– Зачем ему жить одному, у нас семь комнат, выделим и ему место, – сказал он уверенно.
В этот же день мать с сыном перенесли вещи в комнату Вениамина, куда поселили Сергея. Кровать и кованый сундучок принесли дворники за оплату.
Хотя за свою трёхкомнатную квартиру было уплачено до первого октября, Евпраксия решила уже заранее снять дешёвое помещение, для хранения имущества из прежней квартиры. Все эти дела она успела сделать в течение нескольких дней и уехала обратно в Данилов. С собой она взяла только детскую и свою одежду, а что в руках не унести, отправила в поезде багажом.
Сын дяди Увенария Аристарх, живший с семьёй в этой же квартире, работал помощником директора крупного книжного издательства в Петрограде. Своей двоюродной сестре Евпраксии он периодически давал выгодную работу по переводу книг, с иностранных языков, которые она знала. Вот и в этот раз он дал ей книгу мало известного французского писателя для перевода. Заниматься переводом она решила в Данилове, а потом, готовый текст книги привезёт в Петроград.
В последний день пребывания в Петрограде Евпраксия купила в банке несколько золотых и серебряных монет, а в ювелирном магазине купила золотые женские украшения: брошки серьги и кольца. Как советовали Ширгановские, золото и драгоценности пригодятся на чёрный день.
Глава 5
Начало учёбы
С первого сентября Сергей приступил к учёбе в художественном училище барона Штиглица. В училище он узнал историю создания этого уникального учебного заведения. Идея строительства художественного училища у барона Штиглица возникла совершенно случайно. На одном из балов, где присутствовали знатные и богатые люди, один из великих князей похвастался, что пожертвовал на благотворительное дело сто тысяч рублей. Штиглиц не без ехидства ответил великому князю: «Ну что такое сто тысяч? Я знаю человека, который пожертвовал целый миллион и сделал это без всякой рекламы». То есть он имел в виду себя. В 1876 году он вызвал архитектора Месмахера, автора постройки его дворца, и вручил ему чек на миллион рублей, спросив: «Что сейчас полезнее всего сделать для народного просвещения?» Месмахер, не задумываясь, сразу же сказал барону: «Основать художественно-промышленную школу».
Учился Серёжа добросовестно. Он постоянно помнил наказы отца, что сын должен довершить то, что не успел отец. На учёбу уходило много времени, однако Серёжа иногда посещал театр, кино, общался с сокурсниками и троюродным братом Вениамином. Появился у него в училище хороший друг еврейской национальности, Аркадий Ройтман. К евреям многие студенты относились с предубеждением, а Серёжа не стеснялся общественного мнения. Он относился к ним уважительно по примеру отца, который говорил, что у евреев много умных и талантливых людей, не меньше, чем в любой другой национальности.
В художественной ремесленной школе, в Тотьме, среди учителей был один еврей, а также среди ссыльных, евреем являлся Луначарский. Николай Николаевич хорошо этих людей знал и восхищался их интеллектом.
Однажды в декабре Аркадий Ройтман предложил Сергею сходить на митинг, возле Путиловского завода. Был выходной день, и друзья пошли туда из любопытства. Ни в каких революционных кружках, парни не состояли, но много слышали разговоров о том, что скоро будет революция. Народу на митинг собралось не много, человек двести, потому что ударил сильный мороз. Одеты парни были в свою студенческую форму, в тёмные шинели с блестящими металлическими пуговицами и выделялись в толпе. Ораторы вставали на ящик и выкрикивали лозунги: «Долой царя! Да здравствует революция!» Один оратор выступал дольше других, наверное, был из образованных людей, хотя от волнения говорил он не очень складно. Смысл его выступления был примерно такой: «Карл Маркс предсказал революцию. Если в обществе большой разрыв между богатыми и бедными, то революция неизбежна. Народ обнищал из-за бессмысленной войны, цены растут быстрее, чем зарплата».
Митинг закончился стихийно, никто его не разгонял. Полиции не было. Серёжа и Аркадий заметно продрогли и пошли в сторону центра Петрограда, чтобы где-нибудь пообедать, а по пути обсуждали услышанные разговоры на митинге.
