«Живые не заслуживают такого внимания к ним», – считал заведующий отделением, втайне надеясь, что гордость 15-го отделения – коллекция живописных ликов великих врачевателей – будет когда-то пополнена и его портретом. После его смерти, конечно же. Но соответствующая картина была уже готова.

Впрочем, вряд ли он их заметил. Да и не смог бы всех рассмотреть, поскольку от поста № 4 до ближайшей душевой комнаты оказалось всего-то 15 шагов пути.

В душевой медсестра вручила ему полотенце, больничную одежду, чистое белье, среди которого особое его внимание привлекла футболка на короткий рукав с большой цифрой 15 на спине, которая напомнила ему об игре миллионов – футболе. На ней не доставало только фамилии какого-то известного игрока или его собственной фамилии.

Футбол Леониду Яковлевичу был глубоко безразличен. Идею со спортивной формой подсказал футбольный тренер, проходивший у него несколько лет назад курс лечения. Смысл состоял в том, что надевая футболку с номером «15» (номером отделения, в котором пациент находился), человек совершал некий магический ритуал приобщения к команде единомышленников, цель у которых одна – привести его к полному выздоровлению или хотя бы к устойчивой ремиссии заболевания. Ну и к тому же получался неплохой оригинальный сувенир на память о днях пребывания в стенах лечебного заведения.

Кроме этого, он получил несколько пакетиков: один с шампунем и два с жидкостями для дезинфекции и дезинсекции.

Услышав от медсестры два последних слова, он подумал:

– Определенно, мой словарный запас расширяется, – затем бросил свою одежду в пластмассовую корзину и пошел в душ.

Через двадцать минут, как и договаривались, он стоял возле Оленьки уже чистый, продезинфицированный и в другой одежде. На нем красовались новенькие мягкие тряпичные тапочки, широкие штаны и поверх футболки что-то наподобие рубахи без пуговиц – с длинными рукавами и треугольным вырезом на груди. И теперь, глядя на него, можно было подумать, что он либо анестезиолог, либо стоматолог, либо китайский трудящийся с рисовых плантаций.

Карманы в новом костюме отсутствовали:

– Раз ничего нет, то и карманов тоже нет, – мысленно согласился он с таким кроем одежды и порядком вещей и, заложив руки за спину, внимательно слушал Оленьку.

– Сейчас я ознакомлю вас с нашим отделением. Проведу, так сказать, небольшую экскурсию, – предложила она и, не дожидаясь какого-либо ответа, пошла прямо по коридору от поста № 4 к посту № 3.

– Здесь – палаты, – показала она рукой направо.

Медленно проходя мимо дверей, он только теперь обратил внимание на портреты светил психиатрии, висящие между ними на стене. И часть пути бородатые, усатые, лысые, пышноволосые, с бакенбардами или в очках дядьки сопровождали их поход по 15-му отделению.

Слева от себя, по всей длине коридора, он увидел большие окна, сквозь которые, собственно, и попадал вовнутрь дневной свет. Стекла на 75% своей высоты были матовыми, и это не давало возможности видеть, что же находится за ними.

На подоконниках стояли разнообразные цветы в вазонах. Некоторые даже цвели.

За палатой № 5 последовали № 4, № 3. Они миновали пост № 3 и повернули налево. Вот палата № 2. Следующая дверь отличалась от предыдущих тем, что имела квадратное окошко для наблюдения за происходящим внутри помещения.

– Это, – объяснила она, – специальная палата. Она внутри полностью обита мягким материалом. Профилактика членовредительства в состоянии аффекта.

– Можно посмотреть? – заинтересовался он.

– Конечно, – согласилась Оленька и открыла дверь палаты.

Он увидел небольшое квадратное помещение 2 на 2 метра с небольшим зарешеченным окном в самом верху противоположной от двери стены. Палата показалась ему похожей на большущий диван или гигантское мягкое кресло. На сравнение с мебелью наталкивали стиль обивки и материал – здесь применили высококачественную специально обработанную кожу.

