– Ты смори, головы им не отрезай, – учил дед, наблюдая за внуковыми манипуляциями. – Потроха вынь, но не выбрасывай, на газетку сложи. Там есть кой-чего вкусное, покажу. Петрух, соль не забыл?

– Нет, Иван Павлович, – покачал головой Мужик, доставая из кармана коробку от скрепок. – Вот. Тара правда никудышная.

– Плевать. Дай ее Шурке, пусть натрет. Да не торопись на решетку кидать, спалишь ведь! – эти слова старик адресовал уже внуку. – Дрова-то не прогорели. Вон огонь какой! Ты что, шашлык никогда не готовил? Тут то же самое…

Шура, подняв решетку, отгреб обуглившиеся, но не прогоревшие еще головешки в сторону. Дед прав. А сам он. Нет, ну как ребенок! Чуть не сжег все. Задумался? Пожалуй. Удивительное дело, конечно. Озер и речек в области – тьма тьмущая. И пруды есть, и залив не далеко. Нет же, встретились в одном месте. Хотя… Газета ж была с телефонами. Чего изумляться? Старик тоже по ней свою турбазу и нашел.

Дед, похоже, думал о том же самом, потому что в ответ на мысли спросил:

– Я понимаю, Сашка, что в городе делать нечего. Но как вы тут-то оказались? Подобных мест вокруг города десятки, коль не сотни.

– Так по объявлению, – оторвав голову от очага, улыбнулся Шура. – Газета на окне валялась, ну я и… Ты тоже?

– Не тоже, а первым, – улыбнувшись, кивнул дед. – А чего сюда, а не в Маки мои?

– Не знаю, – пожал плечами Шура. – Позвонил по первому номеру, поспрашивал. Ну, все нас устроило. Чего дальше копаться, искать добра от добра? А я, по правде говоря, думал ты со своим приятелем укатил. Как его, с Гриневичем?

– Гриневич мой нынче не рыбак, – вздохнул дед. – Все лето дома. Радикулит разбил. Я себе-то удивляюсь, как бегаю до сих пор. Все друзья, кто жив-здоров пока, относительно, конечно, – по дачам-огородам. Пять минут на грядке, два часа в койке. Возраст, Сашка. Страшная штука.

– Ну, ты-то у меня огурцом, – весело подмигнул Шура. – До ста лет точно, как ты говоришь, пробегаешь.

– Сплюнь сейчас же! Ну? Кому говорю?

– Тьфу-тьфу-тьфу…

Рыба удалась. Но от форели Иван Павлович отказался. То ли деликатничал, то ли был действительно не голоден. Довольствовался карасем. Пива тоже выпил лишь кружку. Ребята же проголодались здорово – как кости не съели? Петер даже в домик сбегал, принес пару банок тушенки, захваченной на всякий случай из города.

– И все-таки странное это место, – задумчиво говорил дед, глядя на догорающие угли.

– Чего ж тут странного? – вполне искренне удивлялся Шура. Даже от пива на минуту оторвался. – Озеро как озеро. На перешейке таких полно.

– Так-то оно так, конечно, – кивнул Иван Павлович, – но лишь на первый взгляд. На берега внимания не обратили?

– А что с берегами не то? – усмехнулся внук.

– Какие-то неестественно прямые. Ровные, – встрял в разговор Мужик. – Мне даже на минуту показалось, когда из лодки смотрел, что водоем искусственный. Вы это имеете ввиду?

– В самую точку, Петруха, – подняв глаза, кивнул ему старик. – Вот смотрите…

Иван Павлович взял кочергу и начал черкать на песке. План-схему что ли нарисовать решил?

– Вот тут ваше Ельниково, – пояснял он, – а здесь мои Маки. Так? Тут заливчик, тут, напротив, еще один. Мы, получается, сидели здесь.

Дед закончил рисунок и поманил ребят к себе.

– Да оторвитесь вы от своих консервов! Сюда глядите.

Петер уселся рядом со стариком, Шура стал за спинами.

– Это что за геометрия? – спросил он.

– Озеро наше, – ответил Иван Павлович.

– Ого! – Петер аж присвистнул. – В форме креста?

– Получается так, Петруша, – вздохнул дед. – Вот я и думаю…

– Точно! В природе ж нет прямых линий! – воскликнул Шура. – Ну, Палыч! Слушай, а ты ничего не путаешь?

– Да как будто все верно, – негромко отозвался старик, а потом заговорил словно не с парнями, а просто мысли вслух высказывал. Рассуждал: – Нынче мне многое становится ясно, не то что в тридцать девятом… Хм… И сейчас бы я с ним потолковал, встреть случайно. Не кидался б, как безумный. А по душам.

– С кем бы ты потолковал? – ничего не понял Шура. – Дед, ау! Ты вообще где сейчас?

– Что? – встрепенулся Иван Павлович. – Прошу прощения, ребятушки. Тут такая штука… Только вы меня за умалишенного не держите, хорошо? Потому как с обычной реальностью есть некоторые нестыковочки…

– Не тяни уже, а? – взмолился внук. – Рассказывай. Нагнал туману, заинтриговал, а теперь оправдывается. Ну?

Ну, Иван Павлович и рассказал о давнем своем приключении. И про духа-охранителя местного не утаил. Про таинственного жонглера. А закончил с улыбкой.

– Вот и вчера из-за него под раздачу, как вы говорите, попал, – сказал с улыбкой, потрогав забинтованную голову. – Так, ирод, саданул по макушке, думал Богу душу отдам.

– Кто? Дух? – чуть не рассмеялся Петер.

– Да какой еще дух?! – отмахнулся старик. – Директор турбазы. Маков. Иван Христофорыч, чтоб ему черти нос отгрызли. Колечко ему жонглерово захотелось. Во, смотрите.

Иван Павлович вытянул кисть. Блеснул перстнем.

– Видал какое? По всему – старинное.

– Старинное, – кивнул Мужик, а потом невпопад добавил: – Видел. На картинах.

– На каких еще картинах? – удивился дед.

Но вместо Петера рот раскрыл Шура.

– Ох… И я видел. Жонглер, говоришь? Так вот, о картинах. О портретах, точнее. Один из них у нас дома висит. Ну тот, что ты на блошинке купил. А второй мы… Нет. Давай-ка пива налью, а потом все по порядку расскажу… Слушай, как быстро темнеет-то. Может, ты у нас ночевать останешься? Я в машине лягу. Оставайся! Дед!

* * *

И все-таки Маков по определению отставного генерала Стрелина повел себя, как «порядочный негодяй».

Оглушив дубиной Ивана Павловича, «хитровыделанный» хозяин турбазы попытался снять с пальца обездвиженного перстень. Да не подумал – за долгие годы суставы старика разбухли, и кольцо буквально вросло в кожу. Ну что ты будешь делать?! Может, ножичком его подцепить? Или… А чего мучиться? Положил пальчик на камень, саданул по хрящичку и… Только – вот растяпа – финку-то с собою не захватил. А что, если по его карманам пошарить? Рыбак ведь. Эта публика особая, складенек как пить дать есть. Ага, вот и он.

И правда, в кармане стрелинской куртки нож был. Маленький, перочинный, зато наточенный так, что хоть брейся. Замечательно.

Еще одного не учел Иван Христофорович. Того, с кем имеет дело. Зря пожалел – нужно было треснуть посильнее… Бывший же милиционер в себя пришел на удивление быстро. Лежал теперь с закрытыми глазами, притворялся. Ждал, что предпримет коварный «бизесмен». А как тот ножом щелкнул, когда лезвие открывал, понял все мгновенно и медлить не стал. Быстрым, еле заметным движением перехватил кисть обидчика, вывернул ее и прижал к земле. Да еще и уселся сверху. На спину обидчику.

Маков, не ожидая столь умелого сопротивления, только ахнул. И застонал от боли. Но вывернуться даже не попытался. Задним умом чувствовал – бесполезно.

Иван же Павлович свободной рукой взял ножичек, спрятал его обратно и пощупал шишку на темечке. Вот, сука! До крови рассек. Выругался смачно, а поднявшись на ноги, еще и саданул ногой в бок. Но кеды – не сапоги, ребер не сломать. А ушиб переможет, подонок.

– Ну, чего разлегся, хрыч старый, – грозно проговорил он. – Вставай, допрос чинить буду.

Иван Христофорович, кряхтя и постанывая, уселся, но во весь рост подниматься не спешил. Смотрел на опухающую руку свою. Плечи подрагивали. Уж не расплачется ли? Баба!

– Не понравилось? – сурово спросил Стрелин. – Между прочим, не я начал. Вот и не скули теперь.

Но смягчился. Отходил быстро. Да и Маков выглядел жалко.

– Ну что, встать тебе помочь? – уже спокойно произнес Иван Павлович. – Не вывихнул руку-то?

– Да черт ее знает, – простонал Иван Христофорович. – Помоги, коль не брезгуешь… Ох, Ваня… Прости меня, сам не ведаю, что творю. Колечко это увидал, будто бес в меня вселился. Оно же…