— Я извинился перед Криденсом, — тихо сказал Ньют.
— Что он ответил?..
— Мне показалось, он не вполне понял меня. Почему я считаю себя причастным… к тому, что случилось. Он очень переживает за вас, — тихо добавил он. — Он к вам очень привязан.
— Ну, теперь это очевидно… — пробормотал Грейвз.
— Знаете, Персиваль… вам я тоже задолжал извинение, — сказал Ньют.
— Мне?.. За что?..
— Поднимите локоть, я забинтую.
Не поднимая глаз, Ньют кончиками пальцев придерживал его руку на весу и быстро раскатывал бинт — как человек, который привык справляться с подобными процедурами за то короткое время, пока зверь перед ним стоит и не пытается убежать.
— Надеюсь, вас не заденет такое сравнение, но… У разных видов животных есть разные ритуалы ухаживаний и брачных танцев, — негромко сказал Ньют. — Со стороны, неподготовленному человеку они могут показаться… пугающими. Странными. Иногда настолько пугающими, что люди… убивают тех, кто не причинил им вред, а просто… защищает свою территорию или… пытается… найти себе пару.
Он говорил очень тихо, ему явно было страшно неловко. Грейвз молчал. Ему тоже было неуютно — и совершенно не потому, что Ньют сравнивал его со своими питомцами.
— Когда я изучаю чьи-то повадки, — продолжал тот, — я наблюдаю, оставаясь в стороне. Долго… иногда — на протяжении недель. Оцениваю… записываю наблюдения, чтобы ничего не упустить. С вами я… поторопился, — сказал он. — Я сделал выводы до того, как разобрался, что происходит.
Он покраснел. Проверил, ровно ли лежит бинт, завязал узелок, чтобы крепче держалось. Грейвз молчал, не зная, что ответить. И надо ли вообще отвечать.
— Я осудил вас… — у Ньюта, кажется, даже веснушки полыхали от стыда, — за то, как вы выглядите… за ваши повадки… то есть, манеры. Они показались мне опасными, и я решил, что всё о вас понял… Что вас надо остановить. Я поступил так же, как те, с кем я воюю… Как те, кто может убить прекрасное создание… из страха… и невежества. Вы… — он покачнулся, вздохнул, не поднимая глаз. Он держался за перебинтованную руку Грейвза, машинально перебирая пальцами, и явно не замечал этого. — Вы едва не погибли из-за моей ошибки… И я не знаю, что стало бы с Криденсом, если бы он убил вас… Мне кажется, он бы этого… не пережил. Две жизни — это непомерная цена… за неосторожность. Простите… Персиваль.
Грейвз помолчал. Потом негромко ответил:
— Я не держу на вас зла. Виноваты мы все, и я не меньше вашего. Мне стоило поговорить с Криденсом, а я дал ему возможность решать самому, не понимая, что он не справится. А если справится, то… — он пошевелил перевязанной рукой, — вот так.
— Как вы смогли его остановить?.. — Ньют посмотрел ему прямо в лицо.
— Не показал, как сильно я его боюсь, — сказал Грейвз. — Хотя был уверен, что не выживу.
Ньют убрал руки, сжал плечи. Отвернулся, скользнул взглядом по фотографиям на стенах.
— Что вы планируете делать дальше? — спросил он, перебирая пальцами манжеты.
Грейвз вздохнул, поудобнее пристроил затылок на подушки и переложил раненую руку на колени.
— Ему нужен контроль, — негромко сказал он. — Он опасен. И сам не понимает, насколько. В его представлении сильный — это тот, кто всегда подчиняет, наказывает и мучает слабого. Если он осознает свою мощь и поймёт, что перед ним слабые — все… и вы, и я, и Гриндевальд… может произойти всё, что угодно. Он не представляет, что сила может быть доброй. Он ведь не просто хотел убить меня за то, что я сделал не так, как ему хотелось…
— А что он хотел?.. — рассеянно спросил Ньют. Грейвз усмехнулся:
— А вы не поняли?.. Я хотел уйти и провести вечер без него. Он не смог остановить меня уговорами. В первый раз за всё время нашего общения я отказал ему в просьбе. И он решил наказать меня за непослушание.
Ньют поднял потрясённый взгляд.
— Так всегда поступали с ним, — Грейвз продолжал усмехаться, — и он повторил то, что знает. Он опасен не потому, что силён. А потому, что не умеет смиряться с тем, что кто-то поступает не так, как он хочет.
