– Совершенно случайно. Позвонил какой-то человек. Нагло заявил, что прочел мой новый сборник. А потом спросил, знаю ли, где обитаешь ты. Поначалу я решил, что он попросту хочет разыскать тебя, и ответил, что понятия не имею. Он рассмеялся и сказал: «Теперь Согред – крутой босс. Начальник тюрьмы „Рейдер-Форт“, прозванной „тюрьмой смертников“. Можете послать ему свою книгу с автографом на остров Рейдер. Правда, от зависти он побрезгует даже использовать ее в качестве туалетной бумаги, тем не менее будет счастлив».
– Кто это мечется между тобой и мною, как матадор между разъяренными быками? В чем его интерес?
– Трудно сказать. Представиться не удосужился. Намерений не выдал.
– Тогда к чему ты рассказываешь мне всю эту дурацкую историю? – пожевал нижнюю губу Согред. – Искать меня тоже не следовало. Ни при каких обстоятельствах. Ни при каких! Понял ты, выкидыш психологического натурализма?! Ну ладно, ладно, пошутил. Кто-то, очевидно, знал, что ты увлекаешься психологическим этим самым… И точно рассчитал, что клюнешь на подсунутый тебе адресок, прибудешь сюда. Что ты так смотришь на меня?
В этот раз Грюн Эвард сам наполнил свою рюмку, но, поднеся ее ко рту, замер.
– Послушай, Рой, а ведь мне и в голову не приходило, что звонок может быть «подкидным». Кому-то действительно понадобилось свести нас на этом острове, здесь, в тюрьме «Рейдер-Форт». Как это ты сообразил?
– Что тут удивительного? – уже спокойнее, благодушнее пожал плечами Согред. – Я ведь начинал с детективов. К тому же всю жизнь проработал с преступниками. Меня буквально распирает от детективных сюжетов.
– Однако публиковал же ты не детективы.
– Ну и что? Все равно я весь переполнен кошмарными историями, которые так и просятся на бумагу. Ты не представляешь себе, какое мужество понадобилось, чтобы удержаться от соблазна. Но это разговор обо мне. А какого дьявола взялся за детективы ты? Это ведь первый твой опыт на детективном поприще, разве не так?
– Первый.
– Неужели ты думаешь, что в нашем деле так легко переквалифицироваться? – Согред откинулся на спинку кресла и зло, мстительно рассмеялся. – Гиблый вариант, поверь моему слову. Тем не менее я тебе помогу. В пределах возможного, конечно. Но сначала ты четко сформулируешь суть своей просьбы.
«Он убедил себя, что попытка обречена на провал, и почувствовал облегчение, – расшифровал его доброту Эвард. – Это лучшее из состояний, на какое только можешь рассчитывать, общаясь с Согредом. Так пользуйся же случаем!»
7
– Мне нужен смертник. Я хочу побывать в камере смертников, а затем собственными глазами увидеть казнь. А под нее – еще бы какую-нибудь сногсшибательную историю… Мне необходимо прочувствовать атмосферу этой вашей «тюрьмы смертников», проникнуться ее духом.
– Чью именно казнь? – машинально переспросил Согред.
– Да чью угодно. Я задумал рассказ о смертнике. О последних минутах перед казнью. Когда перед глазами обреченного проходит вся предыдущая жизнь. Когда он вновь и вновь покаянно прокручивает все, что связано с преступлением.
– Бред. Ни черта они не прокручивают.
– То есть?
– Одни мечутся, как звери, и бьются головой о стенки; другие впадают в такую прострацию, что уже напоминают мертвецов. К месту казни их волокут, как фантомов. Зря ты взялся за этот сюжет. Ничего ты в нем не достигнешь. Тоже мне открытие: «Прокручивают жизнь!..» Чушь!
– Подобный сюжет интересен сам по себе. И вовсе не в связи с участием в конкурсе.
– Ну да, ты ведь всегда мнил себя психоналитиком.
– Почему «мнил»? Я многое изучил… Мои критики…
– Знаю я твоих нанятых и проплаченных критиков… – прервал его Согред. – Оставим их в покое.
– Кого, конкретно, из моих критиков ты способен обвинить в «проплаченности»? – Согред заметил, как беломраморно побелела переносица Грюна, и вспомнил, что в дни молодости это тоже было признаком его приглушенного учтивостью гнева.
