«С деньгами наймем таксиста и будем на базе через сорок минут, – мысленно успокоил я сам себя. – Час – это не опоздание».

Надо только успеть смыться отсюда до приезда полиции. В том, что клерк дал охраннику команду вызвать полицию, я нисколько не сомневался.

С оформлением кассирша управилась за три минуты. Потом начался подсчет денег. Считающая машина проглатывала одну пачку купюр за другой, но мне все равно казалось, что она работает слишком медленно.

– Номер вашего счета, – кассирша наконец опустошила кейс и протянула Пасу пластиковую карточку.

– Спасибо, – кивнул он.

Мы не сговариваясь поспешили к выходу.

– Ты нам-то хоть оставил? – негромко спросил я.

– Две пачки по двадцать тысяч. Одна в твоем распоряжении. За помощь.

Таких денег я отродясь не видал. Мое настроение мигом улучшилось, но оставалась еще одна проблема.

– Клерк вызвал полицию, – сообщил я приятелю.

– Знаю, – спокойно кивнул он. – Как выйдем, сразу уходим налево, я там видел укромную арку.

На крыльце нас полиция не ждала, и это было хорошим знаком. Прошмыгнув вдоль стены банка, мы свернули во двор и со всех ног бросились к дальней арке. На бегу Пас швырнул в кусты пустой кейс. За аркой шумела оживленная улица, мы сбавили шаг и легко затерялись в пестрой толпе, текущей в сторону порта.

– Слушай, – после пережитой нервотрепки меня охватила радостная эйфория. – А ведь мы сделали это! Сделали, черт возьми!

– Может, зайдем в какой-нибудь ресторанчик, отпразднуем?

– Вообще-то я хотел еще встретиться со старой знакомой. Представляешь, она приехала вместе с биологами! Я ее три года не видел.

– Ну хоть по стаканчику вина! – он показал на полотняную палатку, под навесом которой скучал торговец разливным вином. – Потом возьмем такси и домчимся быстрее ветра.

Чутье у Паса отменное. Если он советует что-то сделать, лучше ему не перечить. Я уже сколько раз убеждался.

– Давай, – кивнул я.

Мы взяли по стаканчику и расплатились одной из добытых купюр. Торговец с трудом набрал сдачу, выдав нам целый бумажный ворох.

– Легче будет расплатиться с таксистом, – подмигнул мне Пас.

Мы встали в тени дерева и принялись не спеша потягивать кисленькое прохладное вино. Моя фантазия рисовала мне самые радужные перспективы на будущее. Тем временем к палатке подошли двое подростков хулиганского вида и бросили торговцу горсть монет. Получив взамен два стакана вина, они начали скалиться и тыкать в нас пальцами.

Никакой опасности для нас они не представляли, но все же смутная тревога наполнила мое сердце, вытеснив царившую там эйфорию. Словно в подтверждение нехорошего предчувствия на краю сквера остановилась полицейская машина.

– Надо сваливать, – покосился я на нее.

– Будешь от каждого патруля по кустам уходить? – усмехнулся Пас. – Все, деньги мы отправили, чего нам бояться?

– Вообще-то денег у нас достаточно, чтобы потерять из-за них голову.

Подростки улыбались все более нагло, но мы старались не реагировать. Видимо, это и было ошибкой – не получив отпора, один подошел к нам вплотную и выплеснул остатки вина Пасу в лицо.

Вообще-то мой приятель не страдал припадками агрессивности, но подобная выходка обошлась незнакомцу дорого – тот захрипел, схватился за кадык и рухнул на колени, бешено вращая глазами. Из его рта зазмеилась тонкая струйка крови.

– Тварь! – Пас размял пальцы правой руки и вытер с лица капли вина.

Дружок поверженного латиноса попятился и рванул через сквер, перепрыгивая через скамейки и невысокие ограды лужаек. А к нам от патрульной машины уже бежали двое полицейских – у одного в руках была увесистая дубинка, а у другого пластиковая петелька наручников.

– Попили вина! – буркнул я, принимая защитную стойку.

– Ты с ума сошел? – Пас схватил меня за руку. – Хочешь, чтобы вся полиция города на нас ополчилась? Торговец даст показания, что мы защищались.

– Это вряд ли.

Но Пас был прав – драться с полицейскими было не очень умно. Пришлось подождать, когда они устанут колотить нас ногами и палкой, затянут наручники и поволокут в машину. Сама поездка до полицейского участка запомнилась фрагментарно, наверное, я слишком сильно получил дубинкой по голове. Пас вроде не так пострадал – подбитый глаз и треснувшая губа не в счет.

Окончательно я пришел в себя только в камере. Духота и вонь были ужасными, они и привели меня в чувство. Отсморкавшись кровавыми сгустками, я осмотрелся и пришел к выводу, что нахожусь в наихудшем месте из всех, где мне приходилось бывать. Площадь камеры была метров девять, причем почти все пространство занимали четыре лежанки. Крохотное окошко было не зарешечено, а забито досками, так что через щели темноту пронзали лишь узкие лезвия света. На одной из верхних лежанок мирно посапывал Пас, на нижней скрючился нищий в вонючих лохмотьях из парусины. Еще одна верхняя полка была пуста. Под самым окошком к полу был привинчен загаженный унитаз, по которому ползали жирные мухи, а чуть в стороне виднелась раковина с жестяной кружкой на полочке. Земляной пол скрывался под многолетним слоем мусора, и большая часть вони, как я понял, исходила именно от него. Я сел на нарах, стукнувшись головой о верхнюю полку, и поискал глазами дверь. Она внушала уважение – тяжелая, крепкая, обитая негорючим пластиком.

– Влипли, – буркнул я.

Нищий заворочался и что-то пробубнил во сне, но на каком языке, я не понял. Зато я понял, что мои карманы пусты – от денег осталось лишь воспоминание. Не было при мне и кинжала, что тоже не показалось мне удивительным. А вот отсутствие шнурков на ботинках здорово озадачило. Несмотря на столь неожиданное неудобство, я слез со своей полки и растолкал Паса.

– А! – вздрогнул он и чуть не ударился головой в потолок.

– Тихо, это я!

Глаз у него совсем заплыл, а губы распухли.

– Чего толкаешься?

– Нашел время спать!

– Можно подумать, у тебя есть идея получше, – пробурчал Пас.

– Представь себе, есть! Надо драпать отсюда.

– Что, серьезно? Сквозь стены я ходить не умею. Не переживай, скорее всего нас тут не задержат надолго. Разберутся и выпустят.

– Мечтай! – разозлился я. – Ты покалечил парня ни за что, понимаешь? А может, и убил, барракуда тебя дери! Он тебя не бил, не грабил и не насиловал, так что по всем законам ты преступник. Это не оборона – когда на плевок отвечают пулеметным огнем.

– И что?

– Нас тут сгноят, понял? Лет на десять запрут в местной тюрьме, и грубые латиносы будут трахать тебя в твою нежную попку!

– Придурок, – качнул головой Пас, но я видел, что он призадумался. – Никаких обвинений нам не предъявляли.

– Хочешь, я тебе скажу, что думаю? – я приблизил к нему лицо и зашипел, как это умел делать Жаб. – Я срать хотел на местные законы и вообще на законы обычных людей. Я охотник. И не собираюсь ожидать своей участи, как баран на бойне. Доступно?

– Если у тебя есть конкретные предложения, могу выслушать. А если нет, не мешай мне спать.

Я махнул рукой и оставил его в покое. Пас устроился поудобнее и отвернулся лицом к стене.

Вонь в камере сводила меня с ума, мне казалось, что этот отвратительный запах нечистот и гниения впитывается мне под кожу и заражает какой-то ужасной болезнью. Не усидев на месте и получаса, я встал и попытался определить время через щели в забитом окошке. Солнца мне увидеть не удалось, но небо отсвечивало розовыми отблесками заката, так что примерно я прикинул, что уже около девяти. Интересно, как скоро нас хватятся на базе? Молчунья должна была зайти за мной в тир к шести часам. Но вот что она сделала, не обнаружив меня? Сказала ли сразу Жабу или затаила обиду? Зная ее, скорее можно было предположить второе.

Окончательно разозлившись, я отвернулся от окна и заметил, что нищий проснулся. Но больше всего меня удивило то, каким взглядом он смотрел на мои ботинки. Наверно, так я вытаращился бы на собаку, играющую на скрипке, даже если бы она фальшивила, барракуда ее дери.