В его мыслительном процессе наступила пауза, и он ощутил на себе одежду. Сначала подумал о пижаме, но не смог припомнить, чтобы он когда-либо пользовался ею в своей обыденной жизни. Поэтому пришел к выводу, что это другая одежда.

С целью узнать правильный ответ высунул из-под одеяла правую руку, посмотрел на рукав и оказался прав – на нем костюм – дорогой шикарный костюм из мягкой добротной ткани. Собственно, фасон классически прост, но качество таки имеет значение, и оно выше всяких похвал. Потому-то в костюме настолько удобно, что, заснув в нем, не чувствуешь дискомфорта и, не зная, что на тебе одето, его можно спутать с пижамой.

«Один ноль в мою пользу», – поздравил он себя с первым успехом сегодняшнего дня.

Двумя секундами позже снял одеяло с груди и рассмотрел костюм подробнее. К более пристальному исследованию его принудила мысль, что костюм чужой, хотя ему впору. Мысль же эта возникла после того, как не смог ответить себе на вопрос: «Носил ли я именно такой прежде?». Другими словами, он видел этот костюм на себе впервые.

Через несколько минут выяснилось – не может припомнить, во что же он вообще обычно одевается. Ведь если костюм чужой, то на нем, наверное, была какая-то другая одежда. Какая именно, пока оставалось загадкой.

«Странно…» – подумал он.

От соседних кроватей к нему донесся короткий звуковой сигнал наручных электронных часов. Сразу после этого в дверь резко вонзился то ли ключ, то ли другой металлический предмет. Дверь открылась вовнутрь, продемонстрировав ему, что ручка на ней отсутствует.

Из коридора послышался мужской голос:

– …Странно, Оленька, то, что манифестация основных симптомов болезни произошла после приема пациентом безобидных химиотерапевтических средств…

Голос звучал приглушенно, монотонно и тянулся медленно, как резина.

Вообще, всем, кто впервые слышал этот голос, казалось, что его обладатель находится под воздействием как минимум транквилизаторов; либо возникала версия, что человек пребывает в трансе или в глубоком гипнозе.

Присутствовали и другие мнения на этот счет, но все их можно смело опустить, в том числе и вышеперечисленные, поскольку ни одно из них не соответствовало истине.

А правда была в том, что Леонид Яковлевич – профессор и заведующий 15-м отделением психиатрической клиники, в далеком прошлом во время прохождения родовых путей из утробы в сей бренный мир перенес незначительную травму и повредил при этом в одном из полушарий головного мозга речевой центр. Об этом в соответствующих медицинских документах имелась запись, подтвержденная размытыми фиолетовыми печатями и неразборчивыми подписями.

Сам же Леонид Яковлевич считал, что «нету худа без добра», ведь, благодаря своему голосу, он легко вводил в гипнотическое состояние большинство своих собеседников и непринужденно ими манипулировал во имя личного жизненного комфорта.

В палату вошли люди в белых халатах. Доктор лет 50-60 с проблесками седины в темных волосах привлек его внимание своим слегка одутловатым лицом. Он был гладко выбрит. Белые лацканы халата обрамляли голубую рубашку и галстук в бело-красную полоску. Из нагрудного кармана торчал золотой колпачок перьевой ручки.

Его сопровождала, неся истории болезни, среднего роста молоденькая девушка с аккуратно зачесанными и заплетенными в длинную тугую косу волосами. Халат на ней был другого фасона – с завязками сзади. Пальцы ее правой руки сжимали простую пластмассовую ручку в положении готовности № 1 тут же записать какие-либо указания или распоряжения своего старшего коллеги.

Она все еще внимательно слушала Леонида Яковлевича, но тот уже закончил.

Дверь закрылась, начался обход.

– Ну что, Кондратий? Места себе не находите? – доктор явно обращался к нему, поскольку смотрел ему прямо в глаза.

