— Вот гады, весь гвардейский вид испортили.
— Ты… тебя… — запинаясь, проговорил комбат. — Мне сказали — ты под танк попал.
— Точно, попал, только между гусеницами. Тут наши боги войны его и зажгли. Смотрю, из нижнего люка лезет один. Я его из пистолета. Остальные сгорели…
Да, чего только не случается на войне…
Колонна, которую остановил батальон Зубалова, оказалась частью пытавшейся прорваться через Леушень дивизии.
— Вот ведь фрицы — и во втором эшелоне достали, — шутливо жаловался потом Зубалов, — так и не дали отдохнуть батальону.
К исходу 27 августа немецкое командование уже потеряло управление войсками. Каждая из вражеских частей действовала на свой страх и риск. Одни складывали оружие, другие прятались в лесах, третьи пытались еще пробиться к своим.
Последнюю попытку вырваться из окружения предприняли 28 августа в районе города Васлуй собравшиеся в многотысячную колонну остатки разных частей с танками и артиллерией. Их встретили полки нашей и 69-й гвардейских дивизий. С наступлением темноты, после огневого налета, немцы двинулись на прорыв. Все это очень напоминало корсунь-шевченковский котел. Гитлеровцы беспорядочной толпой шли под огонь пулеметов, пушек, «катюш». Ни одному из них не удалось пройти.
Несколько в стороне от шоссе, на высоте 273, гвардейцы поставили обелиск с надписью: «Здесь окруженные немцы 28 и 29 августа 1944 года шли лавиной на прорыв. Гвардейцы не пропустили их. 17 000 человек убито, 15 000 захвачено в плен. На этой горе был НП гвардейцев генерала Фоменко П. И. Слава русскому оружию! Гора Фоменко. 3 сентября 1944 г.».
К 29 августа ликвидация основных сил окруженных войск противника была закончена. Продолжали оказывать сопротивление лишь отдельные группы гитлеровцев. Наши части прочесывали леса, овраги. Тощих и грязных немцев ловили по полям и дорогам, вытаскивали из стогов сена и подвалов. Некоторые шли сдаваться в плен добровольно, держа в руках бумажку, на которой было написано по-немецки или по-русски: «Иду в плен. Где комендант?»
К 4 сентября все было кончено — противник прекратил сопротивление.
В настроении воинов чувствовалась праздничность. Там и тут звучали шутки, задорный смех.
А по дорогам двигались бесконечные колонны пленных, по обочинам стояли брошенные и разбитые вражеские танки, самоходки, машины, орудия.
Население молдавских городов и сел радостно встречало нас. Когда 182-й полк вступил в село Шендерени, все его жители высыпали на улицу. Они приветствовали бойцов, одаривали их яблоками. И вдруг услышали солдаты голос мальчика лет двенадцати:
— У меня немцы убили маму и папу! Отомстите фашистам, дяденьки красноармейцы!
И сразу притихло все. И оборвался смех. И посуровели солдатские липа. Сколько еще таких осиротевших мальчиков встретится нам на пути?.. А он еще велик, этот путь. Путь освободителей Европы…
Торжественным был переход наших войск через Государственную границу СССР с Румынией — реку Прут.
Советская земля освобождена! Мы идем на запад громить, добивать врага! На стихийно возникающих митингах в горячих, волнующих словах воины выражали свою гордость за Родину, за Красную Армию. Над колоннами, проходившими по мостам, через которые несколько дней назад батальон Данько не пропустил врага, гремело мощное «Ура!». Многие части переходили границу с развернутыми знаменами. Командиры стояли на возвышенности и приветствовали гвардейцев.
А в это время основные силы 2-го и 3-го Украинских фронтов находились уже в сотнях километров от границы Советского Союза. 27 августа пали Фокшаны, Измаил, Галац, 30 августа — Плоешти.
За неделю до этого в Бухаресте вспыхнуло антифашистское народное восстание, и 31 августа в освобожденный патриотическими силами Бухарест вступили 6-я танковая армия генерала А. Г. Кравченко и 53-я армия генерала И. М. Манагарова вместе с 1-й румынской добровольческой дивизией имени Тудора Владимиреску. В марте 1945 года румынские трудящиеся сбросили реакционное правительство, и страна повернула оружие против своего истинного врага — германского фашизма.
Всего восемь до предела накаленных дней длилась Ясско-Кишиневская операция. Гвардейцы 62-й стрелковой дивизии проявили в ней истинное мужество и стойкость. Урон, нанесенный противнику дивизией, был велик.
За отвагу, проявленную в ходе Ясско-Кишиневской операции, более тысячи солдат и офицеров дивизии были награждены орденами и медалями. Дважды Москва салютовала гвардейцам за отличные боевые действия.
И еще один радостный итог. На знамени дивизии появился третий орден — орден Суворова. Теперь ее полное наименование звучало так: 62-я гвардейская Краснознаменная, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Звенигородская стрелковая дивизия.
В БОЯХ ЗА ВЕНГРИЮ
После завершения Ясско-Кишиневской операции наша дивизия в составе 21-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта П. И. Фоменко возвратилась в свою 4-ю гвардейскую армию, которая находилась в резерве Ставки Верховного Главнокомандования.
И вот уже два месяца мы стоим близ города Луцка. Получаем пополнение и новую технику, учим людей, учимся сами.
Чудесная это была осень. Ало-золотой, с темными пятнами хвои убор лесов виднелся на окрестных холмах. Глубокий тыл, тишина, ни грохота залпов, ни пулеметной трескотни. Казалось бы, можно расслабиться, почувствовать себя в безопасности. Но такого чувства не испытывали ни офицеры, ни солдаты. Тишина таила угрозу. В лесах бродили банды бандеровцев. В начале года в этих местах от их пуль погиб выдающийся советский военачальник, командующий 1-м Украинским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин. Бандеровцы вырезали целые семьи колхозников, убивали военнослужащих. В целях безопасности солдатам и офицерам вне расположения части разрешалось ходить только группами и с оружием.
Несмотря на это, дивизия жила обычной тыловой жизнью. Проводились штабные и тактические учения, солдаты-новобранцы проходили воинскую науку.
В один из погожих сентябрьских вечеров, когда я чаевничал у себя на квартире, вошел улыбающийся адъютант.
— Ты чего? — не понял я.
— Входите, — пригласил он кого-то, находившегося за дверью.
На пороге появился подполковник Михаил Дмитриевич Новиков, командир артиллерийского полка, раненный весной на подступах к Днестру.
Вытянулся, козырнул:
— Прибыл после излечения в госпитале для прохождения дальнейшей службы.
Такой же, как и прежде, — скуластый, широколицый здоровяк. Я встал, обнял его:
— О службе потом, садись за стол.
Просидели до полуночи, вспоминая былое.
…Пока мы находились в резерве, наш 2-й Украинский фронт через Румынию вышел к границам Венгрии и Югославии. Южнее, по румынско-югославской границе, развернул свои войска 3-й Украинский фронт.
Наблюдая за делами своих товарищей, мы приходили к выводу, что впереди — большая битва за Венгрию, за ее столицу Будапешт. И, скорее всего, в этой битве нам предстоит принять участие. Так оно и случилось.
Утром 20 октября, когда я просматривал какие-то ведомости, вошел начальник штаба Бисярин и подал мне приказ генерал-лейтенанта Фоменко, в котором говорилось, что 62-я гвардейская дивизия в составе 21-го стрелкового корпуса 4-й гвардейской армии перебрасывается по железной дороге в Румынию.
Прочитав приказ, я поднял взгляд на Бисярина:
— Значит, опять в бой, начштаба?
— Да, чувствую, на какое-нибудь горяченькое дельце, — ответил Бисярин и добавил с улыбкой: — Впрочем, на то мы и гвардейцы.
Поезда тогда ходили медленно, потому что разрушенные пути восстанавливались на скорую руку — лишь бы поскорее открыть движение, — и их часто приходилось чинить. Переезд в район боевых действий, в западную Румынию, занял больше двух недель. Последний эшелон выгрузился на станции Тимишоара 18 ноября. Здесь мы долго не задержались. Скрытно совершив двухсоткилометровый марш, передовые части дивизии 24 ноября заняли оборону на левом берегу Дуная, на участке западнее города Сомбор. Теперь 4-я гвардейская армия вошла в состав 3-го Украинского фронта, а командовать ею с 28 октября стал генерал армии Г. Ф. Захаров. Когда мы получили предписание занять оборону по восточному берегу Дуная, Бисярин заметил:
