Он был единственным охотником.

Лука вскочил на ноги. Кресты зазвенели, столкнувшись, когда он рванул по гравию, успев обогнуть заросли кипарисов как раз вовремя, чтобы увидеть, как фройляйн скидывает кимоно у фонарного столба и путает след. Молочная кожа, нижнее бельё, нервные движения. Она сделала четыре решительных шага по дорожке и перескочила через живую изгородь.

Кимоно мятой кучей валялось у фонаря. Его Лука оставил для эсэсовцев. Пусть они отвлекутся и идут по ложному следу. А ему нужно поймать Адель раньше.

Неосвещённая фонарями часть сада оказалась кладбищем теней: похожие на колокола громады валунов, дикая листва, нежная нимфа вместо знакомой девушки. Когда Лука заметил её, он замедлил шаг и крадучись подобрался к живой изгороди. По его подсчётам, в обойме пистолета Адель осталось ещё шесть патронов. Не стоит попадаться ей на глаза, чтобы словить пулю.

Фройляйн склонилась над кустами и достала из листвы рюкзак. Она тяжело дышала, вытягивая из его недр чёрные вещи и надевая их на себя. Лука задержал дыхание, подбираясь ближе. Когда глаза привыкли к темноте, он начал подмечать ранее упущенные детали.

На предплечье у неё была повязка. Должно быть, марля зацепилась за осколки стекла, так как ослабла у локтя, начиная всё быстрее и быстрее разматываться, пока Адель торопливо одевалась. Кожа под повязкой была покрыта чёрным. Сначала Лука решил, что это запёкшаяся кровь, но чем дольше он всматривался в черноту, тем яснее понимал: у неё есть форма. Линии перетекали и складывались в чёткие силуэты. Хвосты, лапы, клыки…

Волки. Вытатуированные на руке Адель. Чернильных фигур определённо не было на её коже в прошлом году. Они исчезли, когда Адель накинула куртку и наклонилась, чтобы зашнуровать ботинки.

Эсэсовцы, скорее всего, уже нашли кимоно и разослали вооружённых солдат по всему саду. Лука должен действовать быстрее. Он подобрался достаточно близко. Понадобится всего секунда, чтобы выскочить из укрытия и вырубить Адель.

Лука уже напряг все мышцы, готовясь к рывку, когда произошло невероятное.

Адель Вольф превратилась… в не-Адель.

Её светлые шелковистые волосы стали менять цвет, от корня и ниже, пока не стали полностью чёрными. Голубизна исчезла из глаз, радужка стала такой тёмной, что почти сливалась со зрачком. Даже форма лица изменилась – из вытянутой и овальной, как у Адель, став типично японской.

Если бы Лука собственными глазами не видел перевоплощение, то сказал бы, что такое невозможно. Даже сейчас, увидев, он всё равно не мог поверить. Может, он упал и ударился головой, когда искал потерянную спичку? И всё это – какая-то странная фантазия о мести, а сам Лука валяется без сознания на гравии садовой дорожки, пока Адель счастливо танцует в объятиях фюрера.

Такой вариант был бы гораздо логичней.

Но нет. Всё слишком реально. Всего в нескольких метрах прозвучали громкие приказы на немецком. Не-Адель закинула рюкзак за спину и двинулась в противоположную от Луки сторону.

Операция «Спасти шкуру и вернуть доброе имя» приняла неожиданный поворот.

Что ему теперь делать? Бежать за этой японкой и втолковывать членам СС, что она сменила тело? Оставаться здесь и надеяться, что они поверят бредовой истории, не попытавшись под пытками вытянуть из него более приглядную правду? С тем же успехом Лука мог сам достать Люгер. Сэкономить солдатам пулю. Избавить себя от мира, полного боли.

Крики телохранителей фюрера резанули по ушам, когда они подошли ближе. Дважды Победоносный – мальчик с плакатов об истинных арийцах, герой Третьего рейха – поднялся, взгляд его заострился, провожая исчезающую фигуру не-Адель. Он сосредоточился на скрывающей её темноте и побежал.

Второй раз за этот месяц Феликс Вольф очнулся с головной болью. Не с тяжестью, какая порой приходит после долгого сна, а с раскалывающей болью, которая мучает, когда сестра-близнец вырубает тебя ударом пистолета. Феликсу такие страдания становились слишком знакомы.

