— Саймон… — хрипло сказал Флар, жадно приоткрывая губы.

Его горящее лицо было потрясающе красиво. Я с удовольствием слился с ним в поцелуе, изредка двигаясь, чтобы подсластить и без того сладкий процесс. Цветки брызгались нектаром, лаская друг друга. В моём теле разливалась истома.

— Флар, как же это прекрасно… — прошептал я, теряя голос.

Инопланетянин слабо шевельнул губами, выгнулся всем телом. Я провёл ладонью по его груди и животу, покрытому испариной, прижался губами к солнечному сплетению. Его кожа была сладкой на вкус. Цветки сплелись ещё теснее. Флар тихо захныкал, приподнимая колени и запуская пальцы в сплетение стеблей.

— Тебе больно? — встревожился я.

— Нет… — простонал он, — мне так хорошо… даже слишком…

Я снова подвигался, инопланетянин приподнял колени ещё выше, отрывисто вскрикивая в ответ на каждое движение. Я понял, что трение о ту бархатистую штуку внутри него лишь подстегивает его желание, поскольку цветок становился активнее, когда я так делал: он извивался, и из него потянулись новые стебли, которые обвились вокруг моей талии и бёдер, щекоча кожу. Они слегка сочились и оставляли на коже прозрачные влажные следы. Они несильно скручивались вокруг моих яичек, стимулируя эрекцию, так что я сделал вывод, что цветку Флара хочется, чтобы я продолжал двигаться. Мой член был ещё слишком чувствителен после оргазма, и фрикции казались несколько болезненными, но мне не хотелось его разочаровывать.

Стебли между тем подобрались ещё выше, и их кончики проникли в меня, извиваясь внутри и щекоча мышцы. Раньше цветок так не делал. Я невольно вскрикнул и попытался их оттуда вытащить, но они вкрутились ещё глубже в ответ на грубую силу, я охнул и отдёрнул руку. Их шевеление внутри почему-то отозвалось притоком крови в члене и вылилось в энергичное продолжение секса. Флар без возражений принимал меня снова, но выглядел таким измученным, что мне стало его жаль.

— Флар, может, хватит? — предложил я, хотя ясно было, что цветок не позволит мне этого сделать, пока не получит столько удовлетворения, сколько ему требуется.

Инопланетянин лишь мотнул головой, прогибаясь ещё сильнее, по его телу прокатилась дрожь.

Стебли оставили в покое мой анус лишь полчаса спустя, когда я кончил ещё пару раз и тело Оркида уже было переполнено. Цветки тоже поутихли, так что я почти без труда освободился. Сперма полилась на постель, смешиваясь с золотистой слизью, которой тут было полно. Я на вытянутых руках стоял над Фларом и созерцал всё это безобразие. А вот цветок Оркида выкинул новую метаморфозу: его сердцевина вытянулась в длинную пористую штуковину, плюхнулась в лужицу спермы, моментально распухла, вбирая в себя её — как губка! — и втянулась обратно в цветок, который тут же спрятал все стебли и плотно закрылся.

— Он раньше никогда так не делал, — растерянно сказал я, заваливаясь рядом с Оркидом и потирая пятую точку, растревоженную стеблями.

— Симбиоз… — кажется, пробормотал Флар.

До Земли оставалось всего-ничего.

Думаю, у экипажа возникали сомнения насчёт того, почему я до сих пор жив, но они всё же пытались убедить меня остаться с ними на станции и не высаживаться на планету, называя это самоубийством. Но я-то прекрасно знал, что теперь смогу сделать это без проблем: я ведь больше не был человеком.

А вот на станции мне было всё неуютнее: дышать с каждым днём становилось труднее. Я задыхался и чувствовал себя относительно сносно лишь в теплице, вдыхая резкий запах удобрений, который теперь не казался мне таким уж противным. У Флара были похожие проблемы, хотя он в этом долго не признавался.

Плоды увеличились в размерах, так что едва помещались в аквариумах: Оркид то и дело подливал им питательную жидкость, но они быстро впитывали её в себя и становились ещё ярче. Тогда Флар перестал их подкармливать, и они сменили свой цвет на более приглушённый.

— Им нужна земля, — объяснил инопланетянин. — Я пока искусственно приторможу их развитие, иначе они начнут переваривать самих себя.

— Ничего, скоро долетим, — пробормотал я, проводя ладонью по стеклу.