– Действительно, всё подорожало, ёжась от холода, – сказал Аркадий. – Ещё недавно можно было пообедать в столовой за тридцать копеек, а теперь и сорока копеек не хватает, уйдёшь, не сыт – не голоден.
– Это верно, – поддакнул Серёжа, хотя сам роста цен не заметил. Мама ему посылала по пятьдесят рублей ежемесячно, и о деньгах ему думать было некогда. Серёжа знал, что Аркадий нуждался, поэтому иногда платил за него в столовой.
– А кто такой Карл Маркс? – спросил он, предполагая, что Аркаша, в курсе, если читал запрещённую литературу.
– Карл Маркс – это еврейский философ, живший в Германии, смущённо улыбнувшись, пояснил Аркаша. – Я пытался читать его книгу «Капитал», но ничего в ней не понял. Её надо не просто читать, а вдумчиво изучать. У меня на это времени нет.
За разговорами друзья быстро дошли до Невского проспекта, намереваясь там, в хорошей столовой пообедать, но обнаружили, что она закрыта по не известной причине. В этот момент по улице шёл отряд солдат в шинелях и папахах. На плечах они держали длинные винтовки со штыками. Не смотря, на мороз, они пели бравую песню, а их удары сапог о мостовую эхом откликались в стенах домов. Прохожие останавливались и с любопытством смотрели на длинную колонну военных. В толпе зевак кто-то сказал:
– Это гвардейцы Семёновцы идут.
Сергей и Аркадий совсем замёрзли в своей студенческой форменной одежде, и пошли в сторону от Невского проспекта, искать другую столовую. Серёжа уже хотел пригласить Аркашу домой к Альбитским, до дома отсюда было пять минут ходьбы, но передумал: ведь дядя Увенарий в эти дни сильно болел, всё внимание в семье было направлено на больного, а появление постороннего человека в такой момент было бы не уместно.
Пройдя несколько шагов, они наткнулись на вывеску «закусочная». Евпраксия Павловна в наставлениях советовала сыну, что не следует заходить в такие заведения, как «закусочные», «харчевни», «пивные». «Туда ходят только пьяницы и воры». Но Серёжа проигнорировал этот наказ, хотелось просто погреться.
В закусочной было многолюдно: среди рабочего люда за отдельным столиком сидели две симпатичные девушки в дорогих меховых шапках, которые они не спешили снимать, наверное, тоже зашли погреться. Раздеваться здесь было не обязательно, но гардероб работал. Парни сняли свои шапки, шинели и отдали гардеробщику, усатому, пожилому мужичку. С собой они носили карманные блокноты и угольные карандаши, чтобы делать наброски. Это требовалось для отчёта по занятиям по курсу рисунка. Надо было сдать преподавателю в конце месяца не менее двадцати набросков, как угольным, так и графитным карандашом. Присев за свободный столик, Сергей и Аркадий позвали официантку, подойдя, она спросила:
– Что будете заказывать, господа? Только у нас оплата вперёд.
Серёжа начал торопливо говорить, чтобы опередить Аркадия. Меню он не знал, и поглядел, что едят за соседним столиком.
– Нам, пожалуйста, две тарелки щей, две порции мяса с гречей и две кружки пива.
– Я расплачусь, барышня, – заторопился Аркадий, – сколько с нас?
– Один рубль двадцать копеек.
Получилось слишком дорого, но Аркаша, покраснев от такой неожиданной цены, достал кошелёк. Серёжа стал уговаривать друга, что он сам заплатит, но Аркаша обиженно настоял на своём и отдал деньги за двоих.
– Не всё тебе платить, у меня тоже есть деньги, – заявил он. Рисовать решили девушек, которые уже ели и сняли шапки. До прихода официантки начинающие художники успели сделать по нескольку набросков, а затем начали есть. Выпив, в завершение обеда пиво, Серёжа посмотрел на рисунки друга:
– У тебя, Аркаша, хорошо получилось. Давай покажем рисунки девушкам и познакомимся с ними, – предложил он.