— Сейчас ты в здравом уме? Без наркотиков? Без алкоголя? На утро ты меня не обвинишь в том, что изнасиловал? — он говорил серьезно, а я сначала неуверенно улыбалась, потом осознавая его шаг, вновь шмыгнула носом и прильнула к его груди, заглядывая в темные, как ночь глаза.

— Нет…с тобою я осознаю, что делаю, чего хочу…

— И чего ты хочешь?

— Тебя!!! — выдохнула. Мигель сжал меня в объятиях, подхватил под попу, понес к машине только на задние сиденья. Нежность? Нет, не слышали. Неторопливость? Где-то потерялась.

С меня стянули джинсы, вместе с трусиками. В сторону летели его футболка моя рубашка с лифчиком. Я думала испугаюсь этого напора, но почему-то напор был такой ласковый, торопливость порой замирала на секунду и растягивалась. Наши руки перебивали друг друга, губы жадно, эгоистично вонзались в плоть партнера. Я извивалась под Мигелем, ощущая, как внизу становится влажно, жарко и томительно. Боже, неужели секс может быть таким желанным??? Я хотела. Я четко понимала, что хотела, чтобы Мигель оказался во мне, чтобы двигался во мне, сжимая пальцами мои бедра. Пусть до боли. Пусть до крика. Но я его хотела всеми клеточками своего влажного тела. Я толком не давала ему меня расцеловать, заласкать, я бедрами терлась об его ширинку, которая вот-вот треснет.

— У меня нет презерватива, поэтому будет смазано! — прохрипел Мигель, расстегивая свои джинсы, слегка их припуская. Что? Презерватив? О чем он вообще думает!!! Не дам ему уйти от меня! И пока он медленно пристраивался у меня между ног, я чуть от досады не взвыла, дернулась ему навстречу и вскрикнула от боли, впиваясь ногтями ему в плечи. Слишком узко. Слишком тесно. Или он слишком большой для меня.

— Анна? — заглядывал в мои глаза, что-то искал, поцеловал каждое веко и осторожно пошевелился. — Расслабься! Доверься мне, я не причиню тебе боли.

— Да…Верю… — медленно двинулась в его сторону, обнимая за шею. Мигель закинул мою ногу себе на талию, придерживая ее одной рукой, неторопливо входил и выходил, целуя мои губы между короткими передышками. Поняв, что того бешенного, нервного темпа, от которого я теряла сознание не будет, расслабилась и попылала по волнам нашего общего желания. Я слышала, как учащенно дышал Мигель, как срывались с моих губ стоны, как хлюпали наши тела, как со свистом мы выдыхали воздух. Я чувствовала, как комок чувственности напрягался, как от этого напряжения почти физически было больно и хотелось облегчения, хотелось чего-то такого… Взрыва. Крика.

— Анна… я не могу…все…надо остановиться… — его голос прерывался, я его слышала словно издалека. Отрицательно замотала головой. Нет! Это меня убьет! Обвила ногами его талию, приподнимая бедра для тесного контакта, Мигель что-то шипел сквозь зубы, пытался еще вырваться, но против меня можно было действовать только силой. Он молчаливо согласился с моим решением, подхватил мои бедра и стал более жестче, быстро двигаться во мне. Комок заискрился от напряжения, и я кричала, царапая Мигелю спину своими ногтями. Но было плевать. Было все равно. Было просто невыносимо хорошо. Он рвано застонал, дернулся и застыл, целуя мою шею мелкими поцелуями.

Сколько счастье длится по времени? Век? Год? Час? Минуту? Я не знала и знать не хотела. Я опять плакала, только в этот раз Мигель не спрашивал причину, а просто слизывал мои слезы, целовал губы и опять ловил слезинки. Я смотрела на его лицо, хотела самой целовать его глаза, его губы, щеки, но сил не было. Я просто могла дышать ему в губы своим дыханием, которое наполнено было любовью.

— Если у нас родятся дети, они обязательно будут иметь твои черные ресницы! — коснулась все-таки его глаз, нежно провела пальцем под глазами, Мигель поймал мой палец ртом и облизал.

— Если у нас будут дети, они обязательно будут такими же красивыми, как их мама! — от этих слов в груди стало совсем тепло и уютно. Кажется, не было более прекрасного места, чем машина где-то в пригороде Нью-Йорка, нужные объятия самого чудесного мужчины, которого Судьба мне подарила.

— Мигель… — Он обнимал меня сзади, успев уже вытащить тонкий плед, в который заботливо укутал, целовал висок. — Я люблю тебя…

— Я знаю малыш…знаю… — еще один поцелуй и тяжелый вздох. Я знала, о чем он думал. Я об этом старалась не задумываться, но чем сильнее Мигель меня сжимал в своих руках, тем страшнее становилось самой…Сможет ли папа простить предателей??? «Я предателей не прощаю, я их уничтожаю и не посмотрю кто кем мне приходится» — не раз любил папа повторять, подкрепляя свои слова пронзительным холодным взглядом, от которого мурашки по коже бегают.

Саид

Письма с предложениями. Письма с просьбами. Письма с благодарностями. Все в разные папки, кое-что я просмотрел сразу, кое-что решил посмотреть потом. Я чувствовал на себе внимательный, пристальный взгляд Азамата. Али отвернулся к окну и равнодушно скользил взглядом по пейзажу Нью-Йорка. Аман с кем-то переписывался в своем телефоне и глупо улыбался. Наверное, амурные дела, глаза сияли слишком подозрительно. Заметка в ежедневнике- изучить окружение младшего сына.

— Ты будешь перед концертом заходить? — не выдержал Азамат. В машине сразу стало слишком напряженно. Закрыл все приложения и поднял глаза на сына.

— Нет. Зачем ее нервировать. Зайду после. Как раз будет понятно — провал или триумф.

— Она в курсе, что ты будешь? — Азамат пытался залезть в душу и злился, что не получалось.

— По-моему, это даже не обсуждается.

— Это как посмотреть! Ты больше полугода игнорируешь ее, только звонишь и изучаешь отчеты от своих ищеек.

— Она знает, почему у меня не было желания с нею видеться. Точка. И больше данную тему я не собираюсь обсуждать с кем-либо. Мои разногласия с дочерью, они сугубо мои и третьих лиц не касаются!!! — рявкнул я, раздражаясь до предела. Все трое обиделись. Каждый по-своему. Ведь в течение этого времени, как я перестал видеться с Анной, они втроем пытались понять, что же случилось, пытались случайно нас столкнуть. Увы, я эту «случайность» сразу предвидел и потом выносил им мозг, чтобы не вмешивались в мои дела. Единственный кто был в стороне — Ахмет. Сейчас он уже был со своей семьей и младшим принцем, черт побрал последнего, в концертном зале.

Отчеты моей службы безопасности и Фернандеса всегда были на моем столе. Я знал о каждом шаге своей дочери. Я так же знал о ее успехах и провалах. Я был в курсе о том, что о ней говорили и какие были прогнозы на первый сольный концерт. Я скучал по ней, но я не мог ей простить то, что сокрыто в моей душе, она вынесла на публику. Она взяла псевдомин от имени Арины. Она подбирала себе такие песни, слушая каждую, душа выворачивалась наизнанку, и раны начинали обильно кровоточит, обессиливая меня от душевной кровопотери. После этой музыки я напивался вдрызг. Я уходил к воде и нырял бесконечно раз, в попытке достичь этого чертового дна, а меня какая-та сила выталкивала на поверхность. Я злился. Не время…еще не время было идти к Арине и Аише. И эта мысль настолько меня выводила из себя, что подчиненные шарахались в разные стороны, завидев издалека мой силуэт, а партнеры теневого бизнеса предпочли идти на уступки, дабы не провоцировать. А я так ждал, что на ком-то сорвусь. В итоге приходилось все выплескивать на боксерскую грушу.

Анна расковыряла мои раны. Боль в груди была и физической, и душевной. Я не знал, чего мне ждать от этого концерта. Но то что я из него выйду опустошенный, не сомневался. Арина бы гордилась дочерью, та умела вытаскивать из меня всех моих хромых демонов и утихшего зверя.

Машина остановилась возле запасных выходов. Охрана проверила окрестности, дан отчет. Вышел Али, Азамат. Аман что-то хотел сказать, но передумал и тоже поспешил вылезти из машины. Две минуты я позволил себе остаться наедине со своими мыслями. Чтобы я сегодня не увидел, не услышал, приму. Анна моя дочь, дочь Арины. И мне было даже жаль, что моя блондинка не видит, какая у нас чудесная дочь. Может быть где-то выше неба смотрит на нас и улыбается. Потеребил кулон, пытаясь унять сердцебиение. Никогда так сильно не волновался. И о моем волнение никто не догадался, лицо оставалось бесстрастным, серьезным.