Он ничего не успел понять и лишь удивленно моргал, пытаясь как-то ответить на вопрос:

– А…Э…

Вместо него продолжил его сосед:

– Если вы имеете в виду меня, доктор, то я здесь.

Теперь удивился профессор и повернул голову в сторону окон. Человек в спортивном костюме от известного культового бренда «###⁴» вопросительно смотрел на врачей.

Предстояла короткая, но мучительная немая сцена. Однако Оленька разрядила обстановку:

– Леонид Яковлевич, это, – она показала рукой на него, – новый пациент, поступил вчера. И попал к нам совершенно случайно…

Леонид Яковлевич опешил. В 15-ое отделение случайно никто никогда не попадал. Ни разу за все время его 35-летнего трудового стажа в этой ячейке сети государственных здравоохранительных учреждений ничего подобного не бывало. Только по блату! Иногда по большому.

15-ое отделение, созданное на четвертом этаже психиатрической клиники в начале 70-х годов 20-го века, предназначалось для курирования и лечения случаев нервно-психических расстройств исключительно у партийной элиты, их родственников или близких друзей их семей. Здесь были созданы особые условия и действовали иные правила, кардинально отличительные от существующего и по сей день принудительного режима в других отделениях.

В начале 90-х, согласно веяниям нового времени, отделение перешло на хозрасчет и самоокупаемость. При этом коллектив единомышленников во главе с Леонидом Яковлевичем сохранил верность своей главной миссии – лечить только особых людей, как говорится, сливки общества. VIP-персон, если хотите.

Об особенностях отделения, его профиле и специфике знали немногие. А те, кто знал, именовали его в просторечии «ПЕНТХАУС». Такое название появилось отчасти оттого, что отделение находилось на последнем этаже клиники, а отчасти от заоблачной таксы за услуги, предоставляемые в нем.

Леонид Яковлевич был готов сиюминутно яростно негодовать по поводу нарушения незыблемой традиции лечебного заведения. Но не хотел этого делать в присутствии пациентов.

Чтобы сдержать себя от неудержимого порыва «рвать и метать», он засунул руки в карманы халата, слегка наклонил голову и негодующе мрачно спросил:

– Как это «случайно»?!

Оленька, конечно же, знала, как отреагирует заведующий на эту новость, и была готова четко объясниться:

– Леонид Яковлевич, наши санитары подобрали его возле ворот больницы. Они подумали, что это наш Кондратий. А он был в сумеречном состоянии сознания и не мог ни подтвердить, ни опровергнуть заблуждение младшего медицинского персонала. А санитары рады стараться, подхватили тело и доставили в его, как они себе думали, палату. Я вчера вечером заступила на дежурство, спросила, почему в палате посторонний и кто он такой. Выяснилось, что санитары напутали. И, откровенно говоря, я очень удивилась, так же, как и вы, когда его увидела. Определенное общее сходство, конечно же, есть. Но если бы санитары обратились к дежурному врачу, то все было бы в порядке. А так, не выбрасывать же его было среди ночи на улицу! Санитары напутали, Леонид Яковлевич.

– Как это «напутали»?! – Леонид Яковлевич не верил своим ушам и судорожно сжимал кулаки в карманах халата.

Оленька глубоко вдохнула и протараторила:

– Ну, вы же сами, Леонид Яковлевич, когда вошли, подумали, что он – Кондратий. Не мудрено, что санитары ошиблись.

Заведующий активно переваривал полученную информацию. Оленька, затаив дыхание, напряженно ожидала – сделать замечание профессору, пусть даже в такой форме, чревато неприятностями. Но Оленьке, по большому счету, терять было нечего: появление постороннего без нужных на это санкций или очень уважительных причин уже тянуло за собой как минимум лишение части зарплаты (Леонид Яковлевич наказывал вверенных ему коллег по ремеслу исключительно рублем, точнее, евром), а так у нее появился шанс избежать финансовых потерь.

Леонид Яковлевич внял голосу логики и разума, мужественно укротил приступ ярости, после чего безучастным голосом спросил у него: