В первые дни заключения материнский инстинкт Хенрики боролся в ней с идеей держать девушку взаперти в комнате без окон. Сострадание исчезло после первых трёх попыток побега. Первой «тюремной камерой» Адель стала старая комната Яэль, но дверь там была деревянной, потребовалось всего двадцать четыре часа, чтобы её выбить. Хенрика поймала девчонку у самого зала пивной и переселила в кладовку. Вторая попытка выбраться на свободу была предпринята, когда Хенрика пыталась протолкнуть ей на завтрак тарелку с хворостом, и Адель удалось вырваться за дверь из армированной стали. В третий раз были выкрученная лампочка, полетевшая прямо в лоб Хенрике, и перевёрнутая тарелка шницелей. Оба нападения ничем не помогли. На щеках польки до сих пор красовались порезы. Адель Вольф с тех пор сидела в темноте. Еду ей стали носить реже.

– Я требую, чтобы мне сказали, что случилось! – Следом за очередным криком послышалось приглушённое БУМ. И ещё одно. И снова.

Каспер, который участвовал в операции по похищению Адель Вольф, посмотрел на сотрясавшуюся дверь: «Хочешь, вколю ей успокоительное?»

Хенрика покачала головой.

– Пусть пинает. Она быстрее сломает пальцы, чем выберется из-за двери.

Судя по звукам, возможность перелома имелась. За первым ударом шли новые, Адель давала двери доблестный отпор.

– Что там происходит?

Взгляд Хенрики переместился к пестрящему помехами экрану, а потом вновь к карте. Хотела бы она знать ответ на этот вопрос, но должно пройти какое-то время, прежде чем первые полноценные новости польются сквозь наушники Йохана и карандаши Бригитты. Прямо сейчас, единственное, что могла сделать Хенрика, – собрать уже известные факты. (Однажды всё это станет историей. Кто-то должен вести записи для книг).

Так что она села за свою «Олимпию»[2], опустила пальцы на протёртые клавиши и принялась печатать.

Фюрер Адольф Гитлер не умер. Яэль уже не убегала, но эта единственная, оглушающая мысль продолжала её преследовать. Не умер. Не умер.

Побег из Императорского дворца прошёл чисто, хотя, когда Яэль шла по улицам Токио, с неё ещё текла вода из рва. Несмотря на влажные волосы, люди проходили мимо, едва удостаивая Яэль взглядом. А зачем? У неё было такое же лицо, та же бледная кожа и тёмные глаза, что и у них. Она ничем не была похожа на девушку, застрелившую Адольфа Гитлера во время прямой трансляции.

Оба танцора в той сцене были не теми, кем казались. Победоносная Адель Вольф, светловолосая любимица национал-социалистов, была на самом деле Яэль. Потомком евреев. Меняющей кожу. Адольф Гитлер, правитель Третьего рейха – не тот человек, с которым она танцевала, которому выстрелила в грудь. Его маскировка была столь же убедительна, сколь и её собственная. Он был облачён в одежды фюрера, говорил словами фюрера, идеально скопировал каждую морщинку на его лице, каждую серебристую волосинку в кисточке усов.

Яэль не знала, кем он был. До того, как сбежать, она успела лишь увидеть правду – серебро, исчезающее с его волос, вспышки золотого, зелёного, голубого и серого в глазах. Она убила меняющего кожу. Кого-то вроде неё самой.

Яэль долго (слишком, слишком долго) думала, что она такая одна – способная меняться, не имеющая собственной кожи. Теперь она поняла, что этого просто не могли допустить. «Эксперимент 85» был триумфом доктора Гайера. Разве она сама не слышала, как рейхсфюрер Генрих Гиммлер назвал эксперимент многообещающим? Доктор не прекратил бы делать инъекции только потому, что Яэль сбежала. Её преображение в Бернис Фогт лишь показало Ангелу Смерти открывшиеся перед ним возможности. Должно быть, он набрал новых подопытных, влил в их тело смертельный жар и отнял кожу, стирая старую личность укол за уколом.

Всю свою жизнь Яэль изо всех сил пыталась вернуть потерянное – ту себя, что была до игл доктора Гайера. На мгновение, между криком и выстрелом, она получила это. Была самой собой: Яэль. Заключённой 121358.X. Смертью фюрера.