– Беру тайм-аут, Грюн, – ответил Рой условной фразой, которой в дни той самой молодости им удавалось гасить любые зародыши ссоры. – Ты меня сломил. Какой смертник тебе нужен: профессиональный убийца? Кретин-бытовик? Может, писатель?
– Ну, уж писатель-то у тебя вряд ли найдется.
– Признаюсь, что это диковинная редкость. Но как раз сейчас писатель-преступник у меня имеется. Не исключено, что уже в пятницу мы его казним. С убийцами Фемида и правительство Фриленда впредь решили не церемониться. Так что, может, и в самом деле остановимся на писателе?
Потягивая коньяк, Эвард настороженно разглядывал начальника тюрьмы, пытаясь изобличить его в неуместной шутке.
– Какой-нибудь сумасшедший?
– Сумасшедших у нас не казнят. Весьма спорная гуманность.
– Можешь назвать его имя? Нам с тобой оно было известно и раньше?
– В последние годы он не очень-то блистал и какое-то время жил за рубежом. Затем вернулся, взялся за детективы… Кто бы как о нем ни отзывался, а старик Краузе очень уважал его. Этого было достаточно. Ведь не кто-нибудь – Краузе!
– Черт возьми, кто это? – раздраженно допытывался Эвард. – Имя, имя.
– Том Шеффилд. – Согред выдержал паузу, чтобы выяснить, какую реакцию вызвало у гостя его сообщение.
– Шеффилд?! – осевшим голосом переспросил Эвард. И неожиданно для самого себя, впервые за весь день, рассмеялся. – Брось!
– Не понял. Ты что, не в курсе этой бульварной драмы?
– Совершенно.
– В «Литературном обозрении Фриленда» готовится разгромная, почти издевательская статья по этому поводу. В двух-трех газетах уже появились сообщения о следствии и суде. Неужели все это прошло мимо тебя?
– Почти два года я провел в Штатах, в Сан-Франциско.
– Мог бы сказать точнее: в Саноме, вблизи праха Джека Лондона, твоего кумира.
– Я подолгу бывал в имении Джека, ты прав. Но Шеффилд! – очумело повертел головой Грюн, словно пытался избавиться от наваждения. – За что же он осужден?
По отношению к Шеффилду Эвард никогда не испытывал ни зависти, ни ревности. Хотя одно время тоже увлекался его романами. Просто Шеффилд оставался для него тем профессионалом, завидовать которому Эвард не решался, чтобы не выглядеть маньяком. Его успехи Грюн воспринимал со смирением ученика-подмастерья.
– Как оказалось, несколько последних романов Шеффилд написал по следам убийств… совершенных им самим.
– Не оригинально, подобные примеры литература уже знает.
– И фемиде они достаточно хорошо известны. Впрочем, судьи тоже оригинальничать не стали, расценив его деяния, как проявление особого цинизма. Ни в каком ином случае они не бывают столь безжалостными, как в случае «убийства с особым цинизмом». А знаешь, как он попался? Рассказ о последнем убийстве появился за сутки до того, как полиция успела его раскрыть. Редакция обещала опубликовать творение Шеффилда лишь через неделю, но случилось непредвиденное: какую-то статью пришлось снять прямо с полосы, и было решено заменить ее рассказом живого классика, отчего номер лишь выигрывал. Вот только одному из полицейских, занятых расследованием, сюжет его показался слишком похожим и слишком правдоподобным. Словом, в профессиональном чутье отказать этому служаке трудно.
– Только ли в чутье? Не кажется ли тебе, что кто-то мог подсказать ему этот ход?
– Ясное дело, мог. Но кто? Поэтому пока что эта версия остается в области догадок. А вот то, что Шеффилд приговорен к казни, – реальность.
Несколько секунд двое «бессмертных» выжидающе глазели друг на друга.
– Том Шеффилд!.. – вновь сокрушенно покачал головой Эвард. – Писать романы по заказным убийствам, или же, наоборот, совершать убийства, основываясь на сценах из романов, фильмов, – это еще как-то объяснимо. Даже у нас, в относительно спокойном Фриленде. Но писать свои вещи по следам собственных преступлений, воссоздавать страницы кошмара из собственных убийств!..
Согред наполнил рюмки и, подняв свою, измерил Эварда откровенно циничным взглядом.