Мне дали легковую машину, и я поехал. Адъютант Морозов задержался в штабе армии, чтобы получить все данные о дивизии.
По нынешним временам расстояние, которое мне предстояло проехать, можно покрыть за полчаса. Но в марте 1943 года фронтовые дороги восточнее Харькова не были приспособлены для такой езды. Стояла весенняя распутица. Происходила перегруппировка войск. Двигались в тыл вышедшие из окружения части. Подтягивались к фронту свежие дивизии. На дорогах то и дело возникали пробки, какие мне приходилось видеть только в первые месяцы войны.
Скоро моя машина безнадежно застряла в хвосте километровой колонны грузовиков, орудий, танков и повозок. Я смекнул, что если буду держаться за штабную машину, то и за неделю не доберусь до расположения вверенной мне дивизии. Оставив машину, прошел в голову колонны. Здесь в глубокой выбоине засел грузовик, и вокруг него хлопотали два десятка солдат. Под задние скаты они подкладывали жерди и доски, но это не помогало, и рассчитывать солдатам, видимо, приходилось только на силу своих плеч. Под дружное «Раз… два… взяли» солдаты наконец выкатили грузовик на ровный участок дороги. Я. подошел к водителю, убедил его подвезти меня хотя бы до штаба корпуса. Проехали километров пятнадцать и уткнулись в очередную пробку.
Я опять прошел в голову колонны. Проехал еще несколько километров до следующей пробки. Идти по обочине в голову длиннющей колонны, месить грязь с мокрым снегом уже не было сил. В стороне от дороги на опушке рощицы у костра сидели несколько солдат. Я подошел, остановился, прислонившись к стволу березы. Никто не обратил на меня внимания. Я стоял и прислушивался к неторопливому солдатскому разговору. А был он невеселый.
— Да-а, совсем плохо с харчами стало, — сказал пожилой худощавый солдат, шуруя палкой в костре. — Распутица, будь она неладна… Который день ни хлеба, ни сухарей.
— Вчерась подвезли кухню, — хмуро отозвался другой. — Я уж и ремень ослабил: ну, думаю, нахлебаюсь вволю. Смотрю в котелок, а там крупинка за крупинкой гоняется, догнать не может. Нахлебался… вареной водички. А нынче и этого нет.
Сержант, перематывавший портянки, успокоил:
— Ничего, скоро будет. Кухня на подходе, сухари тоже везут.
— Вот ведь оно как: и Москву отстояли, и немец вроде хвост поджал, — снова заговорил пожилой солдат, — так на тебе — распутица. А на голодный желудок воевать ох как несподручно…
Что верно, то верно, это истина старая. Значит, первоочередная задача, которую я, командир дивизии, обязан решить, — наладить бесперебойное снабжение личного состава продуктами питания.
Опускались сумерки. Я начал подумывать о том, чтобы где-нибудь устроиться на ночлег. Да и поужинать не мешало бы — живот совсем подвело.
Вдоль дороги прохаживался подполковник, время от времени он внимательно поглядывал в мою сторону. Мне подумалось, что ведет он себя так, словно хочет заговорить со мною. Я не ошибся. Подполковник подошел, отдал честь.
— Прошу прощения, товарищ полковник. Ваша фамилия не Мошляк?
— Да, Мошляк.
Подполковник вытянулся по стойке «смирно», представился:
— Заместитель командира шестьдесят второй гвардейской Краснознаменной стрелковой дивизии по тылу подполковник Егоров.
Мы обменялись рукопожатием.
— Вы что же, искали меня?
— Я остановился здесь неподалеку, в деревне, проталкиваю транспорт. Из штаба сообщили, что новый командир дивизии, то есть вы, выехали к нам еще днем. А на дорогах сами видите, что делается… Я прошел вдоль колонны, решил: может, застряли в этой пробке. Так оно и оказалось.
Егоров предложил мне пойти вместе с ним в деревню и переночевать у него. В теплой хате я разулся, повесил к печке подмокшие шерстяные носки, поужинал, напился горячего чая. «Видно, и в 62-й дивизии хороший народ, — подумал я. — Не поленился же Егоров поискать своего командира, которого раньше в глаза не видел. И вовремя нашел…»
Пока мы сидели за столом, подполковник многое рассказал мне о дивизии, о ее боевом пути. Звание гвардейской 62-я стрелковая получила в ходе наступления на Среднем Дону в составе Воронежского фронта, орден Красного Знамени — за взятие Харькова. Но в февральском наступлении дивизии крепко не повезло. Она оказалась в окружении, был тяжело ранен и попал в плен ее командир генерал-майор Г. М. Зайцев. И сейчас еще некоторые части дивизии находились в окружении в Ахтыркских лесах и продолжали с боями прорываться через фронт.
— Все, что вы рассказали, очень интересно и важно, — сказал я, когда мы уже легли спать, — но сейчас меня более всего беспокоит доставка продовольствия…
Я передал Георгию Николаевичу Егорову услышанный мною разговор солдат и поинтересовался, как в дивизии обстоит дело с обеспечением личного состава продовольствием.
— Пока имеются перебои, — вздохнул подполковник. — Принимаем все меры, но что поделаешь, если дороги раскисли, забиты войсками, машины идут черепашьим шагом. Отсюда нехватка транспорта. Я, товарищ командир дивизии, прекрасно понимаю, как важно сейчас накормить солдат. Приложу все силы, чтобы личный состав был обеспечен продовольствием.
— Да уж, товарищ Егоров, постарайтесь, спрашивать за голодных солдат буду строго.
Он рассмеялся:
— Вот этого могли бы и не говорить, товарищ полковник. Я на фронте с первых дней войны, и, кроме как строго, с меня никто не спрашивал.
«И правда, — подумалось мне, — что это я в первый же день знакомства словно бы даю подчиненному накачку… Он, надо полагать, знает свое дело, и нечего его учить».
— Ладно, давайте спать, — сказал я. — Утро вечера мудренее.
Утром Егоров выделил мне двух лошадей, и в сопровождении сержанта я верхом добрался до штаба 62-й дивизии.
В доме, в котором расположился штаб, меня встретил высокий человек со скуластым, грубоватым лицом.
— Начальник оперативного отделения подполковник Могилевцев, — представился он.
Я снял шинель, мы присели к столу. Могилевцев разостлал карту, доложил обстановку. Части дивизии, вышедшие из окружения, уже занимали оборону на фронте в десять километров. Солдаты рыли траншеи, оборудовали позиции. Одновременно происходило доукомплектование подразделений из состава маршевых рот и батальонов, прибывавших из тыла.
Подполковник Могилевцев временно замещал тяжело раненного начальника штаба дивизии. Вскоре на должность начальника штаба был назначен майор В. 3. Бисярин.
Управившись с неотложными штабными делами, наладив с помощью подполковника Г. Н. Егорова снабжение личного состава продовольствием, я отправился в части. Пора было познакомиться с командным составом, осмотреть оборону, ее инженерные сооружения.
В дивизию входили три гвардейских стрелковых полка — 182, 184 и 186-й.
Начал я знакомство со 182-го полка. Его командир полковник Григорий Сергеевич Антонов, круглолицый, крепкого сложения человек, понравился мне спокойной и уверенной манерой вести разговор. Он знал по именам и фамилиям всех офицеров и многих солдат полка и, чувствовалось, гордился своими гвардейцами.
— Хорошо воюют ребята, умело, — говорил он. — Можете быть уверены, товарищ командир, мой полк не подведет. Советую вам познакомиться с комбатами — капитанами Данько и Сентюриным. Орлы! Когда брали Харьков, Сентюрин со своим батальоном первым ворвался в город, прославил шестьдесят вторую гвардейскую. Центральная пресса о нас писала. Сам он за Харьков орден Красного Знамени получил.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что в полку служат мои знакомцы по сорок первому году. Некоторых из них я встретил тут же, в штабе. Они обступили меня, рассказали о боях под Москвой, вспомнили погибших товарищей.
Затем с командиром полка мы направились в 3-й батальон, которым командовал капитан Владимир Иванович Сентюрин. Я попросил Антонова не предупреждать комбата о нашем прибытии — хотелось посмотреть жизнь подразделения в ее повседневности, без того торопливо наведенного лоска, каким стараются иногда блеснуть перед начальством.