Флар обвил меня сзади руками и уткнулся лицом мне в спину:

— Из тебя получится отличный родитель.

— Из тебя тоже, — улыбнулся я, а самого прямо-таки распирало от гордости.

И вот мы достигли Солнечной системы. Увидев знакомые мне с детства планеты, я почему-то расторгался и едва сдерживал слёзы, когда мы пролетали мимо них (экипаж, полагаю, думал лишь о том, что скоро избавится от нашего присутствия и сможет вернуться к исследованиям.). Для Оркида они были в диковинку, особенно Сатурн с его кольцами. Юноша подолгу стоял возле иллюминатора, разглядывая планеты. А Венера его вообще расстроила.

— Как Лилиара… — пробормотал он, отворачиваясь и пряча лицо в ладонях.

Впрочем, инопланетянин быстро отошёл и рассказал мне, что планетарная система оркидов похожа на нашу, только солнце у них было в два раза больше нашего, а планет, наоборот, меньше. Причём, у них было два солнца, а не одно.

Луна тоже поразила его воображение. У Лилиары лун не было, и ночи в истинном смысле тоже: солнца сменяли друг друга, и на планете всегда был день. Думаю, как раз из-за этого их планета и погибла: вспышки на солнцах привели к аномальной засухе, растительность высохла, а оркиды вымерли.

И конечно же Земля!

Когда я увидел её, я заплакал. Разом вспомнилось всё, что я пережил до своего знакомства с Оркидом: и Конец света, и гибель отца и вообще всего человечества. Всплыла перед глазами та красная пелена, заслонившая планету и в один миг уничтожившая жизнь на ней. Флар успокаивающе прижался к моему плечу. Я выдохнул, вытер слёзы и сказал:

— Земля.

Экипаж уже начал шушукаться, как и где нас высадить.

Но меня не оставляло чувство, что с Землёй, которую я увидел, было что-то не так. Чем-то она отличалась от той планеты, что я знал всегда. Я отстранил Оркида и подошёл ближе к иллюминатору, пытаясь понять, что меня тревожит.

— Что-то не так? — недоуменно спросил Флар.

Я прижал ладонь к стеклу:

— Материки.

— Что с ними? — не понял начальник станции.

— Их нет.

Люди бросились к иллюминаторам, услышав это.

Да, вот почему Земля показалась мне какой-то странной! Она была голубая, без единого тёмного пятнышка. Но это так отличалось от снимков, полученных со спутника!

— Может быть, суша осталась в другом полушарии? — предположил инженер, подумав.

— Да, наверное! — Я ухватился за эту мысль и перевёл Оркиду: — Давай выйдем на орбиту и облетим вокруг планеты.

Флар кивнул. Экипаж побастовал немного, но в итоге вынужден был смириться: управлял-то станцией всё равно Оркид.

Корабль заглушил двигатели и стал медленно вращаться по орбите вокруг Земли. Я стоял, прижавшись лбом к иллюминатору. Под нами проплывали бесконечные синие пространства, отличающиеся лишь оттенками синевы, и не было ни единого зелёного пятнышка, ни единого кусочка суши. Эта голубая планета оказалась абсолютно чужой мне. Земли, которую я знал, больше не существовало.

В бесконечном космическом пространстве вспыхивали и гасли звёзды. Это умирали и возрождались планеты.

Мёртвые камни сталкивались и притягивались, образовывая новые космические тела, которые однажды станут или не станут новыми планетами. Кометы ударялись в них, разрушая их или сплавляя их ещё прочнее, или вовсе пролетали мимо, чтобы вернуться через тысячи лет и увидеть, что с ними стало.

Чёрные дыры затягивали целые галактики в свои сети. Солнца загорались и гасли. Планеты замерзали или сгорали.

Это длилось миллионы световых лет, пока наконец не образовалась Солнечная система и на планете, ещё не имевшей названия, не зародилась жизнь.

И снова вспыхивали и гасли звёзды, и кометы пролетали мимо, и астероиды грозились упасть и вызвать глобальные катастрофы…

И вот Земля погибла, чтобы возродиться и… снова погибнуть. Слишком мрачное окончание истории, не правда ли?

Станция медленно кружила по орбите вокруг голубой планеты. Я не мог оторвать глаз. Одна сплошная вода и никакой зелени! Мы сделали уже почти полный круг, но до сих пор ничего не увидели, кроме синевы.