Филин переступил мохнатыми лапами, как клешнями, и с презрением отвернулся.

— Это мой дом, а ты — сова, — сказал Грейвз. — Я тебя купил.

Филин смотрел в сторону, весь его вид, от элегантного серебристо-чёрного оперения до блестящего клюва крючком, выражал полнейшее равнодушие. Как будто такую птицу нельзя было купить. Как будто она сама выбирала, с кем ей жить и для кого носить письма.

— Я не собираюсь опускаться до споров со своей совой, — раздражённо сказал Грейвз. Филин держался за его предплечье когтями, и это было довольно неприятно. Персиваль очень надеялся, что рубашка останется цела. — У меня есть два письма, — он поднял конверты, держа их за уголок. — Теперь объясни мне, как ты их доставляешь. В лапах? В зубах? Тебе надо повесить их на шею?..

Легион по-деловому оценил предстоящую работу, протянул одну лапу и выхватил письмо, предназначавшееся Талиесину. Грейвз облегчённо вздохнул:

— Хорошо, кажется, я не зря потратил на тебя десять… ты что делаешь?..

Филин поудобнее перехватил конверт лапой, зажал уголок в клюве и с треском порвал пополам. Потом ещё раз. И ещё. На пол упали только бумажные обрывки.

Грейвз смотрел на него с таким изумлением, что даже забыл возмутиться.

— Я уже понимаю, почему тебя предлагали зажарить, — выдохнул он. — И я теперь тоже хочу.

Легион выхватил второе письмо, зажал в клюве. Прежде, чем Грейвз успел его отобрать, распахнул крылья, ударив жёсткими перьями по лицу, оттолкнулся от руки всеми своими десятью фунтами веса, так что Персиваль покачнулся, и бесшумно скользнул вдоль по коридору — к приоткрытому окну возле лестницы на первый этаж. Грейвз проводил его взглядом, подобрал обрывки письма.

Засмеялся.

Как ты ни дури себе голову, Персиваль, а твоя жизнь теперь на обочине. Своё ты уже отжил. Ползи, конечно, барахтайся. Цепляйся за осколки — кроме воспоминаний, ничего-то тебе не осталось… Хотя, погоди. Кое-что есть. Беспризорный любовник, которого ты не трахал. Почтовая сова, которая не носит письма. Для полного счастья ещё нужен член, который не стоит — но не бойся, это уже не за горами, сам понимаешь — возраст, бессонница, нервы…

А хорошо-то как будет, когда перестанет стоять. Никаких тебе больше мыслей, никаких запретных желаний. Никакой боли в груди. Смотри себе на мальчика, не отводя глаз, сколько влезет — и ничего нигде не встрепенётся. Так спокойно будет…

Скорее бы уж.

— Вы куда-то уходите? — тревожно спросил Криденс, заметив Грейвза во фраке.

— Да. Я иду в театр, — ответил тот, завязывая белую бабочку.

Мысли о встрече с Талиесином и его приятелем, кем бы он ни оказался, были исключительно приятными. Они помогали держать себя в руках, заставляли слегка вздрагивать член, ложились лёгким румянцем предвкушения на лицо. Вечер обещал быть превосходным. Хотя несколько последних бессонных ночей оставили тень под глазами, Грейвз считал, что его это не портит. Честно говоря, его внешность трудно было испортить следами бессонных ночей.

Он придирчиво оглядывал себя в зеркало — хорош. Криденс смотрел на Грейвза и хмурился.

— С кем вы идёте?.. — насупленно спросил он.

Грейвз пальцами прочесал уложенные волосы, костяшками провёл по щеке, проверяя гладкость кожи.

— С одним новым знакомым. Ты его не знаешь, — ответил он, отходя от зеркала. Перебрал резные флаконы на комоде, задумчиво подбирая запах, поднося стеклянные пробки к носу. Он так давно никуда не выбирался — вот так, прихорошившись, как на свидание. Как же он скучал по этому лёгкому волнению. И как же он был благодарен понятливому, опытному, красивому Эйвери за возможность снова пережить эти чувства. С ним можно будет встречаться раз, два в неделю. Никому из них не нужны отношения — а вот секс нужен обоим. С ним будет просто… И очень хорошо. Грейвз рассеянно улыбнулся своим мыслям. Сегодня будет особенно хорошо.

— Вы нас познакомите? — угрюмо спросил Криденс.

— Нет, — ответил Грейвз.

— Возьмите меня с собой, — потребовал тот. — Я хочу с вами в театр.

— Нет, — сказал Грейвз, растирая по запястью аромат табака, перца и сирени. — Во-первых, потому что пригласили только меня. Во-вторых, потому что тебе ещё рано выходить в общество.

— Почему вы не сказали, что сегодня уйдёте?.. — спросил Криденс. — Я думал… мы сегодня могли поиграть в шахматы…

Он опустил голову, глядя из-под бровей, глаза у него сверкали обидой и тихим упрямством.

— Поиграем в шахматы завтра, — спокойно сказал Грейвз. — Я не говорил тебе о своих планах, потому что ты несколько дней со мной не разговаривал, помнишь?..

— Что вы будете там делать?.. — тихо и настойчиво спросил Криденс.

— Я буду смотреть спектакль. После него я задержусь, так что ложись спать и не жди меня.

— Почему вы задержитесь?.. Что вы будете делать?.. — напряжённо спросил тот.

— Скоро придёт Ньютон, он побудет с тобой, — сказал Грейвз.

— Что вы будете делать?.. — настойчиво повторил Криденс.

Грейвз остановился, посмотрел на него. Мальчишка выглядел очень мрачным. Интересно — прежде он никогда не выражал недовольства, пусть даже в такой форме. Учится… молодец.

— Криденс, — спокойно сказал Грейвз. — Я не буду давать тебе отчёт в том, что и почему я делаю. Мне не трудно рассказать тебе, если ты вежливо просишь, но я не обязан, — подчеркнул он, — докладывать тебе, куда я иду и чем занимаюсь.

— Почему? — с вызовом спросил тот.

— Потому что у меня есть дела, которые тебя не касаются, — спокойно пояснил Грейвз.

— Почему?..

Тот не ответил.

— Вы обещали заботиться обо мне, — с упрёком сказал Криденс. — А сами уходите.

— Я обещал заботиться — и забочусь, — ответил Грейвз, не меняя тона. — Сидеть с тобой круглые сутки я не обещал.

— Я хочу, чтобы вы остались!.. — отчаянно прошептал тот.

— Извини, Криденс, — Персиваль не сдержал горькую усмешку, — но люди не всегда получают то, что хотят. Иногда приходится смириться с тем, что желаемое недоступно.

— Я не хочу смиряться…

— А я не хочу с тобой спорить. Я хочу пойти в театр и приятно провести вечер. Потом я вернусь к тебе, — Грейвз шагнул к нему, ласково похлопал по груди и вышел из спальни.

Ньют почему-то запаздывал, но Грейвз не мог его ждать — до условленного времени встречи оставалось всего десять минут. Криденс сбежал за ним по лестнице, у входной двери схватил за рукав.

— Пожалуйста, сэр… пожалуйста, не уходите. Мне будет грустно без вас. Я не хочу, чтобы со мной был Ньют, я хочу, чтобы были вы… Я буду тихо себя вести, я не буду мешать вам… останьтесь…

К его глазам подступили слёзы, он смотрел так, будто Грейвз собирался бросить его навсегда. Он перебирал пальцами гладкую чёрную ткань рукава, кусал губы. Когда глаза переполнились влагой, сначала одна, потом вторая слезинка сорвалась вниз по щеке.

— Пожалуйста, сэр… — дрогнувшими губами прошептал он. — Скажите, что сделать, чтобы вы остались… Я всё сделаю… что хотите…

Грейвз вздохнул. Вот только этого ему ещё не хватало.

— Криденс, — он стёр ему слёзы со щёк большим пальцем, — у меня мало времени, чтобы с тобой спорить, и я не хочу опаздывать на встречу. Ты не можешь ничего сделать, просто иди к себе и подожди, пока придёт Ньютон.

— Я вас не пущу, — вдруг сказал Криденс, сверкнув глазами, и схватился за его рукав. — Вы не пойдёте. Я хочу, чтобы вы остались, — твёрдо сказал он.

Грейвз посмотрел ему прямо в глаза. Усмехнулся краем рта.

— Не пустишь?..

— Не пущу, — заявил Криденс и вцепился в рукав всеми десятью пальцами.

Грейвз легко вывернул руку из захвата.

— Иди к себе, — жёстко приказал он.

— Вы не уйдёте!

— Криденс! — прикрикнул тот. — Ты не можешь решать, что я делаю!

Вспышка злости была внезапной и резкой, как пощёчина. Если пару минут назад Грейвз находил угрюмое недовольство Криденса даже трогательным, считая его своим успехом после того, как мальчишка мог только молчать и замыкаться в себе, то сейчас это уже переходило всякие границы. Ревнивец нашёлся!.. Не пустит он!.. Сначала сам отказался от всех удовольствий, которые с такой нечеловеческой бережностью и даже нежностью ему предлагали — а теперь ему вздумалось запретить искать их в другом месте!.. Чтобы Грейвз сидел с ним, как монах, как наседка, и не имел даже крохотной личной жизни?.. Да что он себе позволяет!..