Сколько безвинно убиенных молодых телят пошло на обивку всей палаты? Об этом Леонид Яковлевич не задумывался. Также его не интересовало количество лебяжьего пуха, использованного для набивки, под этой кожей. Главное – помещение выглядело эффектно и в силу того, что было фантастически мягким и нежным, в нем исключались какие-либо повреждения тела, даже если неистово кидаться на стены несколько часов кряду.

И хотя отделывать эту палату закончили несколько лет назад, по сей день помещение хранило в себе запах новой кожаной вещи.

Также ощущению новизны в палате содействовала низкая посещаемость оной – «громкие аффекты» встречались крайне редко, и помещение, откровенно говоря, простаивало.

Поэтому Леонид Яковлевич использовал пустующую палату еще в одной торгово-экономической сфере – сдавал в кратковременную аренду за умеренную плату своим знакомым и знакомым своих знакомых.

И когда простые смертные в педагогических целях ставили детей в угол или на колени, сильные мира сего могли позволить себе более прогрессивный и более изощренный способ воздействия – поместить своего отпрыска в мягкую, изолированную от всего мира, комнату.

В общем, узкий круг людей, знающих о 15-ом отделении, обращался к заведующему с тем, чтобы на определенное время поместить свое чадо (или кого другого) в «мягкую комнату», чтобы чадо (или кто другой) подумал (подумала) о свершенных им (ею) поступках и пришел (пришла) к нужным выводам. Иными словами, «дабы дурь из головы вышла».

Некоторым помогало.

– Наши пациенты почему-то называют ее «караван-сарай», – продолжила Оленька, закрывая дверь. – А некоторые даже просятся посидеть, отдохнуть от мирской суеты.

Они пошли дальше. Табличка на следующей двери гласила – «Гипнотарий».

– Сюда вы точно попадете и тогда ознакомитесь с этим помещением подробнее, – сообщила врач.

– А здесь я уже был, – он радостно показал на дверь душевой.

– Нет, – возразила она. – Вы ходили в другую, в противоположном крыле. У нас их две. Я вам покажу.

Они миновали двери грузового лифта, входную дверь, пост № 2 и снова повернули налево.

Левая сторона коридора все время оставалась неизменной – матовые окна с цветами на подоконниках.

Правая же сторона в этой части отделения состояла из ординаторской, большой комнаты для групповой психотерапии и палаты № 1.

Они еще раз повернули налево, прошли вдоль еще одной входной двери, дверей грузового лифта и поста № 1.

– А вот и душевая, в которой вы были, – указала она на дверь и продолжила идти по коридору. – Дальше манипуляционная, кабинет Леонида Яковлевича, палата № 7 и ваша – № 6.

Они снова оказались возле поста № 4. Он сообразил, что они прошли по кругу, вернее по квадрату, и вернулись в изначальную точку экскурсии.

– Чуть не забыла, – добавила Оленька. – На крыше у нас, – она показала рукой на потолок, – стеклянная надстройка. Там зимний сад, превосходная оранжерея, альпийские горки и джакузи. Впрочем, сейчас лето, и на улице не менее прекрасно.

В том, что Оленька, как она сказала, чуть не забыла о стеклянной надстройке на крыше, ничего удивительного не было. Потому что, кроме зимнего сада, сверху находились две большие комнаты, напичканные ультрасовременной техникой, из которых велось видеонаблюдение за 15-ым отделением и прилегающей к нему территорией. И, рассказывая кому-либо о зимнем саде, она невольно вспоминала о камерах. А это было неприятно, ведь наблюдали не только за пациентами, но и за санитарами, медсестрами, врачами.

Именно поэтому младший и средний медицинский персонал иногда называл своего заведующего не иначе как «Леня – Всевидящее Око».

Правда, было одно исключение – видеокамеры не установили в кабинете Леонида Яковлевича.

Цифра 6 на дверях его палаты о чем-то напоминала: