Неблагодарный засранец.

И я ненавидел его в такие моменты больше всего. Моё желание подойти и впечатать его голову между страниц учебника доходила в эти минуты до абсолюта. Даже тогда, когда его мысли вертелись вокруг Беллы, и он допускал в них фантазии о совместном будущем, он не бесил меня с такой силой, как тогда, когда не видел, упускал, воспринимал как должное и постоянное её внимание, нежность, заботу. Как он мог заниматься какими-то чёртовыми уроками, когда рядом с ним сидела Она?

Конечно, я понимал свою пристрастность.

Когда Белла игнорировала этого парня, читая очередную книгу или учебник, я бесился, что он пытается отвлечь её от самообразования.

Двойные стандарты? Нет, не слышал… Она и её желания всегда были для меня в приоритете.

Даже тогда, когда я фантазировал над тем, что когда-нибудь этот идиот влюбится в другую, ведь люди так непостоянны, развязав тем самым мне руки и подписав себе смертельный приговор, я содрогался от подобной мысли, с ненавистью думая о разбитом сердце Беллы, которая, кажется, была действительно влюблена в этого парня.

— Джаспер, ты не мог бы посмотреть… — начал я, вспоминая, что могу воспользоваться даром эмпата.

Вампир понял меня с полуслова:

— Это не влюбленность. Близкое, нежное, такое встречается у близнецов. Хотя подожди… — брат пригляделся внимательнее, увидев то, чего я и боялся. — Элис права, их чувства только зреют. Они молоды. И между ними достаточный уровень доверия для того, чтобы хотя бы попытаться сделать то, что оба гонят от себя.

Элис смотрела на меня с неприкрытым раздражением.

— Ну, что? Доволен?

Я сглотнул яд… Неужели я смогу остаться в стороне?

Уже сейчас я понимал, что это потребует титанических усилий.

Белла была неисследованной землёй. Терра инкогнита. Диковинным островом. Я ощущал себя Миклухо-Маклаем у берегов хранящей свои загадки Новой Гвинеи…

Каждый её разговор я сохранял в памяти, изучал по крупицам, анализировал. Слишком часто она подкидывала мне интересные темы для рассуждения. Когда почти все девушки ратовали за равноправие с мужчинами, переплюнув в своей горячности саму Эбигейл Адамс, а молодые люди смеялись и шутили о месте дам на кухне, Белла молчала. Она молчала даже тогда, когда Джессика Стенли, желая выделиться, кокетливо стрельнула глазками в сторону Ньютона и излишне томно сказала, что каждый мужчина выбирает женщину себе под стать. То есть король всегда выберет королеву. Но когда эти дети спросили Свон, она перевернула их миропонимание.

— Там, где мужчина король, женщина редко чувствует себя королевой. Чаще народом, — задумчиво начала Белла. — Нет, нормальный мужчина не может быть в отношениях королём… Это подразумевает блестящий венец принцесски на его голове, налоги, может быть, ещё и «военную» службу со стороны женщины, где она, а не он должна стоять на страже и защищать эти отношения вассала и подданной… Не комильфо… Опять же это допускает смену подданства на другое или даже гражданство.

Она замолчала, но вскоре продолжила:

— Я предпочитаю, чтобы мужчина для женщины был Богом… Я вижу ваше удивление, друзья? — Свон улыбнулась очень понимающе. — Поясню… Видите ли, религия — это то, к чему мы приходим в сознательном возрасте и выбираем сердцем самостоятельно. Есть навязанные семьёй или обществом предпочтения, но в душе Бог один, как ни банально, и представляем мы себе его чуть-чуть не таким, как другие, оглядываясь только на свою жизнь и видя где отчетливый, а где еле ощутимый Его след. Собственно, и Мужчина в жизни женщины должен быть один. Она должна увидеть, понять его в том возрасте, в котором она будет в нём нуждаться. Повторяю, нуждаться в нём, а не любить его. Любовь может прийти позже…

Девушка улыбнулась собственным воспоминаниям:

— А может вообще не прийти. Но Его присутствие необходимо. Его одобрение или порицание её действий обязательно, но личное, не прилюдное. Его поддержка в трудную минуту должна быть ощутимой для неё, на грани чуда. Иначе религия женщины пошатнётся, особенно если она на распутье. Но после того, как женщина поверит Мужчине, той самой Верой, неотвратимой, что не будет поставлена под сомнение ни словами, ни поступками чужими… Ни даже действиями того самого Мужчины, чьи богохульные слова и поступки в свой адрес будут поняты и оправданы для неё высшим смыслом, вот тогда мужчина может гордиться собой, ведь он стал Богом для отдельно взятой женщины…

Изабелла закрыла глаза и мечтательно улыбнулась.

«Это сложно», — скажут многие. Однако это божественно, возразят испытавшие…

— Интересная мысль, — пробормотал в тот момент Эмметт рядом со мной. — Так ты, брат, осознанно отказываешься от эдвардианства?

Помню, что посмотрел на него тогда как на идиота. Отказаться от подобного? Передо мной не стояло такого выбора. К сожалению.

Или стояло?

Я сжал в руках памятный листок. Я нашел его случайно в узком отсеке под нашей с Беллой партой. На нём её рука выводила шутливые оправдания герою «Призрака оперы» Леру. Маньяку, убийце, который хотел забрать девушку, что подобно звездной, божественной искре осветила его тёмную жизнь. Аналогия напрашивалась сама собой.

Я не должен надеяться, что она писала это всерьёз. Я не должен надеяться, что когда-нибудь она сможет полюбить чудовище.

Осталось заставить себя держаться от неё подальше.

Бофорт

Я ждал Беллу возле спортзала. Смена одежды всё ещё была для неё сложной задачей, особенно когда она думала головой и берегла руку. Несколько раз я терял терпение и помогал ей обуваться, и мне было неважно, что подумают обо мне окружающие. Мне нравилось, как она сопит мне в волосы, мяукая что-то о том, что и сама бы справилась со своими пуантами.

— Я думаю, это твоё, Квон, — я непроизвольно вздрогнул от голоса Каллена, когда этот странный парень неслышно подошёл ко мне.

Его лицо было каменным в этот момент. Оторвавшись от подозрительно нездоровой синевы под глазами, я обратил внимание на то, что Эдвард протягивает.

Улыбнулся невольно, вспомнив день знакомства с Беллой и совместный урок биологии, на котором мы с ней обсуждали «Призрака оперы».

Попытался забрать листок с нашим разговором, но Эдвард держал двумя пальцами за край крепче, чем я предполагал. Встретившись взглядом с чёрными глазами, я пытался понять, собирался ли он вообще отдавать найденное.

— О, Бо, неужели Каллен, наконец, решился признаться тебе в любви в форме письма? — стоило мне услышать издевательский голос Ньютона, как Эдвард отпустил чужую переписку и презрительно скривился, отворачиваясь.

— Отвали, Майк, — грубо, но беззлобно послал я подростка, пряча листок в сумке, не зная, стоит ли отдать его Белле.

Повернувшись, я получил ощутимый тычок в плечо от Ньютона, который давно искал повод подраться:

— Нет, Квон, то, что ты встречаешься с самой классной девкой в школе, ещё не значит, что ты можешь безнаказанно мне дерзить, — он схватил меня за куртку и прижал к стене, безуспешно пытаясь казаться выше.

— Не знаю, чем руководствовалась Белла, когда выбирала тебя, но ты так и остался щуплым, нескладным очкариком, который падает через каждые три шага.

Я невозмутимо снял очки, понимая, что от этого парня не стоит ждать благоразумия. Драка так драка. Он как минимум дал мне достойный повод:

— Белла не девка. И её критерии отбора дали сбой лишь тогда, когда она немного выделила твою тупую и грубую персону. Хотя… Кажется, ты просто навязался ей, не так ли?

Удар!

Я чудом успел отвернуть голову, и кулак Майка с грохотом впечатался в дверцу шкафчика вместо моего лица, но в то же мгновение Ньютон молниеносно отлетел назад на два шага, а я увидел Каллена, который с раздражением, без видимых усилий держал парня за шкирку, как нашкодившего кота, судя по резкому, но безуспешному сопротивлению, держал крепко.

Но потом случилось нечто странное: извернувшись, Ньютон посмотрел в лицо Каллена и застыл, будто внезапно узрел приведение из Вазастана, открыл рот, чтобы в ужасе крикнуть «караул», но подавился и прижал сбитые костяшки к груди.