— Ему можно показать, — с надеждой ответил Ньют. — Терпением, лаской. Любовью…
— Неважно, люблю я его или нет, — спокойно сказал Грейвз. — Я не уверен. Речь вообще не о моих чувствах. А о том, что ему нужен контроль.
— И любовь, — настойчиво сказал Ньют.
Грейвз насмешливо посмотрел на него.
— Скажите мне, Ньютон, почему вы держите свой зверинец в чемодане?..
Тот моргнул от неожиданного вопроса, поднял брови.
— Потому что там они в безопасности.
— А почему они там в безопасности?.. — насмешливо улыбаясь, спросил Грейвз.
— Потому что люди их могут убить, — замкнуто сказал тот. — Некоторые виды остались только у меня. Если у них не будет достаточного потомства, они исчезнут.
— Люди убивают ваших зверюшек не только потому, что им нужна шкура, перья или мясо… А потому что они пугают! — рявкнул Грейвз, и Ньют вздрогнул. — Любовью и лаской нельзя решить всё. Если вы будете очень сильно любить тигра, он не сожрёт вас?.. Вы сами знаете ответ. Он не сожрёт вас, только если вы будете его дрессировать, держать в клетке, пока он к вам не привыкнет, и подкармливать кроликами.
— Я не держу их в клетке, — упрямо сказал Ньют.
Грейвз нетерпеливо вздохнул.
— У ваших клеток нет стен, но вы таскаете зверей в чемодане, а не выпускаете погулять среди людей. Вам ведь хватает ума понять, что если они сбегут, как это было в Нью-Йорке, могут пострадать люди?.. Хоть вы и не любите нас, но вы хотя бы можете признать, что жизнь человека — это тоже жизнь?
— Люди умеют убивать из бессмысленной жестокости, — тихо сказал Ньют. — Звери — нет.
— Я сейчас открою вам одну тайну, — вздохнул Грейвз. — Криденс — человек. Он тоже может убить из бессмысленной жестокости. Он, собственно, уже делал это. И сделает снова, если никто не возьмёт его за шкирку и не удержит.
Ньют замолчал, сгорбившись. Огонь под еле булькающим котелком тихо шипел, за окном был слышен свист мартовского ветра. Грейвз молча оглядывал стены спальни. Защитное заклинание мерцало на тёмных обоях — интересно, как Криденс восстановил его?.. И как он его разрушил, когда… вышел из себя?.. Может, он его просто… не заметил?..
— Вы знаете, что вам делать?.. — тихо спросил Ньют.
— Нет, — ответил Грейвз. — Я не знаю. Не думаю, что вообще кто-то знает. У меня нет гарантий, что я смогу им управлять. Но я буду искать способы. Любые, которые будут работать.
— А что потом?.. Вы его отпустите?..
Грейвз вздохнул.
— Ньютон. Криденс — не зверушка, которую можно отпустить на волю в лесу. Он человек. Куда я его отпущу?.. К людям?.. — он устало усмехнулся. — Поймите, Ньютон, речь не о его свободе. Не о его или моих чувствах. Даже не о моём возвращении в Америку или победе над Гриндевальдом.
Ньют молчал, глядя на него исподлобья.
— Речь о том, сколько людей погибнет, если я не справлюсь, — тихо сказал Грейвз, глядя ему в глаза.
— Значит, это… — Ньют обежал глазами стены, — вольер?..
— И я тоже внутри, — негромко подтвердил Грейвз.
Оставшись один, он лежал, прикрыв глаза, и думал, что делать дальше. Финли притащил ему обед, и он даже поел, хотя не чувствовал аппетита. Он слышал голоса внизу, на первом этаже, голоса казались незнакомыми, но он лежал в полусне и не прислушивался. Мысли текли вяло, цеплялись одна за другую, крутились на одном месте, как льдины на зимней реке.
Криденсу нужна любовь. Всем нужна. А есть ли у тебя, Персиваль, эта любовь, которую можно отдать?.. Грейвз не знал.
Две недели назад было проще. Он не думал о своих чувствах. Он был занят тем, что наматывал вожжи на кулак, сдерживая влечение. Может, потому оно и казалось таким острым, что он всё время боялся отказа и торопился успеть, пока Криденс не передумал?.. Может, его влекло недоступное?.. А теперь, когда он точно знал, что Криденс добровольно ответит на каждый поцелуй и на каждое прикосновение — он не чувствовал ни влечения, ни жажды. Только дряхлую глухую усталость и обиду, шевелящуюся под ней, как морское чудовище под ледником.
