат полыхал вовсю, быстро темнело. Из камбуза доносилось хрипловатое пение кока. Он напевал по-английски что-то о храбром пиратском шкипере, любившем играть со смертью. И так он это дело любил, что влюбился в саму Смерть, которая жила в океане под видом белой акулы. Желая заглянуть тварюке в глаза, он охотился на нее всю жизнь, в результате чего от ее страшных зубов погибли все его соратники, любимая женщина, а под конец и он сам. А дух его вселился в акулу и странствует с тех пор в глубине океана. Несмотря на жутковатый конец, песня была залихватской.