Перед его глазами маячил пружинный блок матраса – нижняя часть кровати. Перекатиться в сторону оказалось невыполнимой задачей – Адель связала ему руки за спиной скрученными полосами простыни. То же она сделала и с ногами, явно пытаясь не дать брату освободиться и разрушить планы на вечер.

Ноги Феликса ударили по спинке кровати, когда он переворачивался на бок. На пол упало что-то серебряное – карманные часы Мартина. Они лежали теперь, раскрывшись, треснутым циферблатом к верху. За ними виднелись гостевые пустые покои Императорского дворца, омытые мерцающим светом экрана телевизора. Сестра ушла. Отправилась на Бал Победителя завершать свою миссию во благо Сопротивления: убивать сильнейшего человека мира сего.

Адель всегда шла против правил: таскала сахар из семейных запасов, читала статьи из «Мотор Шау», часами сидя с фонариком после того, как все ложились спать, и под именем Феликса выступала на мотогонках, куда берут только парней. С возрастом у Феликса накопилось множество секретов сестры, от больших до самых маленьких. Они – в конце концов – были командой. Неважно, что во многом отличались: парень и девушка, домосед и искательница приключений. Они Вольфы. В их крови есть железо, и оно связывает их вместе.

Но на этот раз в своих приключениях сестра зашла слишком далеко. На этот раз секрет оказался слишком большим. Никто не сможет убить фюрера Третьего рейха и уйти безнаказанным. Если Адель исполнит свой план, вся семья Вольфов за это поплатится.

Было десять минут седьмого, если верить тонким стрелкам карманных часов Мартина. Бал Победителя только начался. У Феликса ещё есть время, чтобы остановить это безумие.

Приглушённая брань Феликса врезалась в кляп, когда он повернул тело ещё на девяносто градусов, ударившись связанными руками по пружинам матраса. Там почти дюжина острых металлических кончиков. Хоть один из них должен был…

Увы. Загнутые концы пружин были слишком малы, чтобы их поймать требовалась точность, которой Феликс – уткнувшийся носом в пол, с раскалывающейся от боли головой – сейчас не обладал. Он не оставлял попыток, вновь и вновь ударяя онемевшими руками по пружинному дну кровати.

Часы покойного брата продолжали тикать. Они показывали пять минут девятого, когда Феликсу всё же удалось зацепить хлопок за заострённый изгиб пружины матраса. В десять минут девятого первая полоса простыни начала рваться. В двенадцать минут с верёвками было покончено. Руки Феликса упали по бокам от тела, на запястьях темнели полосы насыщенного фиолетового оттенка.

Что теперь? Во-первых, нужно избавиться от этого дурацкого кляпа. Язык Феликса стал бескрайней потрескавшейся пустыней, казалось, слишком большой для его рта.

Феликс с трудом выполз из-под кровати. Всех оттенков чёрного, белого и серого, кадры Бала Победителя зачаровывали объятую сумерками комнату. Там, на экране, была его сестра, её зубы обнажились в улыбке, когда Адель приняла приглашение фюрера на танец.

Они принялись кружить, подчиняясь беззвучному мотиву (регулятор громкости на телевизоре был вывернут на минимум). Феликс не отрывал взгляда от экрана, пока сидел и развязывал три отдельных стяжки на ногах.

Когда-то Феликс считал, будто умеет читать мысли сестры – их эмоции гудели в унисон, и он часто знал заранее, что она собирается сказать. Но если их связь была так сильна, почему Феликс только неделю назад узнал, что Адель считает их мир несправедливым? И – рискуя всем, что им дорого – она присоединилась к Сопротивлению, собираясь это исправить?

Не делай этого, Ада. Не надо. Пожалуйста, нет. Феликс надеялся, что между ними осталась хоть какая-то видимость связи. Что его мольбы не просто бессмысленно разобьются об экран телевизора.

Адель застыла в объятиях Гитлера. Её губы двигались, лицо скривилось в выражении, которое Феликс никогда раньше не замечал у сестры: отвращение столь сильное, что поражало каждую чёрточку.

Он множество раз оказывался свидетелем гнева Адель – чувствовал его пульсацию в собственных венах. В третьем классе начальной школы, когда одноклассник попытался её поцеловать, Адель так сильно ударила его в живот, что мальчишка украсил школьную лужайку недавно съеденным обедом. После аварии Мартина, когда родители запретили близнецам участвовать в гонках, лицо сестры вспыхнуло ярче флага Рейха.