Это я. Я. Я.

А что теперь?

Теперь она убийца, руки её запятнаны кровью не того мужчины. Теперь настоящий фюрер – тот, кто погубил целые континенты войной и лагерями смерти, кто уничтожил миллионы, миллионы (среди них вся семья и близкие Яэль) – остался жив. Яэль не сомневалась, что скоро мир об этом узнает.

Она пересекла улицу, перейдя на противоположный угол перекрёстка. Что-то привлекло её внимание. Движение – резкое и быстрое, – в паре домов позади: скрючившийся силуэт, мелькнувший в тени магазинов.

Все инстинкты Яэль кричали:

«ЗА ТОБОЙ СЛЕДЯТ»

Оказалось, побег прошёл не так уж и чисто.

Кто мог раскрыть её маскировку, проследить весь путь от Императорского дворца? И почему этот человек не позвал солдат?

Яэль просканировала взглядом мёртвые неоновые вывески магазинов и запертые двери. Нужно найти укромный уголок, своеобразное укрытие…

Вот оно! Между закрытым чайным магазином и современным универмагом со стеклянными витринами, в переулке, усеянном мусорными мешками, которые ждут лилового рассвета, чтобы уехать отсюда подальше. Несколько кошек с горящими прожекторами глаз кинули на Яэль презрительный взгляд, когда она нырнула в переулок и затаилась.

Одно долгое мгновение всё было тихо: лишь царапанье кошек, лазающих по мешкам, и далёкий лязг трамвая. Яэль уже начала подозревать, что ошиблась, когда услышала быстро приближающийся топот ботинок по мостовой, слишком тяжёлый для женщины. Кто бы это ни был, он определённо видел изменение Яэль, а значит, её одежду и, возможно, волков. Если позволить преследователю уйти, он может вернуться к СС, рассказать им, где её искать.

Она сегодня и так сильно наследила.

Стоило руке преследователя показаться в поле зрения, Яэль вскочила. Адреналин зашкаливал, когда она рванула мужчину в переулок, впечатав его лицом в гору мусорных мешков и прижав коленом.

Мусор разлетелся по сторонам: клейкий рис, склизкие водоросли, гниющая рыба, комки газет на кандзи. Кошки заорали и кинулись врассыпную. Другой крик (более приглушённый) раздался из-под куртки преследователя, закрывавшей его с головой, словно мужчина сам решил спрятаться.

– Проклятье! Ладно, ладно! Я сдаюсь! Не надо ломать мне руку.

Что-то в звучании его голоса было знакомым. Яэль внимательней присмотрелась к куртке. Старая коричневая кожа, мягкая как масло. В Токио был только один ариец в такой одежде…

О, нет.

Яэль отпустила его руку и поднялась. Куртка спала с головы.

В последний раз, когда она видела Луку Лёве, он выглядел почти как джентльмен: лохматые золотистые волосы зачёсаны назад, кожа куртки натёрта маслом, форма выглажена и накрахмалена. Теперь волосы Луки торчали во все стороны. Кусочки водорослей и риса прилипли к лицу. И он весь промок.

Любой другой на его месте смутился бы подобного вида. Но Лука Лёве лишь улыбнулся в своей собственной нахальной манере, садясь и одаривая её оценивающим взглядом.

– Забавно встретиться с тобой здесь, фройляйн. Хорошо выглядишь. Но что-то изменилось… Стой! Не говори. – Он осмотрел её с ног до головы. – Ты сменила причёску?

Невероятно. Этот парень был определением данного слова. Сидя с кусками водорослей в волосах, разбрасывается шутками и ухмыляется (ухмыляется!) перед лицом убийцы, умеющей менять кожу. Если он таким образом собирался обезоружить Яэль, у него это прекрасно получилось. Она потеряла дар речи…

– Не пойми неправильно. Причёска мне нравится. Это чертовски хороший трюк. Но мы оба прекрасно понимаем, я не стал бы тащиться пешком через половину Токио, чтобы сделать комплимент твоему новому стилю, – парень выбрался из мусора и отряхнул куртку. Пара капель попала Яэль в лицо. Она быстро их